Выцветание красного. Бывший враг времен холодной войны в русском и американском кино 1990-2005 годов - Елена Гощило

вниз по стене здания, перемахивает через забор из проволоки и спрыгивает на другую сторону, затем спотыкается, повреждает ногу, ругается и падает на землю. Когда он снимает маску, мы видим лицо на тот момент уже 61-летнего Джина Хэкмена, и в следующей сцене фильма к разочарованию зрителя выясняется, что этот персонаж работает в мире «промышленного шпионажа». Нацепивший к тому моменту очки Бойд прохлаждается в ожидании своей очереди в косметической компании «Максин Грей», чтобы раскрыть ее руководству секрет «увлажняющего средства, тонального крема и блеска для губ» конкурирующей фирмы. Вдруг он замечает, что молодой «ботаник»-компьютерщик, сидящий в очереди за ним, получил доступ к той же самой информации посредством хакерского взлома, легко заткнув его за пояс с его супергеройскими способностями[149]. Позже пародийный оттенок также появляется в сексистском «мужском» языке, который Грушенко использует в конце сцены обеда, – бросая вызов Бойду утверждением о потере Америкой ее роли полицейского времен холодной войны. Практически сразу после упоминания о возвышении Японии он добавляет в стиле Рэмбо: «Чью задницу вы, американцы, собираетесь пнуть сейчас?» И если кривая усмешка Бойда – «У нас всегда есть Фидель» – подчеркивает зависимость США от их антикоммунистической самоидентификации, то последующее заявление Грушенко, что у русских тоже «всегда есть Фидель», подчеркивает переплетение мужской и национальной мачистской гордости по обе стороны идеологической пропасти. Общий смех превращает сказанное обоими в шутку.

В остальной части фильма Бойду, которого Гриссом презирает как «старика», дается возможность в достаточной мере проявлять свои физические способности, чтобы опережать врагов, стреляя, бегая и бросаясь в воду, а также запрыгивая на поезд и спрыгивая с него – последнее, впрочем, явно не без труда («Ох, парень, я слишком стар для этого»)[150]. Как и Марко Рамиус в «Охоте за “Красным Октябрем”», Бойд обладает скорее опытом и мудростью человека среднего возраста, чем пиротехническими способностями крутого парня (за исключением, возможно, его участия в перестрелке на Эйфелевой башне, впрочем, ограниченного долями секунды). И хотя Грушенко, воплощенный 43-летним Барышниковым, выглядит явно лучше, в фильме он лишен какой-либо возможности проявить себя. Если в «Белых ночах» его телосложение идеально натренированного танцора включало некоторую фетишизацию мужского тела, то в этом фильме присутствует лишь один-единственный момент, который приближается к «гипер-зрелищу мускулистой мужественности» – когда он появляется в домашнем виде, одетый в боксерские трусы и майку [Holmlund 1993: 222]. Возможно, ничто в фильме не указывает на это упорное снижение образа мускулистого крутого парня так ярко, как кража обоими героями автомобиля, – впрочем, не участвующего после этого в скоростной погоне, – а затем двух велосипедов, на которых они спокойно, как старые друзья, едут по направлению к дому Файзала. Более того, когда Грушенко, спасая Бойда от взрыва у дверей начиненного взрывчаткой дома, с расстояния стреляет в дверной звонок, ощущения идеально меткой стрельбы отнюдь не возникает: в цель он попадает только с третьего выстрела. Композиция сцены добавляет визуальный комментарий к супер-героике: пока Грушенко прицеливается, стоя спиной к камере, наконец становится заметно, что именно изображено на его украденной куртке (ранее появлявшейся в кадре только мельком) – это Супермен, поверх которого написано «Горбимен». Даже если из этого можно сделать вывод, что супермены существуют только в мультфильмах, куртка все же служит напоминанием об идеологическом прогрессе тех лет, благодаря которому Горбачев стал реальным героем (или «человеком года» – в 1990 году)[151]. Очевидно, что именно в следовании за Горбачевым в направлении международного сотрудничества Бойд и Грушенко наилучшим образом демонстрируют «моральный облик» своих стран.

Логотип с «Горбименом» на куртках Бойда и Грушенко в шуточной форме передает героизм отказа от холодной войны ради русско-американского сотрудничества

Бойд и Грушенко у Мейера очевидно в меньшей степени являются мачо, нежели многие другие герои боевиков, приведшие к обесцениванию международного имиджа Америки; настолько гомосоциальные, насколько это позволяет жанр бадди-фильма, они разговаривают о бейсболе[152], курят сигары и вместе выпивают, а также постоянно обмениваются многозначными шутками, в которых «явный антагонизм между двумя мужскими эго прикрывает скрытую связь между мужчинами» [Easthope 1990:90]. Например, в сцене стрельбы в дверной звонок, после того как Грушенко промахивается, Бойд, в очередной раз снижает пафос мачизма, спрашивая его: «Не кажется ли тебе, что ты немного театрален?» – и грубоватый ответ Грушенко одновременно указывает на связь между ними: «Кто-то же должен позаботиться о тебе». Как это часто бывает, шутки переходят в гомоэротическое напряжение, которое здесь, похоже, прогрессирует от острой гомофобии к принятию мужской близости. Во-первых, во время ужина в Берлине, обращение Грушенко: «Не мог бы ты просто отпустить меня? Или иди со мной», – вызывает сердитое замечание Бойда: «Что это значит? Я должен сбежать с тобой?» Чуть позже, отведя Грушенко в сторону и парируя его вопросы, Бойд ворчит: «Ты мне понравился больше, чем он». Передвигаясь по Берлину, они впервые начинают говорить о своей паре «мы»; когда Грушенко наставляет на Бойда пистолет, тот вклинивает в шуточный разговор печальную фразу: «Я думал, что мы друзья»; после того как Грушенко спасает Бойда от взрыва, тот дразнит его, называя сентиментальным русским. А затем фильм неожиданно показывает их вместе на откидной кровати, – в тайном укрытии Хорста, где им удалось скрыться от Флинна и полиции, – и реплика Грушенко «Тебе было хорошо?» хоть и выглядит здесь насмешкой, однако наводит на размышления. Сразу же после этого провокационного эпизода сценарий переносит мужчин на улицу красных фонарей, где их совместная прогулка в типичной манере бадди-фильма акцентирует их гетеросексуальность, но на фоне значительного гомоэротического напряжения.

Но по сути дела и здесь, и в других сценах Мейер не особо озабочен «охраной» [Holmlund 1993: 221] гетеросексуальности своих героев, точно так же, как и показом мачизма. С одной стороны, ироничный комментарий Грушенко о проститутках как «плодах демократии», похоже, в большей мере является следствием характерного для него посткоммунистического осуждения, нежели либидо мужчины, который семь лет провел в тюрьме. С другой стороны, через несколько мгновений оба попадают в ночной клуб трансвеститов – по-видимому, весьма удачное место для того, чтобы спрятаться, но помимо этого место, где доминируют однополые предпочтения и где размываются социальные границы, что дает интересный комментарий по поводу прогрессирующего сближения героев. Кроме того, здесь вновь продолжается оспаривание маскулинного господства: подслушав нетерпеливую реплику Бойда «Эллиот, попридержи свой член!», обращенную по телефону к впавшему в милитаризм Джаффе, два трансвестита реагируют на нее: «Ооо!» Можно сказать, что фильм практически служит подтверждением фрейдистской теории, согласно которой паранойя возникает из-за гомофобии[153]: то есть