Шальные деньги - Андрей Воронин

С доктором Кругловским Кривошеев столкнулся на крыльце административного корпуса. Он даже негромко вскрикнул от неожиданности: лишь только тронул ручку двери, как та сама отворилась. Виктор Феликсович, не рассмотрев, кто стоит на крыльце, тоже отпрянул.

– Ну вы и напутали меня, – выдохнул психиатр. Договаривались у ворот встретиться. Кирилл Андреевич изобразил на лице улыбку.

– Наверное, я немного раньше приехал.

– Нет, это я задержался, по телефону болтал.

– Пусто здесь у вас, безжизненно, – проговорил полковник налоговой службы.

– Нас сейчас только трое в доме, персонала не хватает, особенно на ночные дежурства.

– Он здесь? – спросил Кирилл Андреевич.

– Конечно.

Сердце у Кривошеева забилось быстро и неровно.

– Вы не волнуйтесь так, – психиатр взял Кирилла Андреевича за локоть. – Больные, они чужое волнение сразу чувствуют. Если человек не в себе, то и больные начинают нервничать, а слушаются они только уверенных в себе людей. Дай им ощутить слабину – вмиг наглеют.

Мужчины медленно поднимались по крутой деревянной лестнице на второй этаж. Перед дверью, выкрашенной белой краской, они остановились.

– Ну вот вы и дождались. Психиатра даже немного забавляло то, как волнуется Кривошеев.

– Он узнает меня?

– Откуда? – хихикнул Кругловский. – Он своего отражения в зеркале уже несколько лет не видел. Человеку вообще свойственно не помнить своего лица.

– Я готов, – одними губами нервно проговорил Кривошеев.

– Что ж, тогда заходите.

Кругловский широко отворил дверь. Комнату освещала настольная лампа, стоявшая на письменном столе. Ее колпак был приподнят так, чтобы свет падал лишь на мужчину, сидевшего у стены на стуле. Когда дверь отворилась, больной приподнял голову и прижмурился, пытаясь рассмотреть, что же творится за пределами конуса света, в котором он находился уже около часа. Брат Кривошеева глупо улыбнулся, продемонстрировав ровные белые зубы.

– Стоматолог постарался на славу. Это лучшее, что можно сделать в нашем городе, – шепотом сказал Кругловский, подталкивая Кирилла Андреевича к центру комнаты.

Брат Кривошеева сидел, положив руки на колени. Перемены в нем произошли разительные. Теперь он почти не выглядел сумасшедшим. Волосы были аккуратно подстрижены – точь-в-точь, как у самого Кирилла Андреевича. Даже морщины на лбу немного разгладились.

– Удивительная вещь, – шептал Кругловский, – у него даже конфигурация морщин такая же, как у вас. Я попросил нашего парикмахера, одного из наших пациентов, чтобы подстриг его по вашему подобию. По-моему, неплохо получилось. Я психологию близнецов хорошо знаю, они во всем стремятся быть одинаковыми.

Наконец Кривошеев нашел в себе силы шагнуть в пятно света и машинально протянул руку.

– Привет, – сказал он.

Брат Кривошеева, Евгений, медленно поднялся, посмотрел на протянутую ему ладонь. Наморщил лоб, пытаясь припомнить, что же следует делать в таких случаях. Уже пятнадцать лет, как никто не подавал ему руки. Глаза его загорелись, он радостно вцепился в ладонь брата и принялся ее трясти.

– Здравствуйте, – радостно проговорил он. Тут сумасшедший почувствовал испуг человека, стоявшего перед ним, отдернул руку, чуть присел, согнув колени, и снизу вверх заглянул в его глаза.

– Где-то я вас уже видел, – задумчиво прошептал он.

– Все хорошо, – вкрадчиво сказал Кругловский, – садись и отдыхай, жди нас.

Кривошеев стоял и, не отрываясь, в упор смотрел на брата.

– Выйдем, я дам вам пару советов. Психиатр умудрялся говорить так, что слышал его лишь Кирилл Андреевич. Повинуясь настойчивости Кругловского, Кривошеев вышел в коридор.

– Вы даже дверь не запираете?

– Он смирный; если ему сказали сидеть и ждать, он целую неделю с места не сойдет.

Главврач психиатрической лечебницы и Кривошеев устроились в коридоре на старом кожаном диване.

– Я понимаю, – говорил Кругловский, – родственникам всегда тяжело смириться с тем, что их близкие неадекватно реагируют на окружающий мир. Им всегда хочется верить, что человек сможет выздороветь. Я честно вам признаюсь: шансов у него на это практически никаких.

– Да, знаю, – тихо ответил Кривошеев.

– Если вы собираетесь лечить его у других психиатров, то берегитесь тех, кто требует за это большие деньги. Он быстро вспомнит многое из того, что умел раньше: пользоваться ножом и вилкой, бриться, пожимать руку, говорить дежурные любезности, но прежним он уже никогда не станет. Он – видимость человека. Я говорю не слишком жестко? – спохватился психиатр.

– Нет, – покачал головой Кривошеев, – правда всегда лучше лжи.

– Вы его первое время ни о чем не просите, только требуйте. Он привык слушаться, привык выполнять команды и приказания.

– Вот деньги, – глядя поверх головы психиатра, сказал Кривошеев и достал из папки полиэтиленовый пакет с пятью пачками долларов.

– Даже не знаю, как вас благодарить. Это слишком много, хватило бы и меньшей суммы. Брат все-таки – дело святое.

– Не отказывайтесь.

Кругловский, волнуясь, принял деньги и произнес:

– Я на вас наживаюсь, Кирилл Андреевич. Ваш покойный отец многое сделал для нашей лечебницы.., а теперь.., вы. Я понимаю ваше состояние: вы хотите откупиться от судьбы.

– Да, я поступаю так, как дающий милостыню калеке в подземном переходе. Плачу за то, чтобы судьба сберегла меня.

– Хотите расплатиться с судьбой, а почему-то платите мне.

– Мне так удобнее.

– Если вы передумаете, часть денег я вам обязательно верну.

– Ни за что, – Кривошеев поднялся. – Я уже могу его забрать?

– Пожалуйста.

Кирилл Андреевич остановил психиатра перед самой дверью.

– Я хочу попробовать убедить его без вашего участия.

– Не убедить, а приказать, распорядиться. Будьте настойчивее.

Брат Кривошеева сидел в той же позе, в которой его оставили.

– Встань, – твердо произнес Кирилл Андреевич.

Брат повиновался.

– Идем со мной.

Брат, как привязанный, двинулся за Кириллом Кривошеевым.

– Если что, звоните… – приговаривал Кругловский, выходя вместе с братьями на крыльцо.

– Дальше мы сами.

Кирилл Андреевич попрощался с психиатром и зашагал к воротам. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не обернуться, прислушивался, идет ли брат за ним. Тот не отставал ни на шаг.

– Машина, – услышал Кирилл Андреевич.

– Садись.

– Твоя? – спросил брат.

– Моя.

Брат Кривошеева сел и секунд на пять задумался.

– Раньше такое уже было, – проговорил он и пристегнулся ремнем безопасности.

"Вспоминает, – подумал Кирилл Андреевич, – все, что человек когда-то умел, из него ничем не выбить”.

– Кто ты? – спросил брат.

– Твой новый доктор, – выдавил из себя Кирилл Андреевич и зло нажал на стартер.

Первые километры брат Кривошеева восторженно осматривался: то опускал боковое стекло, подставляя лицо ветру, то поднимал его. Перед самой Москвой дотянулся до радио, перебирал пальцами кнопки, ручки настройки, но так и не включил его.

– Выходи, – сказал Кирилл Андреевич. Брат повиновался. Они молча поднялись к двери квартиры, снятой Кривошеевым.

– Будешь жить здесь, – закрыв дверь, сказал Кирилл Андреевич.

– Красиво.

– Никому не открывай. У меня есть ключ. Брат кивнул. Кривошеев сварил кофе, разложил по тарелкам еду и, вспомнив слова Кругловского, положил приборы. Сумасшедший принялся есть руками, но, встретив строгий взгляд брата, тут же взял нож и вилку. Услышав звучную отрыжку, Кривошеев брезгливо скривился:

– Больше так не делай.

– Хорошо.

Кирилл Андреевич заставил брата переодеться, сам повязал ему галстук, помог надеть пиджак.

– Руку, – скомандовал он.

Когда приказание было выполнено, прищелкнул к запястью брата браслетом портативный компьютер.

– Выходим.

Сумасшедший не спрашивал, зачем и куда они идут, послушно следовал за братом.

– В машину, на заднее сиденье. Евгений сел.

– Возле тебя окажутся чужие люди, – наставлял брата Кирилл Андреевич. – Что бы тебе ни говорили, отвечай одно – голова болит, но теперь лучше, лекарство помогло. Повтори.

Брат повторил. Голос казался Кириллу Андреевичу чужим, но он знал: голоса у них очень похожи. Самого же себя человек слышит искаженно, поэтому и не узнает свой голос, записанный на магнитофон или спародированный подражателем.

Кирилл Андреевич в один момент понял: брат отлично поддается дрессировке и уже усвоил тот необходимый минимум, который он хотел в него вложить. На сегодня хватит.

Они вновь поднялись в квартиру и уселись за кухонным столом. Убогость снятой квартиры на умалишенного не производила ровным счетом никакого впечатления. За время пребывания в сумасшедшем доме районного городка он привык ко всему.

Он даже не среагировал, когда по столу быстро промчался огромный таракан. Кривошеева же передернуло, он поморщился и спросил у брата: