Новые приключения Гулливера - Даниэль Мусеевич Клугер

Измазавшись с ног до головы травяным соком и немного затупив тесак о толстые тугие стебли, я дошел до огромной проплешины, оставленной телом убитого, и немедленно приступил к осмотру. Своеобразная площадка, оставленная упавшим фрискандом, как я и предположил с самого начала, оказалась в длину двадцать три ярда и в ширину восемь с половиной ярдов. Я порадовался тому, что не утратил глазомер.

Со стороны казарм — откуда, по всей видимости, пришел Цисарт, стебли были поломаны в меньшей степени, чем с противоположной. Размышлять над тем, что это означало, я не стал. Времени в моем распоряжении было слишком мало. Почти бегом добежал я до ямы, черневшей в дальней половине лужайки. Она была узка и достаточно глубока, а траву вокруг нее сплошь покрывали крупные бурые пятна, каждое размером два-три дюйма. Я сообразил, что вижу капли засохшей крови фрисканда; яму же оставило острие шпаги, вышедшей из его груди. Чтобы измерить глубину этого следа, я воспользовался одним из сломанных стеблей. Измерение показало, что шпага вошла в землю на целый ярд.

Затем я прошел к узкой стороне площадки — туда, где трава была примята сильнее. Меня заинтересовали несколько примятых травинок, которые ранее находились как раз рядом с губами убитого. На них осталось несколько капель кровавой и тоже засохшей пены, выступившей, по всей видимости, в момент злодейского убийства. Мне показалось странным, что здесь кровь по цвету отличалась от той, которая брызнула из самой раны. Кроме того, мне показалось, что пятна, помимо запаха крови, сохранили еще какой-то запах, показавшийся мне смутно знакомым. Он был вполне явственным для меня, но вряд ли на него обратил бы внимание туземец. Как я уже говорил, великаны были куда менее чувствительны к звукам и запахам, чем я, что, впрочем, нисколько меня не удивляло. Я помню, как мой знакомый лилипут однажды сказал, что с трудом преодолевает отвращение, которое вызывает у него запах моего тела (хотя я старался соблюдать чистоту), а от слов моих, если я не говорил шепотом, он постоянно глох, даже находясь на значительном от меня расстоянии. Оказавшись в мире существ, настолько же превосходивших меня размерами, насколько я — лилипутов, я испытывал то же самое. На всякий случай я отрезал тесаком кусок травинки, а затем повторил то же самое с травинкой из середины лужайки. Оба куска размерами примерно два дюйма на два я аккуратно положил в кошель, висевший на поясе.

Судя по высоте солнца весь осмотр занял не менее двух часов. Надо было торопиться: вдали уже слышались голоса садовников и лай их собак. С последними мне хотелось встречаться менее всего. Перед тем, как покинуть парк, я измерил следы — и Цисарта, и Бедари, и того караульного, который, как я предположил, приближался к телу и частично перекрыл следы фрисканда. Первый оказался длиною 12 футов 6 дюймов, второй — 15 футов и 9 дюймов, третий — ровно 13 футов. При измерении следов Цисарта я обратил внимание на то, что они выглядели не совсем обычно — словно фрисканд перед каждым шагом медлил, в связи с чем чуть покачивался с каблуков на носки. Это показалось мне странным, и объяснить такое поведение я не мог. Еще раз пройдя по следам фрисканда, я обратил внимание и на то, что между следами трава тоже была заметно примята. Не в такой степени, как под сапогами офицера, но вполне заметно для меня — опять-таки, в силу большей остроты зрения. Поколебавшись, я собрал две охапки поломанных и смятых травинок: одну — из характерных для очевидных следов Цисарта, вторую — для едва заметных.

Еще раз окинув взглядом обширное поле, ставшее местом ужасного преступления, я заторопился во дворец, неся на плечах две охапки травинок. Вне всякого сомнения, моя нянюшка не сомкнула этой ночью глаз. Я должен был постараться ее успокоить.

Путь к дому фрейлин был неблизким. Шагая по тропинке — мне она представлялась широкой неровной дорогой, с ухабами и камнями, я размышлял над тем, что мне удалось сегодня узнать. А узнать довелось немало: теперь в моей памяти сохранялась картина убийства так, словно я видел ее собственными глазами. Правда, четкость этой картины в некоторых моментах была нарушена, и эти нарушения, эти неясности должны были проявиться при участии Глюмдальклич. Например, судя по следам, Цисарт и Бедари должны были оказаться лицом к лицу; однако же обвиняли дригмига в том, что он заколол фрисканда в спину. Собственно, и сам Бедари говорил о шпаге, торчавшей в спине его командира. Мне казалось, что я уже по тому, что увидел, могу опровергнуть обвинение, по крайней мере в этой части. Бедари, если только он не летал по воздуху, никак не мог оказаться позади Цисарта. Не мог я объяснить и слабозаметные следы, частично перекрывавшиеся четкими следами фрисканда.

Я добрался до дома без особых приключений, незамеченным юркнул мимо грозных стражников, охранявших покой королевских фрейлин, и вскоре стоял перед доброй моей нянюшкой, пребывавшей в крайне встревоженном состоянии. Как я и предполагал, она не спала всю ночь. Увидев меня — а я был перепачкан травяным соком и кровью проклятой крысы, да еще явился с двумя охапками поломанных травяных стеблей на плечах, — Глюмдальклич испуганно ахнула. Несмотря на обеспокоенность судьбой Бедари, она быстро налила мне в специальную лохань теплой воды и настояла, чтобы я прежде привел себя в порядок.

Я подчинился, смыл с себя грязь, почистил тесак, переоделся в чистое платье, сел в кресло и лишь после этого изложил ей содержание беседы с Бедари, а также рассказал об осмотре места преступления.

— Что же нам делать? — спросила она в отчаянии, к которому все-таки примешивалась некоторая толика надежды.

— Прежде всего, — сказал я, — вы должны добиться, чтобы его величество назначил вас защитником Бедари на предстоящем суде.

Глюмдальклич широко раскрыла глаза.

— Но я же никогда не выступала в суде! — воскликнула она. — И я не представляю себе, как и что следует делать!

На это я ответил, что, занимаясь в королевской библиотеке, неплохо изучил систему правосудия Бробдингнега и вполне готов к выступлению в суде.

— Но боюсь, что мне, как иностранцу, могут не позволить это сделать, — пояснил я. — Поэтому в суде будете выступать вы, Глюмдальклич, а я стану вашим помощником. И не бойтесь ничего, — добавил я. — Главное — уверенность в собственной правоте. Сегодня среда, а по средам его величество имеет обыкновение беседовать со мною. Я постараюсь его убедить в том, что