Заградотряд. «Велика Россия – а отступать некуда!» - Сергей Михеенков

– Молодчина, молодчина, Егоза, – погладил ее Хаустов. Он наклонился и медленно подбирал поводья, одновременно слушая лес и тишину, разом обступившую их.

Он ждал выстрелов из леса. Он не верил, что немцев здесь всего двое. Не приняли открытый бой, затаились. Разведка. Побаиваются, осторожничают – на чужой территории. Ждут удобного момента.

Хаустов выждал еще мгновение – тянулось оно долго, выматывая нервы и лишая самообладания – и толкнул Егозу каблуками. Лошадь послушно пошла обочиной, ускоряя шаг.

Раненный в переднюю ногу на вершок выше колена конь встал и, хромая, бродил по зарослям придорожного ивняка. Стрелявшие в точности исполнили задуманное: ни одна из выпущенных пуль не задела седока. Майор, начальник штаба истребительно-противотанкового артполка, лежал под березой, оглушенный умелым ударом по шейным позвонкам, и медленно приходил в себя. «Древесные лягушки» лежали рядом. Казалось, они и теперь, с простреленными головами, не хотели отпускать свой трофей. Они обступали майора с двух сторон и, выбросив вперед руки, все еще охраняли занятое пространство. И только отверстия в стальных шлемах на затылочной части, почти одинаковые, свидетельствовали о том, что для них все кончено.

Хаустов позволил Егозе сделать еще несколько шагов вокруг лежавших на снегу, перемешанном с бурой листвой, и натянул повод. Лошадь послушно остановилась и тоже прислушалась. Теперь они были единым существом, которое все еще не доверяло тишине осеннего леса и тому, что новые выстрелы не нарушат ее через мгновение.

Артиллерист попытался встать, но не смог, сел и устало смотрел по сторонам. Потом поднял затоптанную фуражку и начал отряхивать с нее прилипшую грязь и листву. Обнаружив пустую кобуру и оборванный ремешок пистолета, начал обшаривать убитых. Свой «ТТ» он нашел за пазухой у одного из немцев. У него же он забрал «ППД».

– Держитесь за стремя, товарищ майор, – сказал ему Хаустов; он все еще держал винтовку на изготовку, крутил головой, беспокойно оглядывался, вырывая из пространства, окружавшего их, то куст можжевельника, то сгорбившийся пень, то залегшую поперек просеки полусгнившую ель. Хаустов знал еще по первой войне, что, если разведчики разделились и под огонь попала одна из групп, другие придут на помощь. Значит, немцев можно было ждать с минуты на минуту.

Майор что-то сказал. Речь его еще не восстановилась. Он это почувствовал и сделал повелительный жест рукой, что, должно быть, означало, чтобы Хаустов отдал ему коня.

– Хватайте, майор, стремя и держите изо всех сил! – крикнул он и толкнул каблуками лошадь.

Майор уже стоял на ногах.

– Быстро! – Хаустов выхватил у него из рук автомат и пустил Егозу легкой рысью.

Майор-артиллерист бежал рядом. Ноги его заплетались. Он матерился, скрипел зубами, но стремя держал крепко.

Лейтенанты их ждали на краю поля. Они недоверчиво поглядывали на Хаустова. Один из них тут же молча спешился и с терпеливой виноватой услужливостью держал стремя, пока майор садился в седло.

Поскакали дальше. Хаустов впереди, за ним майор. Лейтенанты, пересев на одну лошадь, немного отставали. У одного из них была перевязана голова. Свежий бинт белел, словно снег на льду.

Хаустов время от времени поглядывал на автомат, висевший у него на груди. Автомат был знакомый, с тремя насечками на шейке приклада. Он сразу его узнал, еще в лесу, когда разглядывал убитых немцев.

Пока Хаустов ездил с донесением на разъезд, Третья рота отошла к последней своей траншее.

Окопы опоясывали небольшую деревню с запада и северо-запада. На огородах окапывались артиллеристы, устанавливая «сорокапятку» на прямую наводку. Орудие и свои ячейки они замаскировали картофельной ботвой.

Старшего лейтенанта Мотовилова они отыскали в крайнем доме у пруда. Хаустов доложил о прибытии. Протянул ротному автомат, взятый в лесу.

– А где Плотников? Где разведчики? – тут же спросил Мотовилов, видимо, уже все поняв.

– Автомат взяли у одного из убитых. Оба одеты в камуфляжные куртки с капюшонами и такие же бриджи. Вооружены автоматами. У одного был «ППД» сержанта Плотникова.

– Ладно, Хаустов, потом поговорим. Ты, давай, вот что: сходи на кухню, поешь, а потом – сюда, ко мне. И второго снайпера позови. Разыщи ополченца Коляденкова. Его тоже сюда. Всем иметь полный боекомплект. Задание вам будет. Особой важности.

Глава тринадцатая

Боевые охранения молчали. Немцы, должно быть, почуяли подвох, видя, как противник легко, без боя отступил в глубину своей обороны, и потому продолжали сосредоточивать свою авангардную колонну в районе Малеева. Вперед выдвинули только боевые охранения и патрулей на мотоциклах. Возможно, ждали авиационной поддержки. Но больше их самолеты не появлялись. Облака снова опустились, шурша по полю то дождем, то мокрым колючим снегом.

Зато где-то в полдень, когда артиллеристы только-только закончили разведку местности и собрались уезжать, со стороны Серпухова появился тихоходный Р-5. Биплан вначале пролетел стороной, потом сделал разворот над полем, совсем немного не дотянув до второй траншеи, где Мотовилов оставил боевое охранение с двумя пулеметами, и вернулся к деревне. Над деревней пилот, видать, намеренно выключил мотор, высунулся из кабины и крикнул:

– Эй, пехота! Какая деревня? Екатериновка? Или Малеево?

– Ты что, слепой?! Екатериновка! – ответили снизу.

– Спасибо пехоте! – снова заговорили человеческим голосом облака.

– Пошел ты к черту! – ответили снизу.

Мотор после этого непродолжительного диалога снова резко дернул и поволок биплан над лесом. Но немного погодя он вернулся, и снова мотор его на какое-то время заглох.

– Кто в Малееве? – крикнул летчик, свесившись из открытой кабины и поблескивая квадратами очков.

– Немцы! Немцы в Малееве! – закричали снизу. – Слетай, сам посмотри!

Биплан развернулся над полем и ушел в сторону Серпухова. Бойцы поправляли окопы, маскировали курганы над землянками, курили, ворчали:

– Сталинские соколы…

– На разведку прилетал.

– Разведчик. Он бы еще у местных баб спросил…

– Хоть бы бомбу-другую на Малеево кинул, и то – поддержка.

– Ладно, – шутили другие, – хоть поговорил.

Но зря в окопах бранили сталинских соколов. Не прошло и часа, в Екатериновку примчалась полуторка. Из кабины выскочил капитан и приказал Мотовилову срочно отвести к деревне все свои подразделения, а также выделить для охраны пусковых установок гвардейских минометов взвод с лейтенантом и тремя пулеметами.

– У нас, товарищ капитан, во всей роте три исправных пулемета, – ответил Мотовилов и уточнил: – А чей это приказ? Моя рота имеет приказ удерживать большак до подхода основных сил дивизии. Функции охраны, надо полагать…

– Это приказ командующего армией генерала Захаркина, – тут же напряженно отчеканил капитан.

С одной стороны, думал Мотовилов, охранять батарею «катюш» – не их, Третьей роты, дело. С другой: «катюши» сейчас хорошенько ударят по Малееву, и им здесь, в окопах, станет чуточку полегче. Немцам опять собьют рога. А там, глядишь, и полки подойдут. Опять же и истребительно-противотанковый полк успеет встать на огневые. Да и приказ генерала Захаркина, которого Мотовилов знал лично еще с тридцать восьмого года, не выполнить было нельзя. Иначе до конца войны ходить Мотовилову в старших лейтенантах. Так что со всех сторон выходило, что взвод в распоряжение капитана нужно было выделять. Но если гвардейцы не успеют, промешкают с развертыванием или лупанут мимо, как это не раз было, ему со своим контингентом умственного труда здесь не удержаться. Или придется в лес бежать, как старшине Звягину, или…

– Багирбеков! – окликнул он командира первого взвода. – Строй свой взвод возле конюшни! Пулеметы и все взводное хозяйство – с собой. В распоряжение капитана Бродникова. После выполнения задания – бегом назад.

Лейтенант Багирбеков браво козырнул и побежал по траншее:

– Первый взво-од!..

С такими лейтенантами – и отступать… Мотовилов проводил взглядом стройную, туго затянутую ремнями фигуру взводного, отметив, что окопная жизнь, как это часто случается, не наложила ни на внешний вид, ни на настроение его взводных командиров того дурного отпечатка, который свидетельствует о том, что войско, как винтовку, лишенную заботы, тронула ржавчина разложения, страха и душевной апатии. Мотовилов знал, что бойцов в первую очередь необходимо хорошо кормить. Сытого солдата поставить по стойке смирно легче. Запас продовольствия, привезенный, а точнее, принесенный на своих плечах из-за Оки, подходил к концу. Хаустову, который ушел сопровождать артиллеристов, он приказал: если те не заберут раненого коня, привести его сюда, в Екатериновку. Если рана серьезная и коня вылечить нельзя, пустить его на мясо. Ничего, можно какое-то время постоловаться и кониной. День поворчат, а там привыкнут. Жаль, не зашли в Малеево. Наверняка под полом в каждой хате картошка и другие овощи. Сдержал он своих фуражиров от самовольного захвата, по сути, брошенного продовольствия, а теперь оно в руках противника. Жарят небось сейчас картошку на просторных сковородках, варят в ведерных чугунах. Мысль Мотовилова побежала дальше, и он стал думать о том, что Третьей роте делать после того, как гвардейцы, отстрелявшись, уедут. Никакого пополнения и усиления капитан Бродников ему не обещал, но сказал, что генерал Захаркин надеется, что сразу после огневого налета рота займет Малеево. Хотя никакого письменного приказа на атаку не передал. Вот и решай сам, как поступить. А как поступить, решил вдруг он, надо старшину Ткаченко послать в колхоз, чтобы он подразжился хотя бы картошками. Пускай съездит в ту деревню, которую они давеча проходили. Без жратвы воевать нельзя…