Флорис. Флорис, любовь моя - Жаклин Монсиньи

— Государь, никак не удается отчалить. Люди боятся.

— А, трусливая свора! — вскричал Петр. — Сейчас я покажу этим недотепам, как надо браться за такое дело.

Максимильена, вздрогнув, вцепилась ему в рукав и зашептала:

— Умоляю тебя, не ходи туда.

— Ты хочешь, чтобы я дал этим беднягам утонуть?

— Нет, нет, Пьер, но пошли кого-нибудь, а сам не ходи.

Царь посмотрел на Максимильену, удивленный ее настойчивостью — никогда она не пыталась его удерживать.

— Не бойся, любовь моя. Сегодня вечером со мной ничего не может случиться, я слишком счастлив, — сказал Петр, целуя руку Максимильены, а затем добавил громко: — Госпожа графиня, приглашаю вас и весь двор посмотреть на спуск шлюпки в завершение бала.

Петр засмеялся и направился к выходу, подмигнув перед этим Флорису с Адрианом, которые неистово хлопали в ладоши. Князья, княгини, бояре, поспешно облачившись в шубы, вышли на заснеженные террасы, чтобы наблюдать это зрелище. Максимильена словно оцепенела в ужасном предчувствии несчастья. Она увидела, как Петр подбежал к солдатам и стал вместе с ними толкать лодку. Люди заметно приободрились, видя, как царь вошел в воду по шею, чтобы удержать шлюп на волнах, бешено бивших в борта.

— Ах, князь, — промолвила Максимильена, со слезами взяв за руку своего верного друга Ромодановского, — зачем он подвергает себя опасности ради этих рыбаков? Зачем, зачем он делает это?

— Он Петр Великий, и этим все сказано, — просто ответил Ромодановский.

Стоя в ледяной воде, Петр испытывал необыкновенную радость, борясь со стихией. Никогда еще он не чувствовал себя таким сильным и молодым. Ухватившись за борт, он прыгнул в лодку и протянул руку солдату, более смелому, чем другие, и оба принялись мощно грести по направлению к тонущему шлюпу. Несчастные рыбаки не умели плавать. Царь нырнул в черную воду и подхватил двух бедняг; он плыл, подобно Нептуну, рассекая волны грудью, и вскоре втащил мужиков в свою лодку. Затем вернулся за другими — те в отчаянии цеплялись за обломки разбитого суденышка. Так он спас их всех, одного за другим. Шлюп оказался битком набит людьми, и Петр испугался, что перевернет его, если влезет сам.

— Пусть кто-нибудь сядет на весла вместе с тобой, — крикнул он солдату, а я поплыву следом.

И Петр ухватился рукой за корму. Только тут он почувствовал, что промерз до костей; вдобавок у него мучительно болели сведенные судорогой ноги.

— Ничего страшного, — сказал он себе, — я сто раз купался в январе…

Берег был уже близко, и царь подумал: «Сейчас приму горячую ванну, и все будет в порядке».

Шлюпка пристала; солдаты, оставшиеся на причале, быстро вытащили ее из воды. Петр вылез без посторонней помощи. Ромодановский уже бежал к нему с шубой. Придворные толпились на террасах и балконах. Увешанные драгоценностями женщины дрожали от холода, ибо стояли в туфельках на снегу, но кричали от восторга даже громче, чем бояре. Повсюду раздавались крики «да здравствует царь!» Мужики подкидывали шапки в воздух. Екатерина в своих покоях слышала эти радостные возгласы, но оставила их без внимания, поскольку была очень занята, вымещая ярость на одной из служанок, которую колотила даже ногами.

Царь накинул на плечи шубу, поданную Ромодановским. Посмотрев наверх, он увидел маленькие фигурки Флориса и Адриана; он махнул рукой, словно отвечая на приветствия, но на самом деле жест этот он сделал детям. Затем он заметил Максимильену — она бежала к нему в бальном платье, с обнаженными плечами.

— Ты простудишься, любовь моя, — прошептал он.

Слезы, замерзшие на щеках Максимильены, походили на алмазы. Он услышал ее слова:

— Ты жив, Пьер! Боже, как я испугалась!

— Да, да, я жив.

И тут Петр почувствовал, что земля уходит у него из-под ног; любимый им Петергофский дворец бешено закружился перед глазами; вдруг возникли ставшие очень серьезными лица Флориса и Адриана — и он рухнул к ногам Максимильены и Ромодановского.

13

Все церкви были заполнены народом, возносившим молитвы за царя. Петр Великий умирал: он отчаянно боролся со смертью в своем дворце, силясь изгнать смертельный холод, цепко державший его в объятиях. В сознание он уже не приходил, и Екатерина изнывала в тревожном ожидании.

— Только бы он не успел назначить наследника!

Запершись с Меншиковым, она просчитывала, какие полки выступят на ее стороне.

— На всякий случай выдай им водки и удвой жалованье от моего имени, Александр.

Меншиков, посеревший от страха, безмолвно поклонился. Кто одержит верх? Так ли плох был царь, как утверждали?

Максимильена, сидя с детьми, ждала, когда позовет ее Петр. Каждый час к ней приходил с вестями Ромодановский. Она думала не о себе и не о своем будущем, а только о судьбе Флориса и Адриана. Пыталась вспомнить забытые уже молитвы, чтобы спасти любимого. Флорис с Адрианом не шумели, сознавая, что происходят очень важные события — это случилось в их жизни впервые. Поэтому и сами они никогда еще не были столь благонравными. Об их вчерашних похождениях никто не вспоминал, а они боялись задавать вопросы.

Вновь появился заплаканный князь:

— Максимильена, доктора сказали, что царь безнадежен. Вам надо приготовиться к бегству.

К бегству? Во взгляде Максимильены выразилось изумление — она явно ничего не способна была понять, и Ромодановскому пришлось слегка встряхнуть ее.

— Максимильена, императрица жаждет мести. Умоляю вас, выслушайте меня. Вернитесь же на землю!

— О, князь, я никуда не поеду. Вдруг он придет в себя? Я должна быть рядом. Сейчас при нем сановники. Но я хочу быть здесь, если он позовет меня.

И на лице Максимильены появилось хорошо знакомое Ромодановскому упрямое выражение.

— Да, я знаю, что вас не переубедить. Но позвольте мне по крайней мере распорядиться, чтобы собрали ваши вещи.

Максимильена равнодушно кивнула. Князь позвал Ли Кана, Федора и Грегуара:

— Пусть детей оденут, а женщины уложат вещи… их должно быть как можно меньше! Надо взять провизию и спрятать золото с драгоценностями. Дверь охраняйте. Никого не впускать, кроме меня!

— Что происходит, Верный Князь? — спросил Ли Кан.

— Царь умирает. Графине, а главное, малышу, угрожает месть императрицы, — промолвил он в ответ, обливаясь слезами.

Федор поклонился и решительно заявил:

— Ты можешь рассчитывать на нас, князь.

— Мы будем защищать ее до последнего вздоха, — добавил Грегуар.

Ромодановский, пристально посмотрев в глаза каждому из троих, произнес:

— Да, я верю вам, храбрецы!