Над Припятью - Станислав Мыслиньский

Сырость постепенно окутывала землю. Над лесом поднимались струйки дыма: это готовили ужин для штабных работников, подразделений охраны и войск. Гром орудий не прекращался, а даже казался еще сильнее. Дивизионы немецкой артиллерии не сидели сложа руки.

Фельдмаршал все еще был погружен в мрачные мысли. Уже не действовал коньяк, который заметно убывал в бутылке. Когда Рита принесла суконную шинель и набросила ему на плечи, он кивнул ей головой, ничего не сказав. В другой ситуации она получила бы несколько ласковых слов. Сейчас же он был поглощен мыслями о другом.

…Это началось в блиндаже группенфюрера СС Гилле, который растерянным полушепотом сообщил:

— На рассвете англичане и американцы высадились в Нормандии! Что скажет на это ставка?

Что Модель должен был ему ответить? Кейтель ничего об этом не говорил. После того короткого телефонного разговора он немедленно выехал. «А, черт побери!» — мысленно ругал самого себя Модель. Знал, что должно было быть какое-нибудь упоминание об этом в сообщениях Би-Би-Си, и был зол, что именно сегодня пренебрег перехватом. Когда адъютант подал ему материалы, он спрятал их в папку. Модель все еще вспоминал переданную Кейтелем благодарность Гитлера. Но фельдмаршал был хитер. Какое-то мгновение он вглядывался в обеспокоенное лицо группенфюрера СС и… сделал вид, что знает обо всем. Усмехнулся и сообщил об известии полувопросительно:

— Высадились?! Ну конечно! И что из этого?

— Как что? Вы, господин фельдмаршал, пренебрегаете этим событием? — Группенфюрер был удивлен.

Модель знал, что каждая высказанная сейчас фраза неизбежно будет передана самому Гиммлеру. Продолжая улыбаться, хотя ему было не до смеха, он сказал с ноткой беззаботности в голосе:

— Господин группенфюрер! Ведь они 19 августа 1942 года тоже осуществили «Юбилей» {23} и тоже во Франции… — Недоговорив, Модель окинул взглядом сопровождавших его лиц. Все стояли неподвижно, уставившись на него. — Да, под Дьеппом, господа, — продолжал Модель. — А результат? Ведь знаете! Тогдашний командующий 7-й армией фельдмаршал Герд фон Рундштедт, — он улыбнулся, — во времена польской кампании командующий группой армий «Юг», а немного позже группой армий «А», в составе которой я прошел через Бельгию и Францию, так вот Рундштедт дал тогда хорошенько по заднице этим «вторженцам»… Они сами признались, что их потери составили почти четыре тысячи человек. Мы сбили у них сто шесть самолетов, на берегу моря они оставили тридцать танков типа «Черчилль» — новейшую модель… Свыше двух тысяч двухсот офицеров и солдат сдались в плен. Наши войска потопили один эсминец и тридцать три десантных корабля, а два эсминца и много лодок повредили. И что тогда, по-вашему, сделали «вторженцы»? Взорвали одну прибрежную батарею и уничтожили несколько пулеметных гнезд!

— У нас тоже были потери, — вмешался генерал Гот.

— Потери? Вы причисляете к потерям двести девяносто убитых солдат или тридцать пять уничтоженных самолетов? {24} Конечно, жаль эти машины. Тогда они были очень нужны здесь, в России.

— Опасаюсь, что теперь в Нормандии положение серьезное. — Группенфюрер СС говорил обеспокоенным голосом. — Под Дьеппом они, возможно, рассматривали высадку как разведку боем. У них было почти два года, чтобы проанализировать поражение и сделать выводы. Я полагаю, что…

— Господа! — раздраженный Модель оборвал группенфюрера. — Высказывать суждение о ситуации, сложившейся в Нормандии, никто из нас не уполномочен. Фюрер следит за этим и, несомненно, принял соответствующие решения. Уже то, что войсками во Франции командует тот же Рундштедт, указывает на гениальную прозорливость нашего вождя. Рундштедт, как я знаю, был всегда сторонником того, чтобы впустить союзнические войска на сушу и провести там мощное контрнаступление, прежде чем те успеют укрепиться. О, Рундштедт — это опытный командир и стратег.

— Однако не получилось же у него с Ростовом и выполнением плана по овладению Кавказом, — вставил группенфюрер.

— Это еще ничего не доказывает… Вы под Корсуней имели возможность убедиться, как сражаются коммунисты! А кроме того, фюрер часто бывает нетерпеливым… — Модель, поняв, что сказал слишком много, махнул рукой. Он решил прекратить разговор, боясь оскандалиться незнанием более точных данных о событии, несомненно, большого значения. — Я полагаю, господа, — закончил он, — что наши вопросы не менее важны… Фельдмаршал Кейтель передал мне благодарность от фюрера всем солдатам группы армий за геройское взаимодействие с войсками фельдмаршала Буша. Снята блокада с ковельского узла и самого города Ковеля. Мы опять перекрыли большевикам дорогу на Польшу. Наш фюрер благодарит вас за это.

— Хайль Гитлер! — дружно откликнулись присутствующие, выбросив вперед правую руку.

— Итак, господин группенфюрер, прошу доложить обстановку…

Именно это известие тяжелым камнем легло на сердце фельдмаршала. Он понимал значение события, которое могло отразиться на дальнейшем ходе войны, и поэтому решил узнать, не поступило ли каких-либо известий из Берлина. Он пошел в блиндаж.

Миновав несколько ступенек, Модель направился в шифровальное отделение. Дежурные офицеры и унтер-офицеры, завидев его, вскакивали с низких табуреток. Аппаратура сверкала чистотой: телетайпы, специальное оборудование для телефонных разговоров, исключающее подслушивание, радиоаппаратура и средства дальней связи. У радиостанции дежурил сержант Гробке. Из эфира доносились позывные сигналы; сержант настраивался на соответствующую волну и механически отмечал что-то в бланке. Он один не встал, чтобы приветствовать фельдмаршала. В шифровальной комнате дежурил обер-лейтенант Гонпен, как всегда, элегантный, благоухающий хорошим одеколоном. Заметив фельдмаршала, он вскочил с табуретки.

— Есть что-нибудь из ставки?

— Пока ничего не поступило, господин фельдмаршал! — Офицер схватил листок бумаги: — Только генерал Гот запрашивает…

— С этим прошу к начальнику штаба, — буркнул Модель, окинув взглядом комнатку, в которой хранились книги с ключами шифров и особо секретные документы. В случае их потери радиограммы и многие секретные вопросы перестали бы быть тайной для врага. Но это помещение, как и весь блиндаж, хорошо охранялось.

— Прошу немедленно докладывать о каждом сообщении из Берлина!

— Слушаюсь, господин фельдмаршал! — Офицер, вытянувшись, стукнул каблуками сапог.

После ужина Модель долго не мог заснуть. Его все еще преследовали подтвержденные лаконичной телеграммой из ставки слова группенфюрера СС: «Вторжение, Нормандия…» Неужели начало конца? В голове бродили навязчивые мысли. Вдобавок ко всему еще этот телефонный звонок от Ринге: «На участке 918-го полка опять слышна агитация, усиливаемая русскими репродукторами… Выступал Штейдле… Да, тот самый, из фронтового комитета…»

Он читал несколько стенограмм выступлений этого баварца, который после сталинградского поражения перешел на сторону коммунистов. Невелика потеря, только он потянул за собой других, даже генералов Данельса, Корфеса, Латтмана, Зейдлитца, некоторых старших и младших офицеров. Кажется, даже сам фельдмаршал фон Паулюс! Нет, его не раздражало, что в том же комитете действовали Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт, Эрих Вейнерт, Германн Матерн и многие другие немецкие коммунисты. Их участие в агитации против национал-социалистской Германии и Гитлера было понятно, ведь они сбежали от виселицы… Но те, кто до сих пор толкал немецких солдат на смерть…

Листовки были короткие, уже непохожие на прежние, которые сбрасывали с русских самолетов и писали русские. На одной из них напечатан текст призыва, в котором многие бывшие офицеры 6-й армии обращались к генералам и офицерам вермахта, к германскому народу:

«Вся Германия знает, что значит Сталинград. Мы прошли через ад, нас считают умершими, но мы живем и стремимся к новому. Мы не могли дольше молчать! Мы имеем право говорить… И от имени погибших товарищей… Это наше право и обязанность».

И далее:

«…Дальнейшее ведение этой бессмысленной и безнадежной войны в любой день может привести к национальной катастрофе. Это можно еще предотвратить, это моральная обязанность перед родиной каждого немца, сознающего свою национальную ответственность… Горький опыт Сталинграда должен уберечь от трагических ошибок. Мы обращаемся к народу и воинам вермахта. Прежде всего обращаемся к командующим армиями, генералам, офицерам. От вас зависит окончательное решение. Германия ждет, что вы смело посмотрите правде в глаза и не менее смело и решительно будете действовать… Не отвергайте исторического воззвания!.. Объедините вашу борьбу с борьбой народа с целью свержения Гитлера и его правительства, чтобы защитить Германию от хаоса и падения».