Личный мотив - Клер Макинтош

Я слежу за Патриком, когда он аккуратно ложкой раскладывает кассероль в две тарелки и пытается вытереть капли соуса по краям уголком кухонного полотенца, но только размазывает их, оставляя намного больший след.

Он несет дымящиеся тарелки к столу и ставит одну из них передо мной.

– Это чуть ли ни единственное блюдо, которое я умею готовить, – извиняющимся тоном говорит он, – но надеюсь, что оно получилось нормально.

Он накладывает немного в металлическую миску, и Боу, поняв намек, семенит в кухню и терпеливо ждет, когда же миска окажется на полу.

– Погоди, парень, не прямо сейчас, – говорит ему Патрик, берет вилку и начинает перемешивать мясо в миске, чтобы оно побыстрее остыло.

Я опускаю голову, чтобы скрыть улыбку. Многое можно сказать о человеке по тому, как он относится к животным, и я испытываю к Патрику теплые чувства.

– Выглядит потрясающе, – говорю я. – Спасибо.

Не могу вспомнить, когда последний раз кто-то так за мной ухаживал. Готовить, наводить порядок, заниматься домашними делами всегда приходилось мне. Столько лет ушло на то, чтобы построить счастливую семью, – и все только для того, чтобы потом она разрушилась.

– Рецепт моей мамы, – говорит Патрик. – Она пытается как-то расширить мой репертуар каждый раз, когда приезжает в гости. Подозреваю, она думает, что, когда ее здесь нет, я живу на пицце и чипсах, как это делает мой отец.

Я смеюсь.

– Этой осенью будет сорок лет, как они вместе, – говорит он. – Я просто не могу себе этого представить, а ты?

Я тоже не могу.

– Ты когда-нибудь был женат? – спрашиваю я.

Взгляд Патрика становится хмурым.

– Нет. Однажды мне показалось, что я мог бы жениться, но этого не произошло.

Наступает короткая пауза, и мне кажется, что я замечаю выражение облегчения на его лице, когда становится ясно, что я не собираюсь дальше расспрашивать, почему так случилось.

– А как ты в этом плане?

Я глубоко вздыхаю.

– Я была замужем некоторое время. В конце концов оказалось, что нам нужны совершенно разные вещи. – Не вдаваясь в подробности, я просто улыбаюсь.

– В Блаен Седи ты находишься в полной изоляции, – говорит он. – Тебя это не достает?

– Мне это нравится. Это очень красивое место, чтобы там жить, а для компании у меня есть Боу.

– А ты не чувствуешь одиночества из-за того, что поблизости нет другого жилья?

Я думаю о страшных ночах, когда просыпаюсь от собственного крика и рядом нет никого, кто мог бы меня утешить.

– Я часто навещаю Бетан, – отвечаю я.

– Она хорошая подруга. Я знаю ее много лет.

Я задумываюсь над тем, насколько близки Патрик и Бетан. Он начинает рассказывать мне историю, как они как-то взяли без спросу лодку отца Патрика и на веслах уплыли в залив.

– Нас заметили через считаные минуты, и я увидел отца, со крещенными на груди руками стоящего на берегу рядом с отцом Бетан. Мы поняли, что у нас очень большие проблемы, поэтому мы оставались в лодке, а они так и стояли на берегу… И продолжалось это, как нам показалось, часами.

– И что случилось потом?

Патрик смеется.

– Мы сдались, конечно. Подгребли к берегу и там уже наслушались по полной программе. Бетан была прилично старше меня, так что ей досталось больше, но меня тоже две недели не выпускали из дома.

Он сокрушенно качает головой по поводу наказания, а я улыбаюсь и представляю себе мальчишку со взъерошенными, как и сейчас, волосами, которого переполняет желание пошалить.

На смену моей пустой тарелке приходит миска с яблочным крамблом и сладким заварным кремом. От запаха горячей корицы подступают слюнки. Я сгребаю крем с жирной верхней части крамбла и, не желая показаться невежливой, понемножку ем его.

– Тебе не нравится?

– Все отлично, – говорю я. – Просто я не ем пудинг. – Трудно преодолеть привычки, оставшиеся после диеты.

– Ты многое теряешь. – Свою порцию Патрик приканчивает в два счета. – Это не я готовил – мне принесла одна девушка с работы.

– Прости.

– Нет, все нормально. Я дам ему немного остыть, после чего Боу с удовольствием подметет остатки.

Уши пса при звуке его имени настораживаются.

– Очаровательная собачка, – говорит Патрик. – К тому же везучая.

Я согласно киваю, хотя теперь уже мне понятно, что Боу нужен мне не меньше, чем я ему. Это мне повезло. Патрик оперся локтем на стол, положил подбородок на руку и гладит Боу. Расслабленный и довольный: человек без секретов и внутренней боли.

Он поднимает голову и ловит на себе мой взгляд. Я чувствую себя неловко и, отведя глаза в сторону, замечаю в углу кухни еще комплект полок.

– Опять книги?

– Ничего не могу с собой поделать, – с усмешкой говорит Патрик. – Тут в основном кулинарные книги, которые мама дарила мне много лет, хотя есть и детективы. Я их тоже почитываю, если сюжет стоящий.

Он начинает убирать со стола, а я слежу за ним, откинувшись на спинку стула.

Расскажу ли я тебе свою историю, Патрик?

Историю про Джейкоба, про автомобильную катастрофу. Про мое бегство, потому что я не видела другого способа выжить, кроме как начать все сначала; про крики по ночам, потому что я никак не могу освободиться от того, что произошло.

Расскажу ли я тебе эту историю?

Я вижу, как испуганно расширяются его глаза, когда я рассказываю о визге тормозов, о глухом ударе, когда голова Джейкоба бьется о ветровое стекло. Я хочу, чтобы он потянулся ко мне через стол, но не могу заставить его взять меня за руку даже в своем воображении. Мне хочется, чтобы он сказал, что понимает меня, что это была не моя вина, что такое могло произойти с любым. Но он мотает головой, встает из-за стола, отталкивает меня. Он раздражен. Возмущен…

Я никогда не смогу рассказать ему этого.

– Ты в порядке?

Патрик странно смотрит на меня, и на мгновение мне кажется, что он читает мои мысли.

– Это был прекрасный ужин, – говорю я.

Выбор невелик, варианта у меня два: либо я ухожу от Патрика, либо скрываю от него правду. Мне ненавистна мысль о том, чтобы лгать ему, но я не вынесу, если отпущу его. Я смотрю на часы на стене.

– Мне пора идти, – говорю я.

– Снова упорхнешь, как Золушка?

– На этот раз нет. – Я краснею, но Патрик улыбается. – Последний автобус на Пенфач уходит в восемь.

– У тебя нет машины?

– Не люблю сидеть за рулем.

– Я тебя отвезу. Я выпил всего один маленький бокал вина, так что нет проблем.

– Послушай, мне лучше добираться домой самой.

В глазах Патрика, как мне кажется, мелькает недовольство.

– Я завтра утром увижу тебя на берегу? – добавляю я.

Он расслабляется, и на лице его появляется улыбка.

– Это было бы здорово. Было очень приятно увидеть тебя снова – я рад, что ты вернулась.

– Я тоже рада.

Он приносит мои вещи, и мы с ним стоим в маленькой прихожей, пока я надеваю пальто. Здесь мало места, чтобы можно было свободно поднять локти, и из-за его близости я чувствую себя неуклюжей. Я беспомощно дергаю змейку, которая никак не застегивается.

– Постой, – говорит он. – Дай я.

Я слежу, как он аккуратно складывает две полы моего пальто и тянет замок змейки вверх. В тревоге я напряженно замираю, но он останавливается около моего горла, а потом наматывает мне на шею шарф.

– Вот. Позвонишь мне, когда доберешься? Я дам тебе свой номер.

Такая его забота смущает меня.

– Я бы позвонила, но у меня нет телефона.

– Как? У тебя нет мобильного?

Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться над его недоверчивым тоном.

– Нет. В коттедж протянута телефонная линия, для интернета, но подключенного аппарата нет. Со мной все будет нормально, обещаю.

Патрик кладет руки мне на плечи и, прежде чем я успеваю на это как-то среагировать, наклоняется и мягко целует меня в щеку. Я ощущаю его дыхание на своем лице и вдруг чувствую, что меня пошатывает.

– Спасибо, – говорю я.

И хотя в этой ситуации это звучит не только не оригинально, но еще и двусмысленно, он улыбается так, будто я сказала что-то проникновенное, а я думаю о том, насколько это просто – быть нетребовательным по отношению к другому человеку.

Я пристегиваю поводок к ошейнику Боу, и мы прощаемся. Я знаю, что Патрик будет смотреть нам вслед, и, обернувшись в конце улицы, вижу, что он все еще стоит в дверях своего дома.

17

Телефон у Рея зазвонил как раз тогда, когда он садился завтракать. Люси занималась тем, что домашними делами зарабатывала себе баллы на значок герл-скаутов, и относилась к этому серьезнее, чем обязывала ситуация: высунув от старания кончик языка, она осторожно переносила горелый бекон и резиноподобную яичницу на тарелки своих родителей. Том ночевал в гостях и должен был вернуться не раньше ленча. Рей согласился с Мэгс, когда она заметила, как хорошо, что Том начал заводить себе друзей, но в душе просто наслаждался покоем в доме, без ожесточенного хлопания дверью и раздраженных воплей.