Честь и бесчестье - Барбара Картленд

— Вот было бы славно! — улыбнулась Шимона.

Она поняла, что Нэнни хочет побаловать ее. Шимона с раннего детства обожала сдобные булочки и обычно, заслышав звук колокольчика уличного разносчика, важно шествовавшего с подносом на голове, всегда спешила ему навстречу.

Повесив на руку пустую корзину, Нэнни удалилась за покупками, а Шимона осталась сидеть одна, слушая, как уютно потрескивает огонь в очаге.

Интересно, чем сейчас может быть занят герцог, спросила она себя.

Возможно, с тоской подумала девушка, в данную минуту он находится в обществе какой-нибудь красивой, элегантной и утонченной женщины, уж она-то наверняка сумеет развлечь его, ибо говорит на языке того общества, к которому принадлежит и он сам.

Должно быть, они вместе потешаются над знакомыми или сплетничают о знаменитостях — рассказами о них полны все газеты. Сама Шимона не раз читала подобные фельетоны.

А может быть, герцог отправился на обед в Карлтон-Хаус, и там его окружают многочисленные красавицы вроде графини Девонширской, леди Джерси и очаровательной миссис Фитцгерберт, под влиянием ее обаяния герцог находился в течение долгих лет.

«Я не принадлежу ни к высшему свету, ни к миру театра. Я не похожа ни на обычную городскую девушку, ни на деревенскую простушку, — в отчаянии подумала Шимона. — Так что же я такое? Неужели я «третья лишняя» в этой жизни?»

Как ни странно, позавчерашние газеты, наперебой сообщавшие о безвременной кончине Красавца Бардсли, ни словом не упомянули о ней самой, будто ее и на свете не существовало.

Зато все как один репортеры вспоминали о романтической любви знаменитого актера к прекрасной Аннабел и об их побеге из Бата.

Однако по всей видимости, они забыли — а возможно, никогда и не знали, — что у красавца актера и очаровательной девушки из высшего общества был ребенок.

Доктор Лесли принес Шимоне все лондонские газеты, чтобы она сама смогла прочесть пышные некрологи, посвященные ее отцу.

Такие влиятельные издания, как «Таймс» и «Пост», отводили по целой колонке этому событию, причем там был помещен не только некролог, но и подробные отчеты о финансовом положении театра «Друри-Лейн». Высказывались предположения, что теперь, когда знаменитый актер так внезапно покинул этот мир, театру вряд ли удастся делать полные сборы.

Один журналист выразился весьма решительно: «Необходимо что-то делать, но, похоже, никто в руководстве «Друри-Лейн» не имеет ни малейшего представления, что именно».

Газеты были также полны изображениями Красавца Бардсли в его самых знаменитых ролях. Однако все газеты, принесенные ей доктором, Шимона пришла к выводу, что очень многие важные вещи об отце так и остались невысказанными.

Например, ни одно издание ни словом не упомянуло о чрезвычайной щедрости и доброте Красавца Бардсли по отношению к коллегам-актерам. А уж его семейная жизнь и нежная привязанность к горячо любимым жене и дочери и вовсе остались незамеченными.

— Я хотел оградить вас от назойливого любопытства газетчиков. Ваш отец, я думаю, одобрил бы мой поступок, — объяснил Шимоне доктор Лесли.

Возможно, добрый доктор все же слегка перестарался, о ней вообще не было сказано ни единого слова, и у Шимоны невольно складывалось впечатление, будто и она тоже умерла вместе с отцом.

Итак, уютный домик, где жили когда-то трое счастливых людей, объединенных горячей взаимной любовью, ныне стоял почти пустой и молчаливый.

Сидя неподвижно у огня, погруженная в свои думы, Шимона уже собиралась было поставить чайник — об этом, уходя, ее просила Нэнни, — как вдруг неожиданно раздался стук в дверь.

Девушка подумала, что это, должно быть, вернулась кухарка, вероятно, забывшая ключи. Стремительно вскочив с места, Шимона подбежала к двери и широко распахнула ее.

И тут же с изумлением отступила, ибо на пороге стояла вовсе не Нэнни в своем неизменном черном плаще и шляпке, а… герцог!

Он выглядел еще более блистательно, чем запомнился Шимоне во время их последней встречи. Ослепительно белый, туго накрахмаленный галстук красиво оттенял его темные волосы и брови. Острые концы воротничка поднимались к самому подбородку, а шляпа с высокой тульей была грациозно сдвинута набок, как того требовала мода.

Они не сводили глаз друг с друга. Шимоне на мгновение показалось, что она облетела весь мир в поисках человека, предназначенного ей самой судьбой, и вот наконец нашла его. Ей стало удивительно легко, уютно и спокойно, как будто она вернулась домой после долгого путешествия.

— Шимона! — воскликнул герцог.

Девушка подумала, что никогда еще ее имя не звучало столь восхитительно, как в эту минуту, произнесенное глубоким красивым голосом герцога. Чрезвычайно удивленный встречей, он тем не менее заставил себя вспомнить о хороших манерах и медленно снял с головы шляпу.

— Вы разрешите мне войти? — спросил он. — Я должен вам очень многое сказать.

Шимона открыла дверь пошире, и герцог вошел в переднюю, которая сразу стала казаться слишком маленькой и убогой.

Закрыв за гостем двери, Шимона молча направилась в гостиную. Герцог следовал за ней.

Там его внимание первым делом привлек портрет Красавца Бардсли, стоявший на каминной полке.

— Наконец-то я все понял! Так вы — дочь Красавца Бардсли… А я и представления не имел, что у него есть семья!..

— Папа никогда… не позволял мне… появляться в театре… — запинаясь, начала объяснять Шимона. Ее голос прерывался от волнения.

— Я могу понять его чувства, — отозвался герцог. — Однако он позволил вам прийти ко мне и сыграть роль моей родственницы.

— Папа в то время… был без сознания. Он ничего не знал о моей затее… Я пришла к вам потому, что мне были нужны деньги… Его надо было отвезти за границу. Я надеялась… спасти ему жизнь…

Голос девушки дрогнул. Взглянув на нее, герцог мягко сказал:

— Я ведь просил вас довериться мне.

— Но я не могла этого сделать! — взволнованно возразила Шимона. — Папа страшно рассердился бы… если бы узнал… Вот почему я решила… ничего не рассказывать ему… пока он не поправится…

— Понятно, — произнес герцог. — Может быть, мы присядем? Мне нужно многое сказать вам, Шимона.

— О да, конечно! — тут же отозвалась Шимона. — Прошу прощения у вашего сиятельства — кажется, я забыла о хороших манерах. Но я никак не ожидала увидеть вас здесь…

— Понимаю, — сказал герцог. — Как вы могли поступить так жестоко? Ускользнуть из дома, пока все спали… Когда мне сказали, что вы покинули Рейвенстоун-Хаус, я просто не поверил своим ушам!

Шимона ничего не ответила, но по румянцу, залившему ее щеки, и блеску в глазах герцог догадался, о чем она думает.