Мои мужчины (сборник) - Виктория Токарева

– И ходок он не был. Пожалуй, знаете кто? Сирано де Бержерак.

– Интересно.

– Володин был поэт и рыцарь.

Однажды мы вместе оказались в гостях. Он пригласил меня на танец. Рядом танцевала пара: незаметный мужчина и женщина с формами. Она высокомерно держала голову, и когда проплывала мимо Володина – вся ее внешность что-то выражала. Я догадалась: у них что-то было. Я спросила у Володина:

– Что сие означает?

– Она меня любила, а я оказался ее недостоин.

Если бы женился, то был бы достоин, а так – обида на всю жизнь.

– А почему не женился?

– Он не мог жениться на всех, кого он любил. У него была жена Фрида и сын Володя. Они с Фридой прошли такие узкие места, что это невозможно предать.

– Но если нет любви?

– Она есть, но другая. Со временем сексуальные связи слабеют, но человеческие укрепляются. А какие связи важнее – это решает каждый для себя. Володин мог скрутить себя в жгут, но не пойти на предательство. Это был глубоко нравственный человек.

– Но ведь сейчас многие разводятся…

– Это так. Я живу в дачном поселке. Все мои соседи развелись: справа, и слева, и впереди, и за спиной. Я не преувеличиваю. Сейчас такое время, когда, едва разбогатев, люди начинают думать, что им все позволено. Но каждому – свое, как писали на воротах Освенцима.

– А за вами Володин ухаживал?

– Нет.

– Почему?

– Не было сигнала с моей стороны. И с его тоже. Ему нравились «фабричные девчонки». Он ведь не искал подругу жизни. Он искал временный праздник.

Вообще, женщины для Володина – питательная среда. Все, что он написал, включая стихи, – все это его интерес к женщинам. Его пьеса «Фабричная девчонка» – революция в драматургии. До этого шли лакировочные поделки: конфликт хорошего с лучшим. А Володин увидел клад там, куда никто даже не заглядывал. Фабричная девчонка – простая, бедная, социально незначимая, но богатая духом.

– А где вы познакомились с Володиным?

– Меня познакомил Войнович. Они дружили.

– Володин был один?

– Нет. Он пришел с женщиной – милой, но немолодой, в пенсионном возрасте. Она была прообразом героини в «Пяти вечерах». Это была их история.

– И чего он ее привел?

– Это было уважение к прошлому.

– У него. А у нее?

– И у нее тоже.

– У женщин так не бывает.

– Женщины что, не люди?

– Но ведь есть время надежд и время после надежд.

– Для некоторых время надежд растягивается на всю жизнь. Я как-то прочитала в газете, что в Париже одна русская графиня вышла замуж в восемьдесят шесть лет.

– А когда умерла?

– По-моему, на другой день. Многие звезды в пенсионном возрасте заводят молодых. Малахов показывает их по телевизору. Я не осуждаю. Каждый выражается как хочет.

– А в смысле творчества? Вы не считаете, что с возрастом творчество угасает?

– Толстой написал «Хаджи-Мурата» в семьдесят шесть лет. Эту повесть я считаю у него лучшей. Пока в груди фурычит аккумулятор, который вырабатывает творческую энергию, – творец работает.

Какой смысл рассуждать о возрасте, когда за нас все решено Богом. Мы – Его солдаты. Как прикажет, так и будет.

– Вы постоянно цитируете Чехова. Вы с ним близки?

– Он мне близок, а я ему – не знаю.

– Интересно, они ТАМ следят за современной литературой?

– Во всяком случае, они передают эстафету следующим поколениям. Без Чехова не было бы Теннесси Уильямса.

– Чехов умер сто десять лет назад.

– Чехов умер в сорок четыре года. Он был врач и знал, что умрет. Наследственный туберкулез, или как тогда говорили: чахотка. Сегодня его вылечили бы легко. Его младший брат умер очень рано, а сестра Мария Павловна дожила почти до ста. Такая вот рулетка.

Бывает перекаливание лампы перед концом. Перед тем как перегореть, лампа вдруг разгорается очень мощно. Так и чеховский талант. Он очень мощно разгорелся в его последний ялтинский период.

– И все это из-за Книппер?

– При чем тут Книппер? Я думаю: идея брака принадлежала не Чехову. Он умирал, ему было не до плотских утех. Практичная немка Книппер все рассчитала и решила, что лучше остаться вдовой знаменитого Чехова, чем пожизненной любовницей Немировича-Данченко. Немирович не мог, а может, не хотел уйти от жены. И Книппер, выйдя за Чехова, взяла реванш, ответила всем и сразу.

– Вы ее не любите?

– Однажды они отправились с Немировичем в гости и вернулись в пять утра, – нарядные, шелестящие атласом и бархатом. Чехов не спал, ждал ее – больной, практически умирающий. Книппер притворно обеспокоилась: «Ты не ложился, дуся? Тебе это вредно». Когда они вышли из комнаты, Антон Павлович сказал своей сестре Маше: «Умирать пора…» И вы хотите, чтобы я любила Книппер?

– А вы могли бы посвятить Чехову свою жизнь?

– У меня профессия. Мне жалко пускать ее под откос, как вражеский поезд.

– Но если человек талантливее, сильнее, круче…

– А таких много, которые сильнее и круче. А я у себя одна.

– Неужели нет такого человека, которому вы посвятили бы себя полностью?

– В Евангелии сказано: «Ни сыну, ни жене, ни брату, ни другу не давай воли над собой при жизни твоей. Доколе ты жив и дыхание в тебе, не заменяй себя никем».

– Скажите мне, знаменитый писатель Токарева, вот вы столько старались в жизни, столько сделали, а ведь все пойдет прахом. Ради чего тогда?

– Какой же ты дурак…

– Так. Я ведь это оставлю…

– Значит, по-твоему, не стоит жить вообще, все равно «все в землю лягут, всё прахом будет».

– Именно так.

– Значит: рождается ребенок, маленький, хорошенький, орет. И в этот момент ему говорят: «Чего ты орешь? Чему радуешься? Пройдет каких-то восемьдесят лет, и ты помрешь, и тебя отволокут в морг и вспорют, как кролика, а потом сожгут, и прах зароют». Так?

– Примерно.

– Этот ребенок заорет еще громче от ужаса. Каждому дан свой отрезок времени, и внутри этого отрезка он должен оставить потомство и жить полноценно. По возможности – счастливо.

Ги де Мопассан сказал: «Смысл жизни в том, чтобы хорошо делать свое дело». Вот я и делаю. И по возможности счастлива.

– А что осталось от Пушкина?

– Его стихи. Неужели непонятно? Пушкина до сих пор никто не превзошел.

И еще… ты будешь смеяться. По телевизору недавно показали потомка Пушкина. Он водитель трамвая. И он отдаленно похож на Александра Сергеевича. Вот эта линия от носа к щеке. Неуловимо похож… Парадокс: дворянин и гений на малооплачиваемого водителя трамвая… Но это уже другое время, другая жизнь, и пусть она идет, как ей суждено.

– Для чего писатель приходит?

– Для того, чтобы осмыслять жизнь вокруг себя. Писатель чуть-чуть проповедник. Он проповедует с поднятым пальцем. Этот палец не должен быть заметен, иначе проповедь будет скучной. Паства разбежится, не дослушает до конца. В смысле не дочитает…

– Вы крещеная?

– Я не крестилась. Но я все равно чувствую, что у меня есть ангел-хранитель. Со мной всегда случается только то, что должно случиться. Я чувствую присутствие какой-то охранной силы. Может быть, это мой папа.

– Интересно…

– Он рано умер. В тридцать семь лет. Я была маленькая, но хорошо помню, как я заболела воспалением легких. У меня была температура сорок, и он на руках понес меня к врачу. Я была четырехлетняя, довольно тяжелая, в пальто. Он прижимал меня к себе и говорил все нежные слова, которые знал. Он произносил их мне в лицо. Вокруг темно, тишина и папины слова, которые лились на меня, как теплый дождь. Я их слушала, закрыв глаза. Это всегда со мной, его нежная и самоотверженная любовь.

– Такого больше не было?

– Такого больше не было.

– Никогда?

– Все остальные любови, которые были в дальнейшем, – это любови корыстные, то есть: я тебя люблю, но и ты тоже меня люби. Я тебя люблю, а ты меня? Взаимообмен. Любовь на любовь. А в случае с папой – только любовь в одну сторону.

– А слов его не помните?