Прелестник - Наталья Колобова

– Ну, хватит дуться, давайте останемся друзьями. Погорячились, и будет. – Она даже поцеловала его в щеку.

Луи мрачно посмотрел на нее.

Леонора же решила не останавливаться на достигнутом и добилась, чтобы маркиз откликнулся на ее ласку. И когда забывшийся юноша недвусмысленно обнимал и целовал свою невесту, вдруг явилась графиня.

Последовала сцена, но не ревности, а возмущения: как, как он посмел до свадьбы соблазнять невинную девочку? В то время девочка неожиданно заявила, что маркиз пытался силой овладеть ею, что вызвало еще больший гнев Элен. И не успел юноша осознать, что на самом деле творится и как себя вести, графиня устремилась в замок. Свою беспутную дочь она повела за собой. А Луи пытался их остановить. Он, разумеется, не смолчал и сказал графине, что Леонора нагло врет, но лишь удостоился презрительного взгляда.

16. Раскаяние

Луи стоял посреди комнаты с опущенной головой. Он понял, что отец сейчас скажет что-то ужасное. Анна сидела в кресле и, с волнением глядя то на мужа, то на сына, ожидала объяснений, зачем ее позвали. Мари, ничего не понимая, стояла чуть поодаль. Она мучилась догадками, ведь сам герцог пригласил ее сюда. А на диване с видом несчастных жертв сидели Элен и ее дочь.

– Я позвал вас затем, чтобы открыть ваши глаза на некоторые вещи. Я бы мог сделать это прежде, но мне не хотелось расстраивать вас, сударыня, – обратился герцог к супруге. – Я полагал, что Луи изменит свое поведение, но, увы, этого не произошло. Поскольку он уже взрослый человек, я скажу, что есть.

Герцогиня заволновалась, но ничего не сказала. Герцог продолжал:

– Итак, сударыня, наш сын давно уже не мальчик, как вы без конца твердите. Он давно не дитя, о котором нужно заботиться, как о неразумном птенце. Луи прекрасно осознает, что делает, и давно живет взрослой жизнью. Он на диво быстро усвоил ее соблазны и с радостью наслаждается всем, что может ему позволить его молодость. Я никогда не вмешивался в его личные дела, но он ведет распутную жизнь совершенно открыто. Это же нескромно, сын мой, тем более теперь, когда речь идет о свадьбе. Что вы сделаете в жизни, если сожжете свою молодость, свое здоровье за несколько лет? Какое потомство вы дадите? Вот, сударыня, полюбуйтесь, чем оборачивается неумеренная забота. Перед вами достойный плод вашего воспитания.

Герцогиня со слезами на глазах смотрела на сына, который не знал, куда провалиться. Ему было до невозможности стыдно перед матерью. Разве он мог признаться ей в своих грехах? Разве она вынесла бы эти признания? Она так нежно любила своего Лулу и никогда бы не думала о нем так, как ее супруг. Конечно, она понимала, что Луи не невинный ребенок, но согласиться с тем, что он один из этой гнусной армии любителей наслаждений…

– Кроме того, Луи посещает весьма сомнительные заведения, – добавил герцог очень мрачно, – и, наконец, я должен сказать о том, что переполнило чашу моего терпения. Должно быть, стремление к развлечениям до такой степени помрачило разум нашего сына, что он отважился на поистине чудовищные поступки. Он пытался принудить свою будущую жену к сожительству и обходился с ней очень грубо. Обесчестить свою невесту до свадьбы, вероятно, в его глазах является геройским поступком. Но это не все. Он оказался способен и на гнуснейшую вещь. Вы не поверите, сударыня, Луи домогался любви своей тети. Это уже переходит все границы.

Луи мрачно покосился на Элен, но та сделала вид, что не заметила этого взгляда.

После краткого жуткого молчания герцогиня едва слышно проговорила:

– Нет… это неправда. Лулу, скажи, это неправда…

Луи, чрезвычайно смущенный последним обвинением, приблизился к матери и, опустившись на колени, не своим голосом сказал:

– Это правда, матушка. Все до последнего слова… Простите меня, ради бога. Я приношу вам одни страдания…

У него самого в глазах стояли слезы, а лицо давно покраснело от стыда.

Герцогиня ничего не ответила. Она встала и, прижимая платок к глазам, беззвучно удалилась.

Мари стояла как в оцепенении, ничего не видя перед собой. Элен и Леонора ничуть не изменились. Луи остался на полу. Он сокрушенно взялся за голову и тихо пробормотал:

– Я недостоин ее… – Потом, будто опомнившись, повернулся к отцу:

– Зачем, зачем вы так? Что будет с ней?

– Вы сами виноваты, сударь, – строго сказал герцог и обратился к Мари:

– Ты не первая и, верно, не последняя жертва этого донжуана. Однако твое поведение оставляет желать лучшего. Если собственный ум не подсказал тебе границ приличий, то мы подскажем. Я считаю, что после всего, что произошло здесь, ты не можешь оставаться у нас на службе и должна покинуть наш дом, как только мы вернемся в Париж. Можешь идти.

Мари, едва живая, поклонилась и вышла.

Луи встал на ноги и невменяемо заходил по комнате, наконец, остановился и произнес:

– Отец, это жестоко.

Герцог не отвечал. Луи метнул дикий взгляд на «несчастные жертвы» и потребовал:

– Да скажите же хоть слово! Леонора, я ведь ничего вам не сделал. Герцог удивленно взглянул на него, потому что минуту назад Луи подтвердил все обвинения в свой адрес.

– Все уже сказано, сударь, – смиренно проговорила Элен, – или мне вы тоже ничего не сделали? – и, взяв под руку дочку, пошла прочь.

Юноша в отчаянии посмотрел им вслед.

– Делайте выводы, сударь, – сурово сказал отец, – вы недопустимо ведете себя, особенно по отношению к графине. И будь вы человеком посторонним, мы бы не так и не здесь с вами говорили.

Герцог тоже покинул комнату.

Луи, как потерянный, долго стоял на одном месте, не чувствуя, как по щекам сами собой катятся слезы. Он еще не знал, что предпринять, к кому пойти и что сказать. В сердце кипела ненависть к Элен и Леоноре, праздновавшим свою победу, а воспоминание о растерянно-беспомощном лице матери лишало его способности думать. Лицо горело, ноги и руки были ватными, словно чужими. Перед глазами стоял туман.

Немного придя в себя, Луи вышел из комнаты и побрел по галерее. Вдруг он увидел Мари. Она шла навстречу, бледная, холодная, но без малейших следов слез. Заметив маркиза, она опустила глаза и хотела пройти мимо, но он преградил ей дорогу.

– Чего вы от меня хотите? – отстраненно спросила она.

– Ты веришь тому, что сказал отец? – беспомощно произнес Луи.

– Разве вы сами не подтвердили это?

– Я соврал.

– Знаете, что я вам скажу? Вы такой хороший артист, что трудно понять, когда вы сочиняете, а когда говорите правду.

– Ты должна чувствовать…

– Я не желаю ничего чувствовать. Вы слышали, что сказал ваш отец относительно меня? Радуйтесь, я не буду вам больше мешать развлекаться. Вы никогда не услышите моих упреков. И знаете, я кое-что поняла: раньше я была слепой, но теперь, сегодня, вдруг увидела все в истинном свете. Вы всю жизнь играете. У вас много ролей, и вы блестяще исполняете их. А я-то верила вам, хоть меня и предупреждали. Я верила только вам, а теперь вижу, что ни одно ваше слово нельзя принимать всерьез…

– Ну и дура, – оборвал ее Луи и поплелся дальше.

Мари, сперва обидевшись, невольно задумалась. Это была не простая грубость, в этом раздражении звучали разочарование и отчаяние последней надежды.

Луи тем временем велел слуге отнести в свою любимую беседку бутылку вина. Когда же он добрался до тихого уголка, где рассчитывал в одиночестве «отвлечься» от неприятностей, так внезапно свалившихся на его голову, то встретил там тетю. Элен спокойно сидела на мягкой скамье и пробовала вино из рюмки.

– Что вы здесь делаете? – недоуменно спросил маркиз и вызывающе уставился на женщину.

– Жду тебя, милый. Ты, похоже, решил напиться с горя?

– Это вас не касается. Уйдите и не мешайте мне.

– О, кажется, Леонора была права: ты порядочный грубиян, а я еще верить не хотела.

Луи взорвался:

– Что вы притворяетесь? Я пальцем ее не тронул!

– Выходит, она лжет? Для чего?

– Я не знаю, – беспомощно проговорил юноша, – откуда мне знать? Она такая же, как и вы.

– А я знаю, Луи, знаю: ты пытался нарушить обещание жениться на ней, а этого не следовало делать. Девочка, должно быть, испугалась…

– Что? Это же вы… это вы все подстроили, – осенило маркиза.

– У тебя есть доказательства?

Луи, не обращая внимания, уселся и, взяв открытую бутылку, принялся пить прямо с горлышка.

– Если отец узнает, что ты напился, будет еще хуже, Луи. Уж на этот раз послушай меня.

– Вы уйдете сегодня или нет?! – возмутился маркиз.

– Придется, милый, а жаль… мы могли бы еще договориться и стать друзьями.

– Я не дружу с фуриями.

– Напрасно, – проговорила Элен и вышла из беседки.

Луи выпил почти всю бутылку, но тут у него закружилась голова и глаза стали непреодолимо слипаться. Стало так жарко и душно, что он, наконец, поставил бутылку на пол и, ослабев, улегся на лавку. Он бы с радостью снял рубашку, но сил его хватило лишь для того, чтобы развязать ворот. А потом он совсем забылся.