Кувшин золота - Джеймс Стивенс

- Да, паренек-то с придурью! - сказал сержант. - С чего это ты полез обниматься с лошадью, Тома'с?

- Я уж как только не пыталась заставить его зайти в дом, - продолжала женщина, - и наконец сказала ему: "Сядь рядом со мной, Тома'с, и побудь со мною хоть немного," - а вы знаете, как одиноко бывает по ночам! - да только он не угомонился. То скажет: "Мама, смотри, мотылек летает вокруг свечки, он обожжется!", то: "Муха попала в паутину вон там в углу", и бежит спасать ее, то вот еще: "Паук-косиножка бьется об стекло на подоконнике", и выносит его из дома; а когда я хочу поцеловать его, он меня отталкивает. Сердце мое совсем уж извелось, потому как что у меня еще есть на свете, кроме него?

- А отец его умер? - спросил сержант участливо.

- Сказать по правде, - ответила женщина, - не знаю, умер или нет, потому что давным-давно, когда мы еще жили в городе Бла'Клиах(20), он однажды потерял работу и с тех пор не возвращался ко мне. Я так думаю, что ему, бедняге, стыдно стало приходить домой, потому что денег у него не было; будто бы мне было так важно, есть у него деньги или нет! Ах, сэр, он так любил меня, и мы могли уж как-нибудь перекантоваться. Потом я перебралась сюда, к отцу своему; остальные дети умерли у меня на руках, а потом умер и отец, и теперь я уж тяну, как могу.

Вот только мальчик меня беспокоит.

- Тяжелый случай, мэм, - сказал сержант, - но, быть может, парень слегка не в себе потому, что над ним нет отца, или он просто слишком привык к вам, ведь не бывает так, чтобы ребенок не любил свою мать. Веди себя хорошо, Тома'с; слушайся маму, будь хороший мальчик и оставь зверей и насекомых в покое, потому что ни одна козявка не будет любить тебя так, как любит тебя твоя мама. Скажите, мэм, прошли ли мы уже первый поворот по этой дороге, или он еще впереди - мы тут в темноте слегка заблудились.

- Поворот еще впереди, - ответила женщина, - минутах в десяти ходьбы по дороге; да вы не пройдете мимо, потому что там вы увидите наверху просвет между деревьев, так вот это тот поворот и есть.

- Спасибо, мэм, - поблагодарил сержант; - пожалуй, мы пойдем, потому как топать нам еще далеко, пока-то еще мы сможем лечь да поспать.

Он встал и остальные полицейские встали вслед за ним, как вдруг Тома'с шепотом сказал:

- Мама! Они его повесят! - и заплакал.

- Ну, полно, полно, - сказала женщина, - что же они-то могут поделать? - Женщина быстро опустилась на колени и раскрыла объятия. Иди к маме, сыночек, милый мой!

Мальчик подбежал к ней:

- Они его повесят! - крикнул он высоким, срывающимся голосом и со всей силы вцепился в ее руку.

- Ну-ка, малой, давай, не бузи тут! - сказал сержант.

Мальчик вдруг резко развернулся и набросился на него с неожиданной яростью. Он вцепился сержанту в ноги, кусался, молотил кулаками и пинал его. Нападение его было таким буйным, что сержант отшатнулся к стене, но тотчас же схватил мальчика и отшвырнул его через всю комнату. В то же мгновение оба пса набросились на сержанта, злобно рыча - одного он пинком отбросил в угол, откуда тот сразу же метнулся снова, оскалясь и сверкая налитыми кровью глазами; другого пса перехватила женщина. Под ужасный лай, рычание и щелканье зубов полицейские выскочили из дома и захлопнули за собой дверь.

- Шон! - проревел сержант. - Ты крепко держишь этого типа?

- Так точно, - ответил Шон.

- Если он убежит, я из тебя кишки вымотаю; имей в виду! Пошли, и чтоб больше не мешкать!

Они тронулись по дороге в звенящей тишине.

- Собаки, - сказал Философ, - умнейшие из существ...

- О Господи!.. - простонал сержант.

- С самых ранних времен их разумность была отмечена и записана, и древние литераторы все как один сообщают об их сообразительности и верности...

- Да закроешь ты свой рот?! - рявкнул сержант.

- Никоим образом, - ответил Философ. - Слоны также считаются чрезвычайно разумными и преданными своему хозяину, и они могут строить стену или нянчить ребенка с равным искусством и успехом. Лошади в этом смысле имеют очень хорошие рекомендации, однако крокодилы, куры, жуки, броненосцы и рыбы не испытывают никакой особой привязанности к человеку...

- Чтоб все эти звери забились тебе в глотку - может, тогда ты прекратишь свою болтовню!

- Не имеет значения, - сказал Философ. - Не знаю, с какой стати эти животные привязываются к человеку с такой нежностью и любовью и в то же время сохраняют присущую им изначальную кровожадность, так что своим хозяевам они позволяют обращаться с собой как угодно плохо, но весьма охотно дерутся друг с другом и не бывают по-настоящему счастливы иначе, чем во время бессмысленной борьбы между собой. Я считаю, что не страх укрощает этих существ, но что даже самое дикое животное имеет способность к любви, которая просто не бывает должным образом замечена, и которая, если относиться к ней разумнее, может поднять его до положения разумного животного, сопоставляемого с разумными, и, вероятно, установить между нами и им связь, которую нельзя назвать иначе, чем взаимовыгодной.

- Ищи, ищи глазами тот просвет в деревьях, Шон! - сказал сержант.

- Ищу, сэр, - ответил Шон.

Философ продолжал:

- Почему я не могу обмениваться мыслями с коровой? Я поражаюсь неполноте моего развития, когда я и мой собрат по творению немо стоим друг напротив друга без малейшего проблеска взаимопонимания, ограниченные, лишенные всякой дружбы и общения...

- Шон! - воскликнул сержант.

- Не перебивайте, - сказал Философ, - что вы все время разговариваете?!

Низшие животные, как их иногда по-глупому называют, имеют такие способности, которым мы можем только удивляться. Ум муравья таков, что я охотно пошел бы к нему в школу. Птицы получают такие атмосферические и левитационные знания, которые не станут доступными нам и через миллионы лет; кто видел, как паук выплетает свой лабиринт, или как пчела спокойно путешествует по воздушному бездорожью, тот сможет ли отрицать, что эти маленькие бездны одушевляет живой и опытный разум? Да самый обычный земляной червь - наследник культуры, перед которой я склоняюсь в глубочайшем почтении...

- Шон! - взмолился сержант. - Скажи хоть что-нибудь, ради бога, чтобы не слышать кваканья этого типа!

- Да о чем же говорить-то? - спросил Шон. - Не привык я разговаривать, а по документам никакого образования у меня нет, вы же знаете... Мне так кажется, он что-то говорил про собак. Вот у вас, сержант, была когда-нибудь собака?

- Отличное начало, Шон! - сказал сержант. - Давай продолжай.

- Я знавал человека, у которого была собака, которая умела считать до ста. Он зарабатывал кучи денег на спор, и так бы жил себе совсем неплохо, да только я заметил однажды, что он подмигивает своей псине, а когда перестает подмигивать - собака перестает лаять. Тогда мы заставили его повернуться к ней спиной и попросили ее сосчитать до шестипенсовика, так та налаяла нам аж до пяти шиллингов с лишним, и считала бы, должно быть, дальше до фунта, только хозяин обернулся и двинул ее ногой. Тогда все, кто спорил, сказали, что хотят деньги назад, а тот человек ночью смотался в Америку, и я так думаю, что дела у него идут неплохо, потому как собаку он взял с собой. Это был терьер с такой жесткой шерстью, сука, и щенилась она, как черт.