Надрывы - Михаил Дубаков

Когда все учителя во главе с самим магистром Рэконалом собрались в большом торжественном зале, Аркину стало не по себе. Он выпускался боевым магом, поэтому процедура организовывалась только для него одного. Впрочем, давно Академия не готовила боевых магов, так что давненько не раздавались знаки в этом направлении.

Магистр встал, обвел взглядом всех присутствующих, и начал речь:

— Собратья, никто из вас, надеюсь, не сомневается, что перед нами стоит лучший маг последнего десятилетия, по меньшей мере. Давно стены этой старой и великой Академии не знали такого талантливого волшебника. Его учителя неизменно приходили в восторг от того упорства, с каким он опережал их в чем-то, но никогда не завидовали. Такова участь хорошего учителя — его ученики всегда лучше его самого. Да, он необщителен и неразговорчив, но умен и рассудителен, библиотека стала ему вторым домом, а книги — заменителем пищи. Но пусть молодой волшебник не обольщается столь лестным отзывом, самый яркий талант меркнет и уходит в небытие под солнцем славы и триумфа, превращаясь в избитый штамп мнимого величия.

Пусть Аркин Ларн помнит, что маги учатся всю жизнь и нет пределов совершенства великого искусства. Пусть жажда познания и справедливости навечно поселится в сердце. Пусть все Силы будут всегда противостоять Тьме и вечному злу, которое, видно, никогда не исчезнет из нашего мира.

Вчера состоялся Консилиум… Мы взвесили все, мы оценили результаты упражнений и подвели итог… — зал замер в ожидании.

— Отныне боевой маг Великой Империи Аркин Ларн носит символ Одинокий Волк!

Сердце Аркина екнуло, а сознание туго анализировало смысл слов: "Второй ранг! Волк!". Магистр медленно подошел к выпускнику и положил ему руку на плечо, Аркин преклонил колено. Вокруг шеи начала материализовываться серебряная с золотым цепочка (цвета второго ранга) с небольшим амулетом в виде стремительно бегущего волка. В маленьких глазах-кристаллах сквозило упорство и целеустремленность, именно то, что так любили в Аркине учителя.

— Встань с колен, брат, — Рэконал убрал руку. — Отныне ты один их нас, темно-вишневая ряса и знак Одинокого волка навечно закреплены за магом второго ранга Аркином Ларном! Ты волен сам определять свою дальнейшую судьбу, Академия дала тебе все, что могла…

Долгий рассказ подошел к концу. Старый волшебник внимательно выслушал Аркина и теперь с легкой улыбкой на орлином лице спросил:

— Так ты действительно хочешь быть моим учеником?

— Да, мудрейший, — кротко кивнул Аркин, — это огромная честь для меня.

— У меня еще не было ни одного ученика… — задумчиво проронил старик, поглаживая длинный желтоватый ноготь на мизинце. — Хорошо, — решившись, сказал он. — Но есть одно совершенно неотложное дело. Возьмешься ли ты за него?

— С радостью! — воскликнул Аркин, лишь услышав согласие мага.

— Есть один человек… или не человек, словом, я и сам не разобрался пока, уж больно он странный. Да вот он.

Прямо между высоких стеллажей появилась фигура статного человека, сплошь одетого в черное. Мужественное открытое лицо пересекал шрам, какие-то странные пылающие глаза хищно смотрели из-под резких бровей. Аркину стало как-то не по себе. Он мучительно пытался вспомнить, не видел ли он где-нибудь этого человека, но на память ничего не приходило. А потом всплыл образ того, который неожиданно вошел в его жизнь и перевернул ее. Странно, вроде никакого сходства: и шрам, и глаза, и даже фигура — все разное… Но чувство родства этих людей не покидало.

— Кто он? — спросил Аркин, не отрывая взгляда от фантома.

— В том-то и дело, что я не знаю, — покачал головой старик. — Но от него веет таким Мраком, что просто трудно себе представить.

— Он силен?

— Вроде нет, но, похоже, его сила растет с каждым днем. Его нужно убить пока не поздно… — старик сурово сдвинул брови.

Аркин помрачнел, он не очень-то любил убивать вот так, словно по заказу, но Мрак…

— Сейчас он должен быть на западной окраине. Еще пару дней назад он скакал по Хульмскому Тракту, а потом я перестал его видеть. Совсем уж загадочно… М-да. Отправляйся немедленно, Одинокий Волк, и пусть удача тебе сопутствует.

Аркин ушел с чувством неудовлетворенности и какой-то горечи, уж больно странно начиналось учение у знаменитого в прошлом Эркона дар Строрка, единственного, кто имел первый ранг вместе со знаком Белого Единорога, а это что-нибудь да значило.

***

— Только не вздумай гордиться своим творением, внучек. Ни к чему хорошему это не приведет. Не становись кумиром толпы…

"… Что для нас кумиры? Любое изречение, брошенное авторитетом, тут же подхватывается и с легкостью возводиться в ранг непреложной истины. Любое их мнение становиться очевидным штампом и воплощается в судьбах. Любое их недовольство кем-либо тут же обращается яростной травлей и ненавистью. Их слушают, их уважают, им верят…

Но стоит ли? Что там, за маской величия и непоколебимой, на первый взгляд, правотой? Отчего мы не замечаем их ошибок и всячески превозносим победы? Не нужно слепо верить, не нужно бездумно подчиняться. Подумайте, возможно это просто проявление глупости… или недостатка сведений…"

Глава 7

"Дипломаты — это честные люди, пос-

ланные за границу, чтобы лгать

в пользу своего государства".

Верховный, как всегда после сытного обеда, удобно устроившись в кресле, отдыхал, любуясь через окно изумительно прекрасным горным пейзажем. Величественные вершины Вечных гор, блистающие нежно-голубым цветом, растворялись в полупрозрачной туманной дымке. Всегда резкое в горах солнце причудливо играло со снегом, нисколько не тревожа привыкшие к яркому свету глаза правителя горных троллей. Горы всегда умиротворяли Верховного, настраивая на философские мысли. Но сейчас все попытки отвлечься наталкивались на сплошную стену Единственного Пророчества, тщетно стараясь обогнуть ее. Сколько он не ломал над ним голову, но смысл оставался мутным и неясным. Конечно, лежащие на поверхности детали не вызывали сомнений о скором возвышении его народа, но это нисколько не успокаивало мудрого правителя, смутное предчувствие чего-то недоброго, которое всегда является следствием неясности, не покидало ни на минуту, даже когда его воображение рисовало величественные картины триумфа.

Это послеобеденное время считалось неприкосновенным, никто не осмеливался беспокоить Верховного, когда он вот так отдыхал. Поэтому тихо вошедший секретарь робко жался у двери, не решаясь заговорить, а Верховный не замечал его. Минут через пять секретарь не выдержал и, собравшись с духом, тихо покашлял. Верховный тут же повернулся к нему, на лице правителя маска расслабленного созерцания сменилась недоумением и раздражением. Секретарь, окончательно смущенный взглядом Верховного, помялся еще немного и выдавил: