Дитя четверга - Сандра Браун

– У тебя хорошая интуиция.

– Вероятно. А все объяснялось элементарно: ты без конца краснела.

Они прошли под руку через Харбор-Таун – самое оживленное место на острове после захода солнца. Здесь манили огнями рестораны и людные лавки. Дети и взрослые, семьи и влюбленные парочки ели, пили, пели и танцевали под открытым небом, вдыхая пахнущий океаном целительный воздух.

Спенсер нашел свободные места на невысокой каменной стене у пирса, и они получили возможность послушать молодого певца, который выступал на сцене под огромным виргинским дубом. Голос артиста был удивительно звонким, его веселость – заразительной. Спенсер и Эллисон хлопали в ладоши в такт музыке и от души смеялись, слушая традиционные эстрадные шутки.

Спенсер распределял свое внимание между Эллисон и сценой. Когда представление окончилось, они оказались в толпе. Чтобы не потерять Эллисон, он пристроился к ней сзади, положив обе руки на талию.

На спине у платья был глубокий вырез, три верхние пуговицы рубашки Спенсера были расстегнуты. В узком проходе толпа нажала, и Эллисон ощутила, как их тела соприкоснулись.

Благодарение Богу, что он не мог видеть ее лица. Она закрыла глаза и наслаждалась неожиданной лаской. Нельзя сказать, чтобы Спенсер равнодушно отнесся к этому. Его руки сплелись вокруг талии Эллисон, и она ощутила его губы на своих волосах. То, о чем оба думали, произошло: ее ягодицы плотно прижались к нему.

Когда толпа снова двинулась, они возбужденно дышали, изо всех сил пытаясь выглядеть невозмутимыми. Оказавшись на палубе «Обманщицы», Эллисон снова испытала приступ застенчивости и неловкости.

– Не хочешь ли вина? – спросил он. За обедом она уже выпила два бокала, но особо заметного эффекта не ощутила.

– Нет. Я уже свою норму выполнила. – Она виновато улыбнулась. – Я мало на что гожусь… Даже на то, чтобы выпить вина.

Его руки скользнули с ее талии на бедра.

– Ты все время возводишь на себя напраслину, – сердито сказал он. Повернувшись к ней спиной, Спенсер сделал несколько шагов по палубе к носу, нацеленному в океан, затем вернулся назад. – Если бы я не хотел, тебя бы здесь не было, ты это понимаешь? И запомни, говорю я это в последний раз. Перестань прибедняться и извиняться и скажи мне определенно, чем ты хочешь заняться до конца вечера. Смотреть телевизор? Слушать мои коллекционные пластинки? Играть в карты? Или, может, что-то еще?

Его тон задел Эллисон. Кто он такой, чтобы так отчитывать ее?

– Я хочу спать, – холодно произнесла она. – Сегодня был трудный день.

Она прошествовала мимо него. Юбка мягко обвилась вокруг ее ног. В последний момент Спенсер поймал Эллисон за руку, повернул к себе и дотронулся до ее волос. В его голубых глазах отражалась луна. Само лицо было в тени. На нем появилась белозубая ухмылка.

– Ты горазда сводить с ума… И делаешь это быстрее, чем любая другая женщина… Ты вроде спички, которая может в любой момент вспыхнуть. Должно быть, это из-за рыжих волос, – раздумчиво добавил он, пропуская густые пряди сквозь пальцы. – Но мне это по душе. Твой нрав приводит меня в дьявольское возбуждение.

Его взгляд блуждал по ее лицу, отмечая гордо вздернутый подбородок, вызов в зеленых глазах, живой блеск волос. Он опустил глаза, чтобы насладиться созерцанием груди.

Все его тело ныло от желания. Но он помнил свое обещание. Спенсер боялся, что не сможет вовремя остановиться. После этого она перестанет доверять ему. Он должен завоевать доверие до того, как завоюет ее тело.

Спенсер мягко отстранил Эллисон. Что-то промелькнуло в ее глазах. Уж не разочарование ли?

– Если тебе что-то понадобится, позови меня. Я некоторое время побуду на палубе. Спокойной ночи, Эллисон.

– Спокойной ночи. – У самого входа в каюту Эллисон обернулась. Спенсер не шевелился, но смотрел на нее. Ей вдруг стало стыдно за то, как она вела себя.

Облизнув губы, Эллисон сказала:

– Спасибо за хороший вечер, Спенсер.

Он улыбнулся и наклонил голову. Эллисон спустилась в спальню, которая была несколько более роскошной, чем ей положено. Сняв покрывало, с удивлением обнаружила под ним белоснежные атласные простыни. Она всегда спала на хлопчатобумажных. Эллисон надела одну из купленных вместе с Энн пижам. Она состояла из двух частей и была из черного шелка. Верхняя часть имела глубокое декольте и держалась на двух тонких бретельках. Нижняя часть была настолько экономной, что Эллисон задала себе вопрос, зачем вообще ее надевать.

При виде подобного сочетания – шелка, собственного обнаженного тела, атласных простынь – Эллисон испытала неведомое ей ранее чувственное возбуждение. Наверное, такое всякий раз переживал Распутин, когда она подходила к нему с меховой перчаткой.

Когда Эллисон услышала, что Спенсер спустился вниз и вошел в ванную, она легла и притворилась спящей. До нее доносился плеск воды, потом Спенсер выключил свет, открыл дверь и вошел в спальню. Она лежала не шевелясь.

Лишь после того, как он снял рубашку, расстегнул молнию брюк и сбросил на пол туфли, Эллисон открыла глаза. Как только вторая половина кровати прогнулась под тяжестью его тела, она повернулась и села в постели.

– Что ты делаешь?

Он не спеша натянул на себя простыню. Луна светила в окна, освещая комнату и его тело, которое словно пришло из эротических снов. Белые, пугающе короткие трусы на фоне загорелой кожи подчеркивали мужественные формы. Волосы на теле являли собой дополнительный чувственный раздражитель.

– Я ложусь спать, – спокойно ответил Спенсер.

Эллисон была настолько поражена таким поворотом событий, что начисто позабыла о глубоком декольте в верхней части пижамы и о том, что грудь почти вылезла наружу. Лишь увидев, что Спенсер не может оторвать глаз от соблазнительного зрелища, она натянула на себя простыню.

– Ты не можешь спать здесь.

– Посмотри на меня. – Он вытянул длинные ноги под простыней, положил голову на подушку и удовлетворенно вздохнул. Затем, сплетя пальцы, потянулся, словно ленивая пантера. После этого подложил руки под голову и широко зевнул. И лишь затем, расслабившись и удивленно приподняв бровь, невинно спросил:

– А ты что, собираешься спать сидя?

Эллисон завороженно смотрела на игру его мышц, любуясь оттенком кожи и грацией движений, не в силах что-либо сказать. Когда у нее наконец прорезался голос, она постаралась придать ему твердость:

– Я не собираюсь спать вообще, по крайней мере здесь. – Она сбросила простыню, словно спеша сбежать от чего-то очень соблазнительного и недостойного, пододвинулась к краю кровати и опустила на пол босые ноги.

– Вот оно что! – Спенсер протянул руку, чтобы удержать Эллисон. То, за что он схватил, оказалось нижней частью пижамы, а попросту – эластичной узкой полоской из черного шелка.