В плену Сахары - Клаус Полькен

Райли, видимо, не избежал преувеличений при описании событий или сообщил о каком-нибудь исключительном случае. Но так или иначе любой караван подвергался большим опасностям. Однако, по всей вероятности, игра стоила свеч. Ибн Хаукал оставил нам такую запись: «Караваны обычно пересекали Магриб (то есть „Запад“; подразумевается запад Северной Африки. — К. П.) и доходили до Сиджильмасы, а здесь останавливались люди из Ирака, купцы из Басры, Куфы и Багдада, которые также кочевали по этой дороге вместе со своими детьми и товарами. И это в то время как другие оставались налегке и их караваны беспрерывно занимались торговлей с большой пользой для себя, получали большую прибыль и ездили с большими удобствами. Они были намного богаче купцов из мусульманских стран. Я видел в Аудагосте судебный акт, обязывающий Мухаммеда бен Садуна уплатить денежный долг, составлявший, по показаниям свидетелей, сорок две тысячи динаров. Ал-Муиз во время своего правления обложил Сиджильмасу, учитывая караванную торговлю со странами черных, налогом в размере четырехсот тысяч динаров, десятиной, поземельным налогом, косвенным налогом, налогом на всех проданных в Сиджильмасе верблюдов, волов и овец, включая все, что оттуда вывозилось…».

Сиджильмаса была одним из городов на севере Сахары, извлекшим немало выгод от процветающей торговли. Она лежала в Тафилалете, то есть в том оазисе на юге Атласских гор, сады которого орошаются водами уэда Зиз, постоянно стекающими с гор. Кем и когда была основана Сиджильмаса, неизвестно. Жители Тафилалета приписывают этот акт «римскому полководцу», который якобы когда-то предпринял сюда поход. Он назвал это место Сигеллум Масе, откуда позднее образовалась Сиджильмаса. Однако Сиджильмасу называли также Мединет-эль-Хамра; город будто бы был основан берберами в 757 году и считался вторым (после Кайруана) мусульманским городом Африки. Он стал опорным пунктом широко распространенной в Северной Африке мусульманской секты хариджитов и в течение трехсот лет оставался столицей самостоятельного царства. Сиджильмаса имела свой монетный двор, который продолжал действовать даже после завоевания города в 1055 году Альморавидами. В 1315 году город добился независимости. Правда, процветающий торговый центр подвергся в 1362 году нападению кочевников и был разрушен, однако вскоре он оправился и вернул свое былое величие. Но с уменьшением караванной торговли Сиджильмаса пришла в упадок. Когда город в 1818 году был разрушен племенем айт-атта, от прежнего его блеска не осталось и следа. Тафилалет, который долгое время был единым целым, под непрерывным натиском врагов утратил свою сплоченность. Герхард Рольфе, посетивший эту область в 1862 году, писал: «Тафилалет — один из самых крупных оазисов пустыни. В нем около трехсот укрепленных поселков; сами жители утверждают, что поселков столько, сколько дней в году, однако это преувеличено… Большинство из них постоянно воюет между собой; у ворот ксуров (крепостей) стоят поэтому, как и в наших цивилизованных городах, часовые с неизменно заряженными ружьями…».

Война за соль

Однако путям, по которым веками перемещались огромные богатства, путям торговли, вскоре было суждено служить и другим целям. Богатство державы Сонгай возбуждало зависть и алчность. На севере Сахары подумывали, не выгоднее ли взять в свои руки всю торговлю, покорив страны, выполнявшие роль посредников.

Султан Марокко Мулай Ахмед ал-Мансур, прозванный «аз-Зехеби» — «Золотой», в 1581 году предпринял попытку овладеть соляными копями Тегазы. Расположенная вблизи оазисов Туата, Тегаза была неприглядным, пустынным местом, где, как сообщал Ибн Баттута[19], «дома и мечети построены из соляных блоков, в то время как крыши покрыты верблюжьими шкурами. Полностью отсутствуют деревья и нет ничего, кроме песка. В песках расположены соляные копи; соль залегает здесь глубокими пластами. В Тегазе живут одни лишь рабы племени месуфа, которые заняты исключительно добыванием соли. Они питаются финиками, привозимыми из Дра и Сиджильмасы, а также мясом и мукой, которые доставляют из стран черных. В Валате за груз соли платят восемь-десять мискалей золота[20], а в городе Мали этот груз продается уже по цене от двадцати до тридцати мискалей, а иногда даже за сорок. Для черных соль является средством обмена, точно так же, как золото и серебро. Они делят соль на кусочки и пользуются ими для покупок или продажи».

Уже в 1546 году отец ал-Мансура султан Мухаммед попытался уговорить аскию Исхака — царя Сонгайской державы — не противиться тому, чтобы Тегаза была поставлена под верховную власть Марокко. Аския, разумеется, не дал на это согласия. Его ответ был весьма своеобразен: он послал две тысячи туарегских воинов в долину вади Дра и велел им разграбить эти места. Что касается ал-Мансура, то он, не долго думая, отдал приказ своим войскам выступить в поход, и они без особых усилий присоединили Тегазу к марокканским владениям. Однако ал-Мансур одержал поистине пиррову победу, ибо черные рабы, добывавшие соль, при приближении марокканцев разбежались. Аския запретил им вернуться. Производство соли прекратилось, копи стояли, словно вымершие.

Для жителей района Нигера марокканский поход имел роковое последствие: не стало хватать соли. Однако острая нехватка соли привела в конце концов к положительному результату: в своих отчаянных поисках сонгаи обнаружили мощные залежи соли в Тауденни, которые эксплуатируются до настоящего времени.

В середине прошлого века французский путешественник Леопольд Пане рассказывал о Тауденни следующее: «Соль залегает там слоями до полутора метров… Эта каменная соль, нарезанная плитами длиной в метр и шириной двадцать пять сантиметров, является денежной единицей страны. Она служит основой для любой сделки. В обычные годы четыре плиты равны крупице золота, иногда достаточно и трех плит…».

После того как в Тауденни началась разработка соли, султан Марокко решил, что пробил его час. Он задумал завоевать Сонгай. Во главе своего войска он поставил молодого придворного — евнуха Джудара. Джудар был голубоглазым испанцем родом из Лас Куэваса в Гранаде, еще ребенком попавшим к марокканцам и выросшим при королевском дворе в Марракеше. Теперь ему присвоили титул паши и под его командование поставили войско в четыре тысячи человек. Две тысячи из них приходилось на пехоту — считают, что половину этого числа составляли не североафриканцы, а испанские ренегаты. Пятьсот конных стрелков также были иностранными наемниками. К ним присоединились полторы тысячи туземных наездников.