Князья веры. Кн. 1. Патриарх всея Руси - Александр Ильич Антонов

рычание зверей прорываются голоса опричников, опьянённых видом и запахом крови. Иов тогда поднял крест и пошёл на чёрную рать. Он шёл, и рать расступалась, никто не поднял на него меча. А он всё шёл и шёл и оказался один на волжском просторе. Да так и дошёл до родных Стариц, лежащих от Твери в десятках вёрст.

Иов почувствовал сильный озноб. И сердце сжалось в холодный комок. Он поспешил в свои палаты, осеняя себя крестным знамением и повторяя как молитву: «Да минует нас чёрная кара, да спасёт Русь от неё Господь Бог».

* * *

И наступил последний день возведения Иова в патриархи — ритуал посвящения. Он пришёлся на конец января и совпал с днём Аксиньи-полузимницы.

Высшее духовенство, вновь избранные на Соборе митрополиты, советовались, как построить торжественную литургию. Каждый предлагал своё. Верх взял Гермоген.

— Литургию служить обыкновенно, как ставили испокон архиепископов, епископов и митрополитов, без всяких новых обрядов, — изрёк казанский правдолюб. И отцы церкви согласились.

И пришёл на Русь большой праздник. Его ждал весь православный народ многие годы. Нет, россияне не приравнивали сей праздник к освобождению от татаро-монгол. Но это тоже было завоевание свободы, торжественное провозглашение воли великой державы с единой верой. Спасибо Византийской церкви, многому научила русский народ. Но досталь ходить в послушниках. Теперь россияне независимы от ханов и мурз. Стала независимой и церковь российская от константинопольских попов. Никто не будет диктовать свою волю священнослужителям Руси, духовным пастырям народа. Никто не посмеет облагать этот народ «милостыней» в пользу церковных вельмож восточной церкви. Православная церковь Руси явит собой одно духовное тело, одну главу — Христа и одушевится единым Духом Божьим.

На Москве шло великое ликование. С раннего утра морозный воздух наполнялся трезвоном всех московских колоколов.

Первым на колокольне Ивана Великого торжественно и мощно заблаговестил самый большой колокол Москвы «Лебедь» о две тысячи двести пудов. Он накрыл своим звоном всю столицу. Да тут же заговорили ещё двадцать четыре звона колокольни. Вмиг Успенский и Благовещенский соборы откликнулись, весь Кремль заговорил колоколами.

А где-то на окраине Москвы в Страстном монастыре белоозёрские звонари, с утра хватившие хмельного, в радостном азарте затеяли игру звонкую на малых колоколах:

«Го-ли-ка-ми при-ты-ка-ем!

Го-ли-ка-ми при-ты-ка-ем!

Го-ли-ком при-ткнем!»

Большой колокол монастыря проспал, а как проснулся да показалось, что он на Беломорье, — и рявкнул:

«По-чём трес-ка? По-чём трес-ка?!»

Малы колокола, что уже разгулялись, весело затараторили:

«Две ко-пей-ки с по-ло-ви-ной! Две ко-пей-ки с по-ло-ви-ной!»

Звонари Высоко-Петровского монастыря, тоже из северян, твёрдо знали цену трески и осадили врунов:

«Вре-те, вре-те — пол-то-ры! Вре-те, вре-те — пол-то-ры!»

Большой колокол Страстного монастыря в негодование пришёл: ему да его пастве перечат. Размахнулся языком, о край бахнул:

«Пусть мол-чат! — И ещё раз: — Пусть мол-чат! Не кри-чат! Их уб-рать! Их уб-рать!»

Не согласились с ним малые колокола, не испугались. Ведь праздник. И разгулялись, развеселились. Да прощены будут за вольность. И полилось над первопрестольной завыпевание:

«К нам! К нам! С пи-вом к нам! — И ещё громче: — К нам! К нам! С вод-кой к нам! С чар-кой к нам! С вод-кой к нам! С чар-кой к нам!»

«Лебедь» рассердился, к порядку стал призывать мелкую братию:

«Кто шу-мит? Кто шу-мит? Бо-га пусть не гне-вит!» Да знал он, «Лебедь», что в такие праздники на Москве никто не хотел гневить Бога. Зачем?

Под колокольные звоны народ московский по питейным избам, по кружечным домам пиво да брагу пил, медовухой «закусывал». По улицам девки в нарядных кокошниках гурьбой летали, громко смеялись. Все на Красную площадь шли. Молодым в сей день песни петь надо. И поют:

Не летай-ка ты, сокол, высоко!

Таусень!

Не маши ты крылами далёко!

Таусень!

Много бояров на Москве!

Таусень!

Нет боле крестьян по Русе!

Таусень!

Старый подгулявший стрелец, что Казань воевал, скрипит по снегу деревянной ногой и тоже песню поёт. Да боевую, стрелецкую:

Зачиналась каменна Москва,

Зачинался в ней и Грозный царь!

Он Казань-город на славу взял,

Мимоходом — город Астрахань!

Вороний грай, колокольный перезвон, гул ликующей толпы заглушили песни девушек и старого стрельца. Народ валил и валил к кремлёвским соборам, где свершалось великое таинство венчания патриарха всея Руси.

В Соборной церкви под двуглавым орлом святой пастырь всемирного христианства Иеремия благословил первого российского патриарха и, возложив на него пергаментной прозрачности руку, помолился:

— Да будет сей архиерей Иисусов неугасаемым светильником веры, сопрестольником великих отцов христианства.

И когда Иеремия снял дрожащую руку с головы Иова, на него надели митру с крестом и короною. И два патриарха, Константинопольский и всея Руси, стали вместе вести богослужение.

Потом Иова проводили в алтарь. Он разоблачился. Под звуки песнопения к патриарху подошёл царь Фёдор, надел ему на грудь драгоценный крест с животворящим древом, бархатную зелёную мантию с источниками, нанизанными жемчугом, и белый клобук со знаменем креста. Осмотрев патриарха и оставшись доволен, царь подал ему жезл святого Петра-митрополита. На глазах у Фёдора от умиления и восторга стояли слёзы. Иов тоже прослезился от волнения.

— Да будешь ты отныне именоваться главою епископов, отцом отцов, патриархом всех земель северных по милости Божьей и по воле царской, — сказал торжественно Фёдор.

Иов благословил царя, трижды осенил его крестом, и они посидели рядом в присутствии Иеремии и митрополитов. Встали, вместе вышли на амвон. Иов стал благословлять народ. А хор пел восхваление царю и двум первосвятителям, Константинопольскому и Московскому.

Под песнопение Иов и Иеремия, а следом за ними царь Фёдор и вся царская свита, бояре, всё духовенство вышли из собора.

Возле паперти отроки в белых одеждах держали осляти. Они помогли Иову сесть на него, и царь Фёдор взял за повод осляти и повёл его впереди тысячелюдной толпы. Царь довёл осляти до Фроловых ворот, передал повод Годунову. Процессия вышла из Кремля и потекла вдоль кремлёвских стен, вдоль реки Неглинки, Москвы-реки.

Казалось, со всей России сошлись к Кремлю юродивые, калики, слепые, немые, безрукие, безногие, из тех, что ещё опричники Малюты Скуратова-Бельского лишили радости жизни. Все они ждали благословения, все жаждали узреть, заговорить, услышать, крепко встать на ноги, получить отпущение грехов, избавиться от бесплодия и дурных болезней. Все просили Иова о ниспослании чуда. Все ждали чудес!