Записки Барри Линдона, эсквайра, писанные им самим - Уильям Теккерей

— Завтра с утра попрактикуемся, мой мальчик, я научу тебя двум-трем штучкам, которые тебе не мешает знать.

Конечно, я обрадовался такой возможности пополнить свое образование и сказал, что с восторгом поступлю к дядюшке в науку.

Исповедь дядюшки ввергла меня в уныние. "Все, чем я богат, ты видишь на мне", — пояснил он. Золоченая карета была орудием его ремесла. У него и в самом деле имелось поручение от австрийского двора — расследовать, не из королевского ли казначейства исходит некое количество дукатов пониженного золотого содержания, появившееся за последнее время в обращении: все указания сходились на Берлине. Однако настоящим делом мосье Баллибарри была игра. Среди его понтеров выделялся юный атташе английского посольства лорд Дьюсэйс, впоследствии виконт и граф Крэбский, игравший весьма азартно; слухи о страсти молодого аристократа дошли до моего дядюшки в Праге и побудили его направиться в Берлин, чтобы с ним сразиться. Ибо среди рыцарей карточного стола существует свой рыцарский кодекс; слава великих игроков гремит по всей Европе. Так, мне известно, что шевалье де Казанова проскакал шестьсот миль от Парижа до Турина, чтобы встретиться с мистером Чарльзом Фоксом, в то время единственным бесшабашным сынком лорда Холленда, а впоследствии одним из выдающихся европейских государственных мужей и ораторов.

Было решено, что я сохраню свое амплуа слуги, что при гостях я ни слова не знаю по-английски и что, разнося шампанское и пунш, я буду примечать, у кого на руках тузы. Обладая отличным зрением и смекалкой, я уже вскоре мог оказывать дядюшке существенную помощь против его понтеров. Предвижу, что простодушные мои признания заставят кое-кого из чопорных читателей поморщиться — но да смилуется над ними небо! Уж не думаете ли вы, что человек, которому случалось выигрывать и проигрывать до ста тысяч фунтов в карты, не воспользуется теми преимуществами, какими располагает его сосед? Игроки все одним мирром мазаны. Плутуют только неуклюжие олухи, только они прибегают к таким вульгарным средствам, как подделанная кость или крапленые карты. Такой шулер рано или поздно попадается, ему не место среди уважающих себя джентльменов; мой совет людям, которым встретится такой субъект, играйте ему в руку, пока он не попался, но ни в коем случае с ним не связывайтесь. Играйте смело и честно! Не вешайте носа при проигрыше, а главное, не будьте жадны до выигрыша, как это бывает с людьми низменной души. Ведь что ни говори, а даже при большом искусстве и больших преимуществах, игра зачастую дело неверное. Я видел, как круглый невежда, для которого игра была китайской грамотой, выиграл пять тысяч фунтов за несколько талий. Я видел, как джентльмен, запасшийся тайным помощником, играл против такого же джентльмена с его тайным помощником. В таких случаях исход всегда гадателей; и если взять в соображение затраченное время и труд, ваши многообразные способности, жизнь в вечной тревоге и неизбежные издержки, а также многочисленные неоплаченные выигрыши (бесчестные негодяи встречаются и за игорным столом, как и повсюду на свете), то, с моей точки зрения, это — никудышная профессия; сколько мне помнится, я не встречал человека, который в конечном счете нажился бы на игре. Но я пишу это, как человек, видавший виды. В описываемое же время я был желторотый юнец, ослепленный надеждою разбогатеть; к тому же я слишком полагался на житейский опыт дядюшки и на его положение в свете.

Нет никакой надобности перечислять здесь те небольшие услуги, которых дядюшка от меня ждал; нынешние игроки, как я понимаю, не нуждаются в таких наставлениях, а для прочей публики они и вовсе без интереса. Важно лишь одно: секрет их заключался в простоте. Простота, если хотите, залог успеха. Так, например, смахну я салфеткой пыль со стула, значит, у противника сильная бубна; задел на ходу стул — туз или король. Вопрос: "Пуншу или вина, милорд?" — указывал на черву; "Вина или пуншу?" — на трефу. Если я высморкался, значит, у противника тоже есть тайный помощник — вот уж, когда игроки прикладывают все свое умение. Милорд Дьюсэйс, несмотря на молодость, был мастерской игрок, знавший всю кухню картежного искусства; только заметив, что приехавший с ним Фрэнк Пантер трижды зевнул, когда у шевалье был на руках козырной туз, я догадался, что у нас, так сказать, нашла коса на камень.

С мосье де Поцдорфом я по-прежнему разыгрывал дурака и смешил его своими донесениями, когда он назначал мне свидания в загородном ресторанчике. Донесения мы, конечно, готовили с дядюшкой вдвоем. Он учил меня (и это во всех случаях самый разумный способ), елико возможно, говорить правду. Так, например, на вопрос: "А чем шевалье занят по утрам?" — я отвечал:

— Он регулярно ходит в церковь (дядюшка и в самом деле был очень благочестив) и, постояв у обедни, возвращается домой завтракать. Затем выезжает в своей карете на прогулку до обеда, который подается в полдень. После обеда, если есть надобность, пишет письма, но этим он меньше всего занят. Письма его адресованы австрийскому послу, который ни во что его не ставит, и так как он пишет по-английски, я, конечно, прочитываю их из-за его плеча. Обычно он просит денег, ему, видите ли, требуется подкупить чиновников из казначейства, чтобы узнать, откуда исходят фальшивые дукаты, тогда как на самом деле деньги нужны ему для игры. Вечера его посещают Кальзабиги, устроитель публичной лотереи, русские атташе, оба атташе английского посольства — лорд Дьюсэйс и Пантер, — эти играют в jeu d'enfer [24] — и еще несколько человек. Та же компания встречается за ужином; дамы бывают редко, да и то большей частью француженки из кордебалета. Шевалье обычно выигрывает, но далеко не всегда. Лорд Дьюсэйс — завзятый игрок. Иногда заглядывает к нам и шевалье Эллиот, английский посол; в этих случаях его подчиненные от игры воздерживаются. Мосье де Баллибарри обедает в посольствах, но только en petit comite [25], на большие приемы его не зовут. Кальзабиги, по-моему, играет с ним заодно. За последнее время шевалье в выигрыше, однако на той неделе он заложил свой солитер за четыреста дукатов.

— А ведет он разговоры на родном языке с чиновниками английского посольства?

— Не без этого. Вчера они с послом толковали о новенькой danseuse [26], а также о неприятностях в Америке, — но главным образом о новенькой danseuse.

Как видите, донесения мои были точные и подробные, но большого интереса не представляли. При всем том они самым аккуратным образом доводились до сведения преславного героя и воина, философа из Сан-Суси. И точно так же за каждым иностранцем, приезжавшим в столицу, устанавливался тайный надзор, и о каждом его движении Фридриху Великому неукоснительно докладывали.

Пока в картеж была вовлечена только золотая молодежь из посольств, его величество не возражал. Мало того, азартные игры в посольствах были ему на руку, — ведь человека, запутавшегося в долгах, легче вынудить заговорить, и вовремя предложенная rouleau [27] фридрихсдоров может купить вам секрет, который обычно стоит много тысяч. Королю не раз удавалось добывать таким образом бумаги из французского посольства, и я не сомневаюсь, что и милорд Дьюсэйс не отказался бы поставлять ему информацию на тех же условиях, если бы его начальник, хорошо зная своих аристократических юнцов, не препоручил всю работу в посольстве (как это обычно и делается) степенному roturier [28], не мешая знатным щеголям из своей свиты красоваться на балах золотым шитьем мундиров или потряхивать мехельнскими кружевами за игорным столом. Я видел с тех пор немало отпрысков знати, равно как их начальников, и, mon Dieu, какая же это непроходимая бестолочь! Что за олухи, что за бездельники, что за безмозглые хлыщи! Дипломатия по-видимому, один из тех обманов, на которых держится мир; если верить этим приказным строкам, этим канцелярским крысам, дипломатия — трудная профессия, но тогда чем же объяснить, что на эти посты назначаются недавние школьники, розовощекие повесы, у которых нет ничего за душой, кроме мамашина титула, и которые умеют судить только о бегах, о новом танце или покрое модных башмаков.

Однако, когда до офицеров гарнизона дошло, что в городе объявилось место, где можно играть в фараон, всем захотелось попытать счастья; несмотря на мои просьбы и предостережения, дядюшка был не прочь дать молодым джентльменам поставить карту ребром, и раза два ему случалось изрядно облегчить их кошельки. Напрасно я предупреждал его, что буду вынужден сообщить эту новость капитану, — ведь он так или иначе услышит ее от товарищей, которые не преминут с ним поделиться.

— Что ж, и сообщи, — заявил дядя.

— Но тогда вас вышлют, — стоял я на своем, — и что станется со мной?

— Не тревожься, — сказал дядюшка, посмеиваясь. — Я тебя здесь не оставлю. Ступай наведай последний раз свою казарму, простись с берлинскими друзьями. Бедняги, представляю, как они будут горевать, когда ты удерешь за границу. Тем не менее ты удерешь, это так же верно, как то, что меня зовут Барри.