Мир короля Артура - Анджей Сапковский

Имеется несколько ирландских версий, они даже образуют целый куст преданий, именуемых «aithed», то есть историй о соблазнении женщин. Одна из наиболее известных и примыкающих к легенде о неверной Гвиневере — это повесть о любви прекрасной Граины, жены Финна Мак Кума-ила, к Диармуйду О'Дуибне, племяннику Финна. Другие предания рассказывают о бегстве Деирдре, любовницы короля Конхобара, с Наоиси, сыном Уснаха.

Еще более древней — и наверняка сыгравшей роль источника для артуровского мифа — можно считать ирландскую сагу о боге Мидере, который соблазнил и увлек в Тару прекрасную Этайну, жену Эохайда Айрема, верховного короля Ирландии, что послужило поводом к крупному конфликту. Заслуживает внимания тот факт, что «Эохайд» по-ирландски означает «конь». Такое же значение имеет в валлийском языке слово «Марх» — имя короля, у которого «увел» жену Тристан. Любопытное совпадение «Вообще-то в истории с соблазненном жен Эохайда и Марха, как говорится, „конь не валялся“. Но не об этом речь. Лошадь-конь — фигура символическая. Некоторые историки (Жанет Кейв и Марджери дю Монд, а также Поль де Сент-Илар) сообщают, что кельтскому королю приходилось участвовать в буквально понимаемом соитии, при котором партнершей владыки была.., белая кобыла. Король здесь играл роль.., жеребца, покрывающего Богиню Лошадей (как известно, например, из произведений Грейвса, белая кобыла была атрибутом и воплощением Великой Богини). После акта кобылу забивали, четвертовали и варили в котле, а король купался в бульоне. Надо думать, предварительно все же остуженном.

Восходя в 1399 году на престол, Генрих IV Ланкастерский учредил Орден Бани. Связь очевидна — тем самым Генрих хотел подчеркнуть, что является законным повелителем бриттов — у него-де за плечами «инициация в купели» по примеру легендарных королей острова. — Примеч. авт.».

Мотив умыкания королевских жен, бесспорно, основан, на верованиях, обычаях и самой природе кельтов. Жена кельтского короля во время церемонии обручения (и позже) символизирует Землю, которой управляет король. Следовательно, «соблазнение жены» представляет собой факт, не только подрывающий авторитет короля как мужчины (рогоносец, рогоносец!!!), но и ставящий под сомнение его способность осуществлять власть. Мотив «умыкнутых жен» пришел в артуровский миф напрямую из мифологии кельтов — в повествовании, придуманном Джефри Монмаутским, Медраут (Модред) метит на трон Артура, одновременно отбирая у того жену. Такой ход мы обнаруживаем еще в одном фрагменте легенды: на власть Артура покусился нехороший князь Мелегант, «уводя» Гвиневеру, когда та отправилась на пикник. И опять кельтская символика — этот пикник отнюдь не какая-то прогулочка по лесу или закуска на полянке — речь идет о свершении под открытым небом мистерии Бельтайн, праздника весны. Мелегант узурпирует власть, символически разыгрывая кельтскую мистерию обручения с «похищенной» королевой.

Схема любовных историй такого типа в кельтских преданиях всегда тройная (как в триадах) и имеет вид треугольника: «старый король — королева — юный претендент». Двое мужчин борются за женщину. Финн — Граина

— Диармуйд. Конхобар — Деирдре — Наоис. Эохайд — Этайна — Мидер. Пуйл — Рианнон — Гвавл. Ллеу — Блодьюведд — Горонви. Артур — Гвиневера — Ланселот. Марк — Изольда — Тристан. В такой схеме видна связь с циклом природы — временами года. Молодой герой символизирует лето, возрождение, приход и расцвет витальных сил, которые противостоят зимней, замирающей силе старого короля. А повелитель не может быть слабым, не может быть ни бесплодным, ни холодным либо сексуально несостоятельным, ведь он жених Земли, Великой Матери, которую символизирует весенняя королева, коя во время мистерии Бельтайн должна быть любима — любима физически, эротически. Сексуальная немощность супруга Богини немыслима — она может привести к бесплодию Земли и опустошению края. В этом случае Богиня просто обязана подыскать себе кого-нибудь — возможно, как мы сказали выше, должен явиться конкурент, который бросит вызов королю. В большинстве мифов это для старого короля оказывается испытанием, проверкой, экзаменом на королевское могущество, тестом, из которого повелитель выходит победителем, возвращая себе супругу (Пуйл, Эохайд), либо по-королевски мстит ей и ее соблазнителю (легенда о Блодьюведд). Более поздние (известные нам сегодня) версии преданий обогащены романтическим элементом — королева любит претендента и, как правило, умирает от любви, в то время как юноша (Диармуйд, Наоис) погибает от руки старого, но все еще сильного короля. Однако подобного рода трагический конец получает в легендах дальнейшее, ностальгическое продолжение: королевство (Ольстер короля Конхобара) погибает в результате такого развития событий. Предания недвузначно утверждают, что было бы гораздо лучше, если бы «Старого» черти взяли, а его место под бочком Королевы-Богини занял бы «Молодой». Именно из таких версий родились Гвиневера и Изольда, а также отношение к этим фигурам авторов очередных версий. Что такое? Обе королевы изменяют своим мужьям? Ах, как некрасиво… Но мы их почему-то все-таки любим. И оправдываем… Да, Гвиневера не была верной женой. Ну и что? Зато была верной любовницей («trew lover»), Почему мы любим Гвиневеру и Изольду? Не потому ль, случайно, что и в этой и в другой слышится кельтское эхо, эхо, близкое и любезное нам, людям эмансипированного двадцатого века, которым (не всем, не всем!) отвратителен мужской шовинизм и дискриминация пола в любом виде? Ибо среди кельтов женщина — а в особенности королева — была полноправна и пользовалась теми же привилегиями, что и мужчина. Не могло быть и речи о какой-либо дискриминации. Как и король-мужчина, кельтская королева могла позволить себе промискуитет. Если король без зазрения совести мог «тащить в койку» наложницу и это не вызывало всеобщего осуждения, то и кельтской королеве никто не возбранял завести любовников, избираемых по принципу «one night stand» «Здесь: на одну ночь (англ.).», и никто не смел ее за это укорять. Королева персонифицировала собой Великую Богиню, а поведение богинь не обсуждают. Ни для кого не были секретом наклонности известной Боудикки, а эротические похождения не менее известной Катримандуи, королевы бригантов, стали чуть ли не притчей во языцех. О мифической Медо, королеве Коннахта, жене короля Айлиля, ирландские предания без обиняков говорят, что она часто и не жеманясь одаривала интересных мужчин «дружбой своих бедер» (или, выражаясь на средневековый японский лад, — «сплетала с ними ноги»).

Конечно, для средневековых адаптаторов легенды — как певцов amour courtois, так и авторов религиозных версий — подобная свобода женщины была совершенно неприемлемой, немыслимой.., и непонятной. Поэтому внесупружеские похождения Гвиневеры и Изольды в средневековых версиях превратились в «грехи тяжкие», в бомбы замедленного действия, которые должны привести к трагедии и гибели. А поскольку — особенно в смысле равноправия полов и независимости женщин — средневековье все еще, увы, продолжается, постольку средневековая форма легенды по-прежнему остается классической, а женщинам легенд прилепили соответствующие ярлыки: Гвиневера и Изольда — «изменщицы», Моргана — «ведьма злющая», Нимуэ — «беспринципная соблазнительница» В Артуровской литературе фэнтези Гвиневера присутствует в обязательном порядке. Марионка Брэдли, как я говорил, «не обожала» королеву, так что ее портрет в «Туманах Авалона» симпатичным не назовешь. У Роберта Нэя («Мерлин») Гвиневера — нимфоманка с куриными мозгами, вдобавок ко всему еще и заика. Самый приятный и самый интересный образ королевы нарисовал Парк Годвин (Parke Godwin) в книге «The Beloved Exile». Здесь королева показана мудрой женщиной с сильной волей и характером. И тут она наиболее точно отражает истинный образ кельтской женщины — гораздо более верный, нежели поздние средневековые версии, изображавшие женщин артуровского мифа слабыми, кисейными и падкими на грех девицами, лишающимися чувств от страха или любви и беспомощными без поддержки рыцаря.