Али-паша - Александр Дюма

Гонцы, разосланные повсюду с вестью о гибели Али, опередили триумфальный кортеж Мехмета, и когда он приблизился к Гревене, то увидал, что навстречу ему высыпало все население города и окрестных сел: все они стремились увидеть голову паши Янинского. Никто из них не мог взять в толк, как же это Али погиб, и они едва поверили глазам своим, когда из ларца достали голову и показали им. Голова была выставлена в доме муслима1* Вели-аги пока свита отдыхала и меняла лошадей. Поскольку на всем пути любопытство народа все возрастало, то за показ головы стали взимать плату серебром. Голова могущественного визиря, став товаром, выставлялась напоказ на каждой стоянке до самого Константинополя, подвергаясь последнему, высшему позору и унижению.

______________

* 1 Помощник паши.

Появление этой роковой головы, выставленной у входа в султанский сераль 23 февраля, а также рождение предполагаемого наследника Османского Ятагана, о котором было объявлено одновременно с вестью о падении великого мятежника пушечным выстрелом из сераля, привели все военное население Константинополя в самое неистовое воодушевление. Восторженные крики раздавались при виде таблички, привязанной к голове Али, рассказывающей о его злодеяниях и обстоятельствах {427} смерти, и заканчивающейся следующими словами: "Это голова поименованного Али-паши Тепеленского, вероотступника".

Отослав Хуршиду великолепные дары и хвалебную депешу армии, Махмуд II обратил взоры к Малой Азии, где сыновья Али наверняка так и были бы забыты в ссылке, если бы не сокровища, которыми, как считалось, они владели. Султан не спускается до лукавства со своими рабами, когда желает их безнаказанно обобрать: его Величество прислал им приказ умереть. Вели-паша, столь же малодушный, как воспитанная в гареме женщина, на коленях выслушал приговор. Этот трус, танцевавший под звуки веселого оркестра в своем дворце в Арте под вопли невинных жертв, сполна получил воздаяние за свои преступления. Тщетно лобызал он колени палачей, вымаливая милость - право умереть в уединенном месте. Ему пришлось испытать все адовы муки, когда на глазах его были удушены прекрасный Мехмет, его старший сын, и кроткий Селим, ради которого стоило пощадить всю семью, если бы судьба не обрекла на смерть его самого. Наконец, после того, как на глазах Вели был казнен брат его Салих-паша, любимый сын Али от грузинской невольницы, последыш, младший из братьев, рожденный отцом уже в преклонном возрасте, Вели плача подставил палачам собственную голову.

Потом схватили его жен. Несчастная Зубейда, весть о скандальном приключении которой докатилась до самого Константинополя, была зашита в кожаный мешок и брошена в Пурсак, реку, сливающуюся с Сагарисом. Катерина, вторая жена Вели, и все его дочери от разных жен и наложниц, были угнаны на базар и постыдно проданы пастухам-туркменам. После этого палачи немедленно приступили к переписи имущества своих жертв.

Мухтар-пашу не удалось захватить столь же легко. Выстрелом из пистолета он поверг бездыханным капиджи-баши, осмелившегося протянуть ему удавку:

- Наглец! - проревел он, как бык, ускользнувший от топора мясника, арнаут не умирает подобно евнуху! Я сын Али Тепеленского! К оружию! Братья, нас хотят перерезать!

Едва вымолвив эти слова, он с кинжалом в руках кинулся на османов, оттеснил их за дверь и заперся в личных покоях. {428}

Тогда отряд янычар, получивший особое распоряжение на этот случай, внезапно выкатил пушку и двинулся на Мухтар-пашу. Завязался упорный бой. Слабые укрепления, где укрылись храбрецы, разлетались в щепы. Старый Метче-Боно, отец Ульмас-бея, до самой смерти хранивший верность своим господам, был сражен пушечным ядром. Сам Мухтар, зарубив множество врагов, став свидетелем гибели всех своих людей и изнемогая от ран, поджег находившийся во дворце пороховой склад и погиб, оставив в наследство султану лишь пепел и развалины: завидная смерть, если сравнить ее с гибелью отца его и братьев, погибших от руки палача.

Головы сыновей Али, доставленные в Константинополь и выставленные при входе в сераль, немало подивили зевак. Сам султан, пораженный красотой Мехмета и Селима, которые, казалось, прикрыв веки, спали мирным отроческим сном, не мог побороть некоторого волнения:

- Я-то думал, они также стары, как их отец, - тупо сказал он и выразил сожаление, что повелел их казнить.