Запрещенная реальность. Том 1 - Василий Головачёв

— Нет-нет, я хочу посидеть в тишине. Кстати, у меня есть деньги, стипендию получила…

Матвей легонько сжал локоть девушки и усадил ее за столик у стены, рассчитанный на две персоны. Официант, смуглый улыбающийся индиец, подошел тотчас же.

— Добрый вечер. Слушаю вас внимательно. — По-русски он говорил с заметным акцентом, но слов не коверкал.

— Принесите то — не знаю что, но подешевле, — пошутил Матвей.

Кристина прыснула. Официант уловил только смысл слова «подешевле» и приготовился было к ответу, но Матвей успел его остановить:

— Извините, накройте нам стол по полной программе.

— Понял, — оживился индиец. — С вином, водкой, коньяком?

— Шампанское есть?

— Найдем.

— Тогда несите.

Официант отошел. Клиенты ему явно понравились.

— Подождем немного, — сказал Матвей. — Почти все блюда у них готовятся после заказа, редкое подогревается.

— Ты здесь часто бываешь?

— Подразумевается — «с красивыми девушками»?

Кристина засмеялась. От ее тихого смеха и даже улыбки бросало в жар.

— Ты невероятно догадлив.

— Нет, не часто. По правде сказать, я здесь всего третий раз, хотя индийскую кухню люблю. Я вообще люблю хорошо поесть. Особенно сладкое, острое и перченое. Это один из моих пороков.

— Ужасный порок! — Кристина достала сигареты. — Можно закурить?

«Галуаз», прочитал про себя Матвей, помедлил.

— Ты, кажется, не курила. Или решила жить по Пруткову?

— То есть?

— У Козьмы Пруткова есть изречение: «Пороки — неотъемлемая часть добродетелей, как ядовитые снадобья — целебных трав».

Кристина пристально посмотрела в глаза Матвею, потом спрятала сигареты в сумочку.

— Ладно, не буду.

— Кури, если нравится, — запротестовал он. Подумав, добавил с улыбкой: — У каждой Машки свои замашки: одна любит чашки да ложки, другая пряжки да сережки.

Кристина нахмурилась, надула губки, но не выдержала и снова рассмеялясь — зазвенели хрустальные колокольчики; оглянувшись, прикрыла рот рукой.

— Ой, я так громко!.. Но Машкой меня еще никто не называл. А ты хорошо знаешь русский фольклор.

— Даль знал его лучше. Впрочем, филолог я или не филолог?

— А если серьезно, где ты работаешь?

Матвей не успел ответить: официант принес заказ.

«Полная программа» индийской кухни состояла из горячего ржаного хлеба нан в виде лепешек, сик-кабаба — разновидности шашлыка из рубленой баранины, кари в масале — овощей в густой подливе, рамсати райса — риса, сваренного вместе с горохом, с обжаренным луком и специями, гуши — жареных грибов, фруктовых соков и кульфи — знаменитого индийского мороженого, приготовляемого из топленого молока.

Пока Кристина жмурилась от удовольствия — вкусно! — и насыщалась, Матвей просветил ее по части индийских специй и пряных трав, использованных в блюдах. Девушка знала только черный перец и корицу, Матвею же были известны десятка два, в том числе красный перец чили, белый, зернышки кинзы, темерик, гвоздика, лавровый лист, кардамон, анис, горчичные семечки и многое другое.

Кристина осталась в восхищении как от изысканного ужина, так и от познаний партнера.

Из ресторана они ушли рано — в десятом часу вечера, и Матвей повез девушку домой, где они пили кофе, слушали музыку — хозяин любил мелодии в стиле ритм-энд-блюз и сингл, — смотрели видеоклипы и беседовали о литературе и театре. Остаться ночевать Матвей Кристине не предложил, она была благодарна ему за это и в то же время немного разочарована.

Пока он вез ее через полгорода к общежитию, молчали. А прощаясь у дверей ДАСа, Матвей задержал руку девушки в своей.

— Тебе не кажется, что могут произойти два несчастья? — задумчиво спросила Кристина. Отблеск из окон общежития падал на ее лицо, и, казалось, оно светится в темноте.

— Какие? — хрипловато осведомился Матвей.

— Первое — ты влюбишься в меня, второе — я в тебя.

Матвей помолчал, потом шепотом произнес:

— Второе — трагичней.

Мгновение девушка вглядывалась в него загадочными бездонными глазами, поцеловала в губы и скрылась за дверью второго корпуса ДАСа, то и дело впускающей и выпускающей стайки студентов. А у Матвея свело скулы, как от легкого электрического разряда, и губы долго хранили ощущение фиалковой свежести и родниковой чистоты.

Стадия полного расслабления длилась более двадцати минут, и, как всегда в конце ее, Матвей услышал тихие голоса, пронизывающие пространство и время и его самого; смысл слов ускользал, терялся в ассоциациях и шумах психического «ветра», но в последнее время Матвею стало казаться, что голоса эти принадлежат тем самым божественным существам, инфарху и его спутнице, которые приходили к нему в его эзотерических снах.

— Дей, — расслышал он последнее слово. Прошептал в ответ:

— Повторите, я не понял…

Но ответом было лишь глубокое космическое, всеобъемлющее молчание, чей язык не понимал не только Соболев, но и ни один человек на Земле.

Очнувшись, он уселся на ковре в позе «лотос», перешел на глубокое дыхание — один вдох, один выдох на пять-шесть минут и принялся созерцать свою внутреннюю вселенную, достаточно сложную и богатую, полную тайн и намеков на ответы: это помогало найти душевный резонанс и достичь нужной концентрации психики. В памяти всплыли детали предстоящей операции, выстроились в ряды и блоки, образовали стройную пирамиду условий и вариантов. «Проиграв» операцию на образно-чувственном уровне, Матвей подключил психофизические механизмы реализации и добился устойчивой аналгезии — полной нечувствительности к боли. Рывком — через пальцы ног — встал. Душа была полна уверенности в благополучном исходе дела, а тело — сил и энергии. Хотелось двигаться, что-то делать, жить активно, интенсивно и быстро.

Не удержавшись, Матвей прыгнул без разбега через диван и тут же через журнальный столик с вазой, бесшумно сел в кресло, еще хранившее тепло Кристины. Силой воли отбросил ее образ, зашел в ванную. Из зеркала во всю стену смотрел на него высокий, поджарый, смуглый и скуластый молодой человек с уверенно-жестким и пристальным взглядом льдисто-голубых глаз. На вид он не был особенно широкоплечим и мускулистым, но во всем его облике — наклоне головы, в жестах — чувствовалась огромная скрытая сила и хищная готовность к действию. Матвей сделал особое усилие — и мышцы плеч буквально затанцевали, словно жили отдельно от костей; их танец перешел на мышцы груди, живота, бедер, ног, стих у ступней. Увидели бы этот «танец» друзья, их отношение к Матвею наверняка изменилось бы.