Внук Персея. Сын хромого Алкея - Генри Олди

– А вот и братец!

Поросят оказалось восемь – редкость для кабаньих выводков. «Ванакт трудился! – отыгрался Фиест за насмешки Электрионидов. – Свинячий ванакт, клянусь Зевсом!» Ликимний, обидевшись, рискнул напомнить, что у ванакта – микенского, не свинячьего – девять, а не восемь сыновей, но голос мальчишки потонул в общем гаме.

– Радуйтесь! Пируем!

– Тут ручей в низине. Пошли, ополоснемся…

Ловчие, привязав собак, разжигали костер и свежевали туши. В стороне копали могилы для погибших: раба и пса.

– …Уф‑ф!

Сыто рыгнув, Атрей веткой отогнал докучливого слепня.

– Жареная печенка, – вслух начал он.

– Требуха на углях, – поддержал Фиест.

– Жирная поросятина! – вскричал Еврибий. – Жирная!

– Лепешки! С луком…

– Красное хиосское…

– С ключевой водой…

И хор, чмокая замаслившимися губами, подвел итог:

– Пошли нам боги всяческого здоровья!

Довольное ворчание собак было им ответом. Локридцы глодали кости, порыкивая на соперников‑критян. Пирра каталась по траве кверху брюхом. Рабы отмачивали кабанятину в ручье – чтоб ушел неприятный запах. Во дворце мясо отмочат еще разок, с уксусом. Развалившись вокруг угасающего костра, охотники щурились на верхушки деревьев, тронутые закатным солнцем. Юный Ликимний чувствовал себя на Олимпе. Нет, выше – на небе. Нет, еще выше…

– Как у Амфитриона на пиру! – брякнул он.

– А ты там бывал? – хмыкнули братья.

– Тебя туда звали?

– Рассказывали, – потупился Ликимний. – Вы же и рассказывали. Еще смеялись: «Тот не Амфитрион, у кого не обедают…»

– Это точно! Настоящий Амфитрион – тот, у которого обедают[43]!

– У нас лучше!

– Зря Амфитрион с нами не пошел…

– Угу, – Атрей сунул в рот травинку. – Он бы оценил.

– Что оценил? Печенку?

– Как Еврибий секача – секирой.

– Небось, с перепугу…

– А какая разница? Главное – хрясь, и готов.

– Как в бою, – поддержал Фиест. – Или ты его, или он тебя.

– В бою? – старшие Электриониды обменялись многозначительными взглядами. Сдвинули брови, подражая отцу в минуты раздумий: – Может, и хорошо, что Амфитриона с нами нет…

– Почему?

– Молчать умеете? Клянитесь хранить нашу тайну!

Обычной клятвой сыновья ванакта не удовлетворились. Пелопидам довелось клясться трижды, угрожая себе наистрашнейшими муками в случае обмана. Лишь тогда им, словно великую драгоценность, доверили малый сверток. На чистой тряпице легли в ряд три глиняные таблички. По глине бежали птичьи следы – значки ханаанского письма.[44] Еще в свертке был перстень – волны, свитые в кольцо, и ладья.

– Это же телебои, – выдохнул Фиест. – Это же…

– Ублюдки Птерелаевы!

– Ты понял, что предлагают?

– Твари! Слизь морская!

– Вы должны советоваться не с нами, – Атрей сурово нахмурился. «Клятва клятвой, – читалось на его лице, – а правда – правдой!» Впору было поверить, что в юном Пелопиде проснулся его покойный отец, мудрый и предусмотрительный Пелопс Проклятый. – Вам надо просить совета у Амфитриона. Я еще могу понять, почему вы скрыли письмо от ванакта. Его честь[45], скорее всего, велит вам поступиться вашей. И тогда у вас не будет выбора. Но Амфитриону…

Атрей встал во весь рост:

– Амфитриону вы просто обязаны открыться! Он – ваш близкий родич. Он – опытный воин. Он уже имел дело с телебоями… Он старше, наконец!

– Ну уж нет! – прозвучал ответ. – Хватит с него подвигов!

И эхом:

– Хватит подвигов!

А еще кулаком по столу:

– Хватит!

Лягушками прыгнули чаши. Хлестнуло пиво через край. Хлопья пены упали на разломанную лепешку. Заплясал козий сыр на блюде. Белые катышки, похожие на творог, скакали в пивной лужице. Остро пахло хмелем и плесенью. А Электрион, ванакт микенский, все кричал, запрокинув голову к небу:

– Хватит подвигов!

Амфитрион молчал. Катал шарики из хлебного мякиша. Отказавшись от охоты, он вернулся домой – и меньше всего ожидал гостей. Особенно такого гостя, как дядя. Привратник отпер ворота без звука, слуги онемели, верный Тритон – и тот прикусил язык, являя собой образец здравомыслия. В итоге сын Алкея выскочил из дома на двор, когда дядя уже сидел в малом портике у забора, а рабы, сопровождавшие его, таскали на стол всякую всячину. «Почему не зовешь? – ухмыльнулся Электрион, огладив бороду. – Всех зовешь, кроме меня… Ну так я сам пришел, незваный. Выгонишь?» И добродушно махнул рукой, видя смущение племянника:

«Садись, не бойся… Ишь, красный с перепугу!»

Ванакту так понравилась эта мысль, что он возвращался к ней через слово. Вот, мол, велел захватить пива. Елового. Мой отец, а твой дед любил пиво. Помнишь? И сразу, смеясь: «Не бойся! Хочешь, пей вино…» А вот, мол, сыр. Хлеб. Лук. Ну и хватит. Много ли надо двум зрелым мужчинам? И, без паузы, подмигнув: «Что, испугался? Дядя свой харч в гости тащит! Ничего, я вас всех прокормлю…»

Темнело. Рабы зажгли факелы. В неверном, мятущемся свете дядя казался больше, чем есть. Гигант, дитя Геи. Пиво клокотало у него в глотке. Они на охоте, ревел дядя, а мы здесь. Они там – подвиги, а мы тут – подвиги. Выпью целый пифос – чем не подвиг? Должно быть, Электрион был пьян еще до прихода в гости. «Не бойся, племяш! На всех хватит подвигов…»

Тут его и развезло:

– Хватит подвигов! Хватит!

И кулаком, да.

– Мой отец совершил подвиг, – Электрион перегнулся через стол. Глаза ванакта от возбуждения лезли из орбит. – Один‑единственный подвиг! Это помнят все. Еще мой отец возвел Микены. Подарил Тиринфу новые стены. Держал Аргос в кулаке. Проложил дороги от Крисейского залива к Арголидскому. Оградил нас от притязаний Пелопса. Родил сыновей, наконец! Кому это надо? Кто это вспомнит завтра, я тебя спрашиваю?! Это уже сейчас забыли…

По щекам дяди текли слезы:

– Чтобы тебя помнили, надо совершать по подвигу в день! Давить быков голыми руками! Загонять вепрей в снег, ланей в реку, львов в пещеры – и давить, давить! Резать чудовищ, как волк овец… Не строить города, а сокрушать!

– Не кричи, – попросил Амфитрион.

– Почему? – изумился ванакт.

– Соседи. Поздно уже.

Идея соседей, которых раздражает поздний шум, восхитила Электриона. Похоже, раньше она никогда не приходила ему в голову. Схватив размокшую лепешку, он залепил себе рот.

– Подвиг! – смутно донеслось из‑за лепешки. – Я не совершил ни единого подвига. Мне ставят в вину недостаток войн. Победоносных войн! Вот ты воевал, а я нет. Спроси: почему?