Нарвское шоссе - Сергей Сезин

Авторский комментарий

Пулеметчики вскакивали не зря. Разразившаяся на востоке канонада означала наступление на их 3-ю роту с востока. Поскольку еще позавчера немцы взяли станцию Веймарн, перерезав путь снабжения и создав угрозу удара в тыл укрепленному району. Гремящие на востоке орудия – это и был тот самый удар в тыл. По Кингисеппу. По 191-й дивизии, которая этого удара не выдержала и откатилась, открыв тыл заслона на Нарвском шоссе. По 3-й роте, части 4-й роты и батарее батальона, в котором служил главный герой.

Поскольку начались бои за город, то отходить через городские мосты беженцы и войска 8-й армии уже не могли. Им требовалось поворачивать на север, к переправам через Лугу у Свейска, Сала и других деревень.

А вот тут возникали неудобства для обороняющихся, ибо дороги требовались и для собственного маневра по ним. Не так уж много их было. А двигаясь, скажем, от Дубровки на север к Пулково, обоз и беженцы перемещались вдоль линии обороны, привлекая бомбы противника к дотам номера 13, 14 и БОТу номер 4. Если же пустить беженцев дальше по Нарвскому шоссе, чтобы им свернуть с него к переправам дальше, у Артемьево, то им придется двигаться сначала по уже не раз бомбившемуся Нарвскому шоссе, а затем они опасно приблизятся к Ново-Пятницкому, на которое уже наступают немцы.

На следующий день будет еще жарче. 191-ю дивизию немцы отбросят от города, и немцы выйдут в тыл силам укрепрайона на левом берегу Луги. Комендант УРа будет бросать немногочисленные резервы на прикрытие своего тыла, ставшего фронтом.

Вечером 15-го из-под Нарвы прибыл 266-й пулеметно-артиллерийский батальон, ранее входивший в состав УРа. Его перебросили в Эстонию неделей раньше. После изнурительного марша он получил приказ занять оборону на окраине Кингисеппа по реке Касколовке. К сожалению, батальон потерял в Эстонии половину своей артиллерии, а пулеметов у него изначально почти что не было. Ныне он представлял собой нечто вроде стрелкового батальона, вооруженного винтовками и несколькими пулеметами (два станковых и шесть ручных). Вывезенные шесть орудий по приказанию командования 191-й стрелковой дивизии были оставлены в лесу. Батальон занял позицию. К обеду 16 августа стали подходить соседи – ленинградские ополченцы и эстонский истребительный батальон.

В 14.30 батальон был обстрелян немецкой артиллерией и минометами, затем последовала атака, которую отражали ружейно-пулеметным огнем. Ночью батальон отошел к северу от города, понеся тяжелые потери. Кингисепп оказался в руках у немцев, а 21-й УР и остальные соединения 8-й армии на левом берегу Луги – в полуокружении.

Следующий день был сплошным круговоротом дел. Разгрузка боекомплекта (у нас своего хватало, но нас посылали на помощь артиллеристам), натягивание дополнительного ряда проволоки в овражке поодаль, углубление хода сообщения (пришедший комбат его забраковал, сказав, что в таком мелком нам всем осколки с пулями головы поотшибают), подгонка и наладка оборудования в доте. И все это – под грохот канонады слева и справа, то есть от Нарвы и от Кингисеппа.

В полдень прилетал немецкий разведчик и кружил над нами. После – опять налеты немцев, только не на наши доты, а на деревни и шоссе. Опять пожары, видные даже издали, и запах гари в воздухе.

На обеде Коля негромко сказал, что на шоссе в потоке отходящих больше стало военных: и повозки, и машины, и пешие. Теперь они сворачивали и на дорогу, идущую за дотом к деревне Сала на Луге. Что интересно, была и станция Сала, но совершенно в другом месте. Деревня стояла на Луге, где-то к северу от нас. А станция – на юго-запад, перед Дубровкой. Это тоже Коля рассказал, ибо карта коменданта дота оказалась рядом с ним, и он не преминул туда заглянуть.

Я сам попробовал припомнить что-то из своего времени про здешнюю географию. Вспомнилось немногое – Дубровки уже не было, вместо лесов – карьеры по добыче фосфорита; шоссе, конечно, – пороскошнее нынешнего. Еще вспомнил, как где-то меняли колесо, но не смог вспомнить, где это точно было – под Ивангородом или уже за Кингисеппом. Увы.

А дальше был артналет. Уже по нам. Откуда-то из-за Нарвы. Мы быстро посыпались в дот и заняли места по боевому расписанию. В амбразуру я увидел два последних разрыва. Они легли где-то перед проволочными заграждениями. Всего было с десяток разрывов, как я услышал. Волох прошелся по постам и всем громко объявил, что немцы стреляли явно дальнобойными орудиями и наобум. Возможно, целились в шоссе, но все снаряды легли в поле.

Это хорошо, если все так. Я по приказанию Волоха проверял состояние набивки по косяку входной двери, которая, как мне объясняли, называлась «тяжелая герметическая дверь» и должна была сопротивляться удару взрывной волны и огню. Для этого в ее конструкции имелись металлические детали и обивка кровельным железом. А по косяку шел войлочный жгут для лучшего прилегания стыка двери и стены. Вот его целость я и проверял. Я спрашивал взводного, есть ли легкие герметические двери, и он мне сказал, что есть. Их ставят внутри казематов, туда, куда взрывная волна не достает. Вот я занимался своим делом и размышлял, можно ли стрелять вот так наобум. У меня был знакомый, служивший в артиллерии на второй чеченской, – Костя Зыков. Он рассказывал, что сами они не стреляли – только по приказу с наблюдательного пункта. Куда стреляли – сразу они не знали. Командуют им так: вот у них пристреляны цели, и идет команда – стрелять точно по цели, скажем, номер три или в сторону от нее, изменив прицел, или что там у них есть. А так они могли только догадываться, что если стреляют снарядом с дистанционным взрывателем, то где-то явно группа «чехов». А если взрыватель фугасный, то «чехи» окопались. Иногда им говорили, что цель поражена, и благодарили за службу. Несколько раз они видели результат стрельбы. Когда воронки в поле, когда разбитые дома. А как-то в передаче говорили, что когда американцы бомбили Вьетнам, то на одного убитого вьетнамца они расходовали несколько тонн бомб. Чтоб не соврать – тонн пятнадцать или семнадцать. И пояснялось, что это половина загрузки стратегического бомбардировщика или пять-шесть вылетов «фантома». Я тогда аж офигел – стратегический бомбардировщик одним вылетом убивает аж двух вьетнамцев! Тогда получается, чтоб перебить население какого-то небольшого городка, туда надо летать чуть ли не всем бомбардировщикам США! Ну, тут я точно не скажу, ибо цифр не знаю, но получается вроде того.

То есть большая часть бомб падает куда-то в другое место. Получается, вроде бы в белый свет как в копейку боеприпасы кидаться не должны, если опираться на сведения Кости, а с другой стороны – бомбы и так летят куда угодно, но только не в цель. Про стрельбу из автоматов мне говорили, что стреляют часто куда-то в нужную сторону, чтоб плотным огнем подавить врага. Он может даже и без потерь от этого огня отойти. Или это про пулеметы говорили? А, ладно. Время придет, и увижу. Если успею. Хотя в любом случае этот десяток снарядов мышей полевых в поле погонял или жаб зеленых в болотце, а нам ущерба от него нет.

Потом я проверил и смазал задрайки двери. Вроде как недавно я их открывал, и они работали, но коль начальство сказало – надо проверить и доложить. Доложил, а меня с Колей направили на покрытие дота – посмотреть маскировку и подправить, что нужно.

Потом, уже втроем, ходили на пункт боепитания, получали гранаты и винтовочный гранатомет.

Оказывается, нам в доте положен винтовочный гранатомет и десять гранат к нему. Еще нам были положены пять ручных гранат, и еще сверх комплекта – зажигательные бутылки. Пошли Островерхов, я и Борис с левого пулемета. Что такое винтовочный гранатомет, я и не знал. Повспоминал: в наше время вроде таких не было. Ребята, что служили, называли только подствольные гранатометы и автоматические. Мне было интересно, на какой из них будут похожи здешние гранатометы. Но нам его не выделили. Нет их сейчас, а вот остальное было. Мы с Борисом взялись за ящик с бутылками, а Островерхов понес гранаты. Я спросил Островерхова, что это за винтовочный гранатомет, но он не знал. В Гражданскую их не было. Старые солдаты, что на германской воевали, говорили, что у немцев есть гранаты, которые вставлялись в ствол винтовки и холостым патроном выбрасывались. А сейчас их Федор Ильич не успел увидеть. Борис сказал, что он мельком их раньше видел. На ствол винтовки надевается такая труба, в нее с дула вставляют специальную гранату и стреляют боевым патроном. Граната летит и рвется в воздухе. Насколько далеко, он не помнит, но вроде как дальше чем полверсты. По виду граната похожа на лимонку – такая же рифленая, только чуть другой формы.

По дороге перекуров мы не делали в прямом смысле, ибо несли бутылки с горючей смесью. Потому мы просто отдыхали. Пока гранаты получали, Пашу Черного опять посылали коменданта сопровождать к ротному. И он увидел интересное – оказывается, у нас в батальоне есть девушки. Точнее, одна, и она постарше нас, лет так под тридцать. Она зубной врач и выдергивала зуб повозочному из нашей роты. Мы за перекуром поговорили на эту тему, но так, чтоб только лясы поточить. Нам, естественно, ничего не светило, ибо у нее знаки различия, как у лейтенанта. Спросили Пашу, что он там интересного услышал, но он ничего сказать не мог, ибо все внимание сосредоточил понятно на ком. Он вообще зубодерного оборудования боится, но тут преодолел себя.