Декабрист - Максим Войлошников

Но часа через два между ним и передним всадником оставалось полсотни сажен.

— Оставьте, братцы, богом прошу! Не хочу вас бить! — донесся голос беглеца до передних преследователей. Но «братцы» в азарте продолжали делать свое дело. Наоборот, пущенная твердой рукой пуля пронеслась где-то совсем рядом. Тогда Петр решился, замедлил бег скакуна, выбросил назад руку с пистолетом и, мельком оглянувшись, чтобы прицелиться, сделал выстрел. Это было последнее предупреждение: пуля повалила коня на месте, обезножевший всадник едва успел выдернуть ногу из стремени, чтобы его не придавило. В ответ раздалось еще несколько выстрелов, одна из пуль попала в седло, напугав коня, который сделал большой скачок, едва не выбросивший Петра из седла. Успокоив скакуна, он достал новый пистолет, отбросил руку назад, быстро прицелился, выстрелил. Убрал разряженное оружие и достал новое, не глядя, как валится из седла подстреленный всадник, снова откинул руку назад, новый выстрел, еще одна лошадь вместе со всадником летит на обочину… И так пять раз подряд — в кого попадет — в коня или в человека. Затем пришла очередь пистолетов Пестеля. Первый дал осечку. Зато второй сработал как надо. Поблизости за спиной оставался один всадник — Петр повернул коня с палашом в руке — навстречу вспыхнул огонек, и пуля обожгла плечо. Второго выстрела сделать времени не было, гусар выхватил саблю, но Петр уже махнул своим мечом… Коня, потерявшего хозяина, он подхватил за повод и заставил бежать рядом в качестве заводного. Далеко позади него растянулась серая цепочка из восьми отставших всадников. Петр продолжал скакать дальше, меняя коней и отрываясь все больше.

Когда он в темноте въехал в Умань, отставшая погоня развернулась обратно.

Глава 20

На пути в Петербург

При въезде в город Петра остановили часовые.

— Я майор Ломоносов, с важным известием к командиру дивизии Волконскому. Меня преследовали изменники, — обратился он к начальнику караула, доставая свои бумаги.

При свете фонаря увидев на подорожной подпись и печать нового императора, тот отдал честь и распорядился:

— Открывай!

— Проезжайте, господин майор, — сказал он, когда подняли шлагбаум. Миновав плохо различимый в темноте парк, разбитый магнатом Потоцким в честь своей ненаглядной Софьи, Ломоносов подъехал к зданию штаба. Тут он уже побывал почти полгода тому назад, и сразу сориентировался, куда идти. Волконский был у себя на квартире, откуда его вызвал дежурный офицер. Генерал явился в наброшенной на плечи шинели.

— Вы, майор? — удивился князь, увидев Ломоносова. — Зная ваши обстоятельства, не чаял вас так скоро в дивизию.

— Я еду в Киев от штаба армии, куда прибыл с пакетом из Варшавы. Обстоятельства чрезвычайные. — Он изложил всю предысторию, чем вверг князя в нелегкие раздумья.

— Мы с Пестелем въехали к графу Витту, чтобы убедить его присоединиться, — тут подъехал генерал Чернышев и арестовал полковника, а я ушел, уложив на землю семерых гусар, — кого на минуту, кого навсегда.

— Жаль, что сии подвиги приходится совершать на родной земле, — посмурнев, сказал князь. — Я пошлю пару эскадронов, стоящих у меня в городе, на выручку полковнику. Но не уверен в успехе — Чернышев старый партизан, опытен и хитер как лиса. Что касается императорского дела — моя дивизия выступит согласно общему решению штаба армии. Надеюсь, мой старший брат, генерал-губернатор Полтавы Репнин-Волконский, примет нашу сторону…

— А как вы думаете, что Воронцов?

— Генерал-губернатор юга России — человек тонкий. Думаю, Чернышев, приехавши с юга (через Умань он не проезжал), у него уже побывал и уговорил не вмешиваться (Волконский не знал, что на Воронцова Чернышев и Дибич насели еще в Таганроге, в доме таганрогского градоначальника Папкова, где, ловя отблески моря угасающим взором, скончался государь).

На следующий день Петр продолжил путь на север. Он скакал верхом, с переменной лошадью, и с ним вместе были отправлены о двуконь двое драгун. Свежее утро, сверкающий неглубокий снег, разлетающийся из-под копыт, — Петру сегодня все казалось по плечу.

Они мчались до позднего вечера, меняя коней, и ночевали в Белой Церкви — древнем городе, памятном по казацкому восстанию Конецпольского и Наливайки конца XVI века, позднее послужившем Гоголю сюжетной основой для эпического повествования «Тарас Бульба». В городе находился штаб Девятой дивизии, относившейся к Третьему корпусу…

На следующий вечер наконец показались впереди золотые купола древних киевских церквей. Въехав в город, майор по крутым киевским улицам направился к штабу корпуса. Разыскав это монументальное здание, он спросил полковника Трубецкого. К нему вышел высокий узколицый человек средних лет, аристократически носатый, в полковничьем гвардейском мундире. Как заметил Петр, лицо его вырожало скорее глубокий ум, нежели беззаветную отвагу.

— Князь Трубецкой? — спросил его Петр.

— Да. Что вам угодно?

— Гвардии майор Ломоносов. У меня пакет к вам от полковника Пестеля и к командующему корпусом — от генерала Витгенштейна.

— Хорошо, — быстро оглянулся князь. — Пойдемте ко мне.

Они поднялись в комнату Трубецкого, и тот, пробежав глазами письмо, поднял глаза на сидящего на стуле гостя.

— Хорошо, что сегодня я в штабе, — сказал он. — У нас был гонец из Петербурга, от цесаревича. Командующий имел с ним разговор, но гость, кажется, остался недоволен… Я думаю, вам надо с ним повстречаться нынче же.

Петр устало поднялся на ноги:

— Я готов.

…Пятидесятилетний генерал от инфантерии князь Алексей Григорьевич Щербатов был уже сед, но волевое лицо его, обрамленное бачками, было полно энергии. Одет он был в статское по поводу позднего вечера.

— Здравствуйте, господа, присаживайтесь и расскажите, что за дело привело вас в столь позднее время? — весело обратился он к Трубецкому.

Тот указал на Петра:

— Майор Ломоносов лучше расскажет…

Услышав то, что рассказал Петр, Щербатов пришел в ярость:

— И меня, Рюриковича, они решили приплести к этому баронскому перевороту! Что можно предложить князю Щербатову, чтобы он предал своего законного государя?! Ничего! Слово князя — мой корпус поддержит императора Константина! Но выступлю, лишь соединившись со Второй армией: Паскевич и Толь будут за Николая, и поодиночке нас разобьют. И — хотя бы часть гвардии должна быть за нас. Поэтому езжайте в Санкт-Петербург как можно скорее. Скажите, что Щербатов поднимется за Константина. И берегитесь шпионов цесаревича Николая: их уже и в Киеве хватает.