Эта любовь причиняет боль (ЛП) - "Nikita"

Я смотрю на Эддисон, которая смотрит на дверь, глупая девчонка, она не сможет выбраться из этого дома, если ей удастся пройти мимо меня. Особняк оснащен сканером отпечатков пальцев на каждой двери, ведущей к выходу.

Мои люди и я единственные, кто может открыть эти двери, так что в ближайшее время она отсюда не выберется. Я хорошо подготовлен к ее страданиям здесь.

— Я принес тебе сегодня лишнюю еду, ешь, — говорю я ей, и при звуке моего голоса она вздрагивает. Я стою и делаю вид, будто не знаю, что она собирается делать.

— Нет, мне не нужна твоя дурацкая еда, мне просто нужно выбраться отсюда, — ворчит она. — Возможно, вы подсыпали мне в еду наркотики или что-то в этом роде, так что я ее не ем! К тому времени, когда она закончила говорить, она кричит. Боже, крикливые сучки всегда действуют мне на нервы.

— Ты съешь его, потому что, если ты этого не сделаешь, ты не получить еды на неделю! И в этом нет никакого наркотика, потому что то, что я запланировал для тебя, мне нужно, чтобы ты бодрствовала в каждое мгновение.

— Почему я здесь? Я даже не знаю тебя! По какой причине ты мог взять меня с собой?

— Как я уже сказал, ты скоро узнаешь. А теперь ешь! Потому что больше я тебе ничего не скажу, и если ты хочешь выйти из этой комнаты, чтобы принять душ, тебе стоит послушать. Ты чертовски грязная, и я уже вижу, как все твои кости торчат из твоих ребер!

На мои слова она бросает на меня неприятный взгляд, прикрывая себя от моих глаз.

— В этом нет нужды, я видел и лучше.

— Ты чертов мудак!

— Никогда не говорил, что я не был. Меня называли хуже, так что твои жалкие слова на меня не действуют.

Я прошел дальше в комнату, поближе к ней, поставил тарелку с едой, которую заставил Шрама опустить, и поставил ее перед ней. Она, должно быть, все еще злится на меня за мою маленькую раскопку только что, потому что она хватает тарелку и швыряет ее в меня.

Еда приземляется на мой костюм с соусом из курицы. Она использует мое минутное отвлечение, чтобы попытаться выбежать через открытую дверь, но я быстрее ее, и теперь она меня разозлила. Она делает всего два шага, прежде чем я хватаю ее за волосы и дергаю назад, прижимая к стене, сжимая руками ее горло. Я сжимаю, просто чтобы подчеркнуть.

— Когда я, черт возьми, говорю тебе что-то сделать, ты делаешь это. Никаких вопросов не было задано. Я ясно выражаюсь? Я ослабляю хватку на ее горле, и она использует возможность, чтобы сплюнуть, и это попадает мне в лицо. Это уровень неуважения, которого я не потерплю, и прежде чем я даже осознаю, что делаю, я сильно ударяю ее по лицу.

— Кажется, тебе нужен краткий урок манер, — говорю я ей, что, кажется, ее раздражает, потому что она кричит и борется, как дикая кошка, и все, что от этого происходит, — это делает мой член твердым.

— Отвали!! Какого черта ты не скажешь мне, почему я здесь, потому что я не знаю ни тебя, ни твоих головорезов!

Я использую всю свою силу и снова прижимаю ее к стене, и ее голова отскакивает от стены, пока она издает стон, но мне все равно, потому что я сейчас в бешенстве.

—Хочешь вести себя как чертова сука, которой ты и являешься, тогда давай! А так как ты испортил свою еду, может быть, несколько дней без нее пойдут тебе на пользу. И с этими словами я выбегаю из комнаты и захлопываю за собой дверь.

Прошло три дня с тех пор, как я оставил ее в ее комнате после того, как она закатила гребаную истерику, и, честное слово, она еще не ела. Служит ей по праву, ведя себя как титулованная сука.

С того дня я ни разу не спускался в подвал, но каждый день слежу за ней. Она все та же, всегда лежит на матрасе, глядя в потолок, как будто это каким-то образом даст ей ответы, которые она ищет.

Ей все еще снятся кошмары каждую ночь, и я всегда смотрю на экран, смотрю на нее всякий раз, когда она кричит. Они кажутся наполненными болью, и я до сих пор задаюсь вопросом, что могло беспокоить маленького убийцу.

Оглядываясь назад на информацию, которую я получил с тех пор, как она добралась до Нью-Йорка, у нее была избалованная и свободная жизнь благодаря ее подруге Амелии. Судя по всему, Амелия приняла ее, когда они впервые встретились, и мне интересно, что за слезливая история у нее была, чтобы девушка моего брата приняла ее без промедления.

Семья Амелии богата, так что, возможно, она просто охотница за деньгами, которая хочет узнать, что она может получить от других людей. Не зная ее истории, я понятия не имею о ее прошлом, что меня сейчас и раздражает. Не имея достаточно информации о ней.

Я беру полный стакан виски, сажусь за стол, включаю ноутбук и просматриваю кадры с ней в подвале. Наблюдение за ней становится зависимостью, на которую у меня сейчас действительно нет времени. Но с тех пор, как я вернулся из Италии, я оказался перед компьютером больше, чем хотел бы признать.

Что-то в ней просто притягивает меня. Что за поговорка? Разбитые души притягивают разбитые души? Возможно, я не хочу этого признавать, но она заинтриговала меня так, что я не могу победить, и так, как давно не интересовался. Мне постоянно приходится напоминать себе, что она является причиной смерти моего брата, и это заставляет меня ненавидеть ее еще больше.

Я ненавижу тот факт, что я даже испытываю к ней какое-то любопытство. Прямо сейчас она лежит на матрасе лицом к стене спиной к двери, она только что проснулась от очередного кошмара и тихо напевает себе под нос.

Я не могу разобрать, что она напевает, но она выглядит великолепно, даже если сейчас она грязная. Она не выглядит так, будто знает это, но от ее взгляда захватывает дух, особенно когда у нее такой потерянный взгляд. Я позабочусь о том, чтобы все ее секреты были моими.

Я решаю пойти туда и принести ей еды, потому что какая польза от нее, если она мертва? Кроме того, ей действительно нужно принять душ. Сейчас она еще грязнее, чем несколько дней назад, когда я ее видел.

Когда я спускаюсь в подвал, она все еще на том же месте, что и раньше. Она даже не пошевелила ни одним мускулом и дрожит. Ах да, никто никогда не давал ей одеяла, а здесь обычно бывает холодно.

Когда она слышит, как я вхожу в комнату, все ее тело напрягается, но она все еще не двигает ни одним мускулом, чтобы повернуться и посмотреть на меня.

— Вставай и пошли. Тебе срочно нужен душ.

Когда она все еще не двигается, я ужесточаю свой голос. — Ты можешь либо упростить себе задачу, либо усложнить ее, и поверь мне, ты еще не видела, до какого сумасшествия я могу дойти. Так что на твоем месте я бы пошел дальше.

Она медленно поднимается, прежде чем встать, немного покачиваясь. Я предполагаю, что нехватка еды добирается до нее сейчас.

— То, что я должна делать то, что ты говоришь, не означает, что ты выиграл! Как только у меня будет достаточно сил, я уйду отсюда!

— О, ягненок, ты не знаешь, что это место сделает с тобой. Ты можешь попробовать, но ты не выберешься отсюда, если я не позволю, а я НИКОГДА не позволю, я подчеркиваю слово никогда, позволь, ты должен заплатить свои взносы, и только я решаю, когда ты достаточно заплатил.

— За что платить? Я даже не знаю тебя, и я ничего не сделала!

Я усмехаюсь. — Ты забрала у меня что-то бесценное, то, что я никогда не смогу вернуть! И когда я почувствую, что с тебя достаточно, я все равно буду продолжать, пока наконец не сломаю тебя, потому что ты этого заслуживаешь. Я сломаю тебя так сильно, что к тому времени, когда я закончу с тобой, ты захочешь покончить с собой.

С этими словами я вытаскиваю ее из комнаты вместе с собой, прежде чем мы поднимаемся и выбираемся из подвала. Мы не делаем больше нескольких шагов, когда она использует свой импульс и снова врезается в меня.

Ее действие заставляет меня ослабить хватку и немного споткнуться. Как только она чувствует, что моя хватка ослабевает, она бежит вверх по лестнице в подвал.

Думаю, самое подходящее время, чтобы преподать этой сучке первый урок, и от одной мысли об этом во мне растет предвкушение. Я следую за ней вверх по лестнице, и как только я добираюсь до вершины, я вижу, как она лихорадочно ищет выход отсюда. Она никак не сможет сбежать.