В сердце роза - Алекс Гарридо

Они сидели и молчали, пока Хойре не зашевелился и не произнес:

- Ты уже не такой, повелитель. Но если хочешь, я скажу тебе, для чего вам рассказывают эту историю, и кто придумал и рассказал ее первым, после чего такие, каким был ты, сами стали рассказывать ее друг другу... И что все это значит, и какова цель этих рассказов...

- И не смей, и не вздумай истолковать мне это! Пусть твоя правда правдивее моей - но с моей я выжил, а твоя убьет меня даже сейчас, я знаю. Не хочу - мне не по силам - узнать, что все неправда, что это рассказывали нам, чтобы мы рассказывали друг другу, самим себе, чтобы это стало нашей правдой, нашим счастьем и везеньем, что не мы, а другие упадут мертвыми на раскаленный песок при первых лучах солнца - вблизи оазиса Дари... И чтобы то, что выпало нам, казалось нестрашным. Не хочу знать, что их нет и не было, потому что столько придумали уже мы сами, ваши ученики, чтобы стало жалко не себя - их, чтобы оплакивать их как братьев, которым пришлось много хуже, чем нам, но они нас выкупили у Судьбы, потому что если бы не они, то мы... И не хочу знать, что тех, кого мы придумывали, передавая друг другу эти истории, не было никогда, - ибо они прекрасны. Не знаю я отваги большей, чем их отвага. Пусть лучше бы не было меня, чем не было их.

- Ты сам все себе сказал, - заметил Хойре.

- Нет! - засмеялся Акамие. - То, что я сам себе говорю, может быть правдой, а может не быть, как эти истории об оазисе Дари. Но если бы это сказал ты, а ты, я думаю, знаешь точно...

- А если я скажу, что это было?

- Как же я могу тебе поверить?

И Хойре так и не сказал того, что давно собирался сказать.

О друзьях ан-Реддиля

С утра в доме ан-Реддиля собрались все, кого он называл друзьями. Все. Не страшась того, что могут навлечь на себя немилость и опалу. И радовался Арьян, успокаивая их: ничто не грозит ни ему самому, ни его друзьям. А они перемигивались и подзадоривали друг друга и хозяина:

- Спой нам, Арьян!

- Спой ту, помнишь...

- Или ты робок стал, ан-Реддиль?

- Устрашил тебя повелитель Хайра?

- Или так он принял тебя, что теперь неудобно о нем говорить с друзьями?

- Кто о своем наложнике с друзьями говорит?

- Ты показал ему, что такое мужчина, Арьян?

- Что такое настоящий?

- Не ты ли теперь станешь править Хайром?

- Арьян у нас такой...

И он не знал, что ответить. Казалось - еще вчера был с ними одно. Песни одни пели, вино одно пили, разговоры вели одни.

И Арьян пел с ними?

Буйное дружество мечтающих о славе - роднее братьев.

А царь?

Что - царь! Кто меняет друзей на царскую милость, тот не всадник.

А кто смеется над беззащитным? Ведь беззащитен перед ними повелитель Хайра. Ведь не отправит на плаху бесчестящих его мальчишек. И потому беззащитен перед их похвальбой: вот мы какие, царя не боимся, и так скажем про него, и вот так еще. Всю правду.

Отца его так же не боялись?

И молчал Арьян, не смея предать ни того, ни этих. И вступиться за него не смея. Вот кто беззащитен: за кого и вступиться - бесчестье. И молчал Арьян.

- Что это у тебя, Арьян, - новая дарна?

- Ворчунью разбили.

- Покажи. Хороша! Сыграй нам, Арьян, - и спой!

- Да, ту: "Кто похитил мужество Хайра..."

- Лучше - "Укройте его покрывалом..."

- Что же ты, Арьян?!

И Арьян поднял к груди Око ночи, высоко сдвинул шнурок на грифе.

- Хотите, чтобы я спел?

- Хотим, хотим.

- Дайте вина.

И десять рук протянулись.

- Эй, не плесните, не облейте мне дарну!

Глоток, другой - отшвырнуть чашу.

Укройте его покрывалом,

как лучшего из коней укрывают от сглаза,

как укрывают в футляре свиток,

или как меч укрывают в ножны,

ибо злы глаза непонимающих,

и грязные души грязноевидят

и причинят ему зло и беду и бесчестье...

- Эй, Арьян, ты о ком это?

- Откуда такие слова, Арьян, о ком?

- Об этом?

- Ты не болен?

Арьян рванул струны - дарна закричала.

- А вы не больны? Перебить песню!

И всех прогнал.

И больше не ходил в дома своих друзей, и они его сторонились. Заперся в своем доме с Уной и Унаной.

О тамариске

После зноя вечерняя прохлада радовала недолго: Эртхиа уже несколько раз разгребал под собой песок, закапываясь глубже, где еще сохранялось тепло. Всегда есть чему порадоваться в пустыне: днем - тому, что вечером отдохнешь от жары, ночью - тому, что утром согреешься.

- Холодно.

- Разведем костер. Тамариск - спасение. Он и сырой мгновенно разгорается, и его здесь много.

Дэнеш взял меч и мигом нарезал гибких ветвей на склонах песчаных холмов, с трех сторон окружавших их стоянку.

Разведя огонь, он обернулся к Эртхиа.

- Лучше идти ночью, днем спать. Мне легче будет определить направление по звездам.

И присвистнул тихо, и послушал, как откликнулся Ут-Шами, и следом окликнул хозяина Руш. Эртхиа крикнул ему в ответ. Веселый ревниво всхрапнул.

- А если львы? - озабоченно спросил Эртхиа Дэнеша. - Тут они уже водятся или дальше в пустыне?

- Могут появиться. Но они чаще промышляют вдоль караванных троп, как и племена хава и зук. Грабители держатся тех меcт, где есть кого грабить. Поблизости нет оазисов и селений, и только самые отчаянные караванщики выбирают этот путь.

- Вроде нас? - усмехнулся Эртхиа.

- Вроде нас. И коней здесь провести трудно, сам видишь.

- Без тебя мне бы здесь ни за что не пройти.

- Без меня тебе пришлось бы идти с караваном. Это и надежнее и опасней. Опытные караванщики знают дорогу, колодцы, ханы, расположенные вдоль караванных дорог. Но на караваны нападают разбойники. Если не удается отбиться, мало кто уцелеет, а уцелевшие будут проданы на базаре в Удже. Побережья, конечно, принадлежат Хайру, но между Аз-Захрой и Уджем лежит пустыня, которую войску пройти нелегко. Войску сколько воды надо! Так что на базаре в Удже никто не спросит, откуда у детей пустыни, живущих в черных палатках из козьей шерсти, рабы хайрской крови. Спросят только о цене. Зук продают всех пленников: зачем им лишние рты? Их жизнь сурова, воды и пищи хватает только своим.

- Хорошо, что я пошел с тобой, - согласился Эртхиа. - Только, если все же случайно нам встретятся зук, как мы отобьемся?

- Если это будут братья серого ящера, с ними у меня есть договор. А если кто другой, не знаю. Отобьемся как-нибудь. Может, кони унесут.

- У них ведь тоже кони. Здесь, кроме бахаресай, о других конях и не слыхали?

- Зук ездят только на верблюдах, коней не признают. Бахаресай разводят глубже в пустыне, в оазисах. Мы там будем через одиннадцать дней.

- А как же мы с Рушем и Ут-Шами туда пойдем? Неужели там не узнают своих коней?

- Мы не в те оазисы пойдем, где я коней беру. Те нам не по пути.