Гончаров приобретает популярность - Михаил Петров

– Вы в своем уме?

– Не только в своем, но и в трезвом. Только после вас!

– Я туда не полезу, – брезгливо показывая пальцем на ниспадающие ступени, решительно заявила она и отступила на шаг.

– Тогда я начинаю думать, что вы затеяли какую-то игру, которая может плохо для вас кончиться. Теперь мне понятно, зачем вы отпустили свою неразумную паству.

– Не говорите глупости. Мне в самом деле стало не по себе. Зачем я вам там?

– Кто-то должен держать фонарик, пока я буду производить осмотр, – зыбко аргументировал я свое требование.

– А вы, оказывается, банальный трусишка. Борис мне говорил о вас совсем другое. Ладно, пошли, бесстрашный сыщик Гончаров.

Подвернув брючины и отобрав у меня фонарик, она отважно пошла вниз.

– Стареем, – пробурчал я, не так решительно спускаясь следом.

В корявом известняковом коридоре идти вторым необыкновенно трудно. Ни черта не видно, потому как свет загораживает ее спина и передвигаться приходится на ощупь. Спотыкаясь на неровностях, я то и дело натыкался то на заскорузлые стены, то на ее крепкую и аппетитную задницу, что было куда как приятнее. И пахло от нее волнующе, хорошими духами и полынью, а может, наоборот, но почему-то вскоре мои запинания и натыкания заметно участились, и этого факта не заметить она не могла.

– Господин Гончаров! – Вдруг резко обернувшись, она ослепила меня фонарем. – Теперь и мне понятно, зачем вы затащили меня в эту сусликову нору. По морде я вас бить не буду, но пятиминутный болевой шок обещаю.

– А? Что такое? В чем дело? – закрываясь от света, залепетал я младенцем. – Что-то не так?

– Все так! – продолжая путь, ответила она.

– Тогда в чем же дело? – разыграл я недоумение, но спотыкаться стал аккуратней.

Идти после этого стало скучно и неинтересно, тем более что ничего нового в той карстовой пещере я увидеть не ожидал. Просто детально и обстоятельно все обнюхаю, а мне такая работа не нравилась никогда.

– Что-то вы, господин Гончаров, приуныли, – насмешливо и всепонимаюше заговорила стервочка. – Не печальтесь, уже скоро придем, я эту загогулину в стене хорошо помню, весь локоть об нее ссадила. Совсем немного осталось.

В устье пещерки я остановил Светлану, дал ряд ценных указаний и, предупредив, что излишняя суетливость может только испортить наше дело, первым зашел в карстовую камеру. Она же, оставшись за сталактитовой ширмой, послушно следила за мной и моими передвижениями. Ничего нового, понятное дело, я не заметил, только немного не так стояли ящики и коробки, но это, скорее всего, результат ее обыска.

– Госпожа Лютова, – на всякий случай спросил я, – ты, мать, ящики двигала?

– Кажется, двигала, ну да, двигала, я думала, что там хоть что-то осталось.

– Все ясно, покури пока.

– Но я же должна вам светить.

– Как видишь, я прекрасно обхожусь без тебя, – принимаясь за дело, отрезал я.

– Значит, вы просто меня обманывали! Или, может быть, мечтали изнасиловать?

– Отстань! – миролюбиво предложил я, опускаясь на четвереньки, что на остро-корявом полу пещеры делать крайне неприятно. – Ты же видишь, я занят. А насилует тебя пусть пузатый Никодим. Или ты его.

– Вы забываетесь! Почему вы ко мне обращаетесь на «ты»?

– Большего ты не заслужила, – фыркнул я, протискиваясь под нижнюю полку стеллажа, туда, куда не успел заглянуть в прошлый раз. – Помолчи и не мешай.

Серебряный кубок объемом в пивную кружку я заметил сразу. Он сиротливо лежал на боку и ждал меня. Конечно же грабители в спешке его обронили и не заметили потери.

– Что там? – словно унюхав мою находку, забеспокоилась Светлана. – Почему вы замолчали? Вы что-то нашли?

– От дохлой крысы хвост. Могу дать поносить, – схамил я, чтобы выиграть время и правильно оценить ситуацию.

Стоит ли говорить ей о находке, которую она сразу же присвоит и которая в дальнейшем мне может очень пригодиться для идентификации? Или лучше промолчать? Поднявшись с колен, я молча протянул ей кубок.

– Что это? – не сразу заметив через патину истинную ценность находки, недоумевающе спросила она и вдруг захлебнулась восторгом: – Ступа? Боже мой! Неужели! Константин Иванович, вы же гений, вы король сыска. Я безумно счастлива и прощаю вам все ваше хамство. Ищите дальше.

– Вот как? – усмехнулся я ее непосредственности. – И чем же вы намерены одарить меня за следующую находку?

– Я прощу хамство вашего отца. Ищите же.

– Однако же, невелико вознаграждение, – буркнул я, вновь опускаясь на карачки. Но на этот раз мне повезло меньше, и тесть остался непрощенным.

Я ползал по этой карстовой пустоте еще с полчаса, но ничего, кроме сбитых коленей и подранных ладоней, это мне не принесло. Мы уже поговаривали о возвращении, когда я наткнулся на удивительный предмет и даже два, которые на стервочку никакого впечатления не произвели, зато меня заставили взвизгнуть от радости. Как я мог не заметить их раньше – уму непостижимо. Чуть припорошенные известковой щебенкой, они покоились в неглубокой ямке под сталактитовыми наростами.

– Ну и что? – равнодушно рассматривая стамеску, безразлично отреагировала Светлана. – Я вам таких десяток куплю. Вы иконные оклады ищите.

– Нет, Светик, такой стамески, равно как и этого прекрасного свечного огарка с осколками разбитого подсвечника, ты мне нигде не купишь.

– Это точно, такое барахло никто и продавать-то не станет.

Назад мы возвращались в настроении приподнятом и праздничном. Она радовалась ценной добыче, а я – покореженной стамеске и еще тому неопровержимому факту, что клад действительно существовал и я имел счастье в этом убедиться. Теперь, когда получены такие веские доказательства, за дело можно было браться всерьез. Правда, я еще не знал, кто его умыкнул и где теперь его искать, но это чепуха. Тем более в моих руках орудие труда, с помощью которого кладоискатели, вероятнее всего, потрошили ящики, а может быть, и разбирали кладку. Что же касается осколков стекла и стеаринового огарка, то тут мне вообще повезло. На них вполне могут сохраниться отпечатки пальцев, и тогда можно считать, что преступники у меня в кармане.

Выбираясь наверх в подвал, я был неприятно удивлен полной темнотой, царившей там. Это обстоятельство Светлану удивило тоже.

– Что за фокусы? – растерянно спросила она равнодушную тишину подвала. – Делать кому-то нечего, ну сейчас я им устрою, евнухи долгополые!

– Монахи тут ни при чем, – устало остановил я ее брань. – Ты ведь сама их выпроводила. Нет, Светик, похоже, что ситуация гораздо хуже, нежели ты думаешь. Нас заперли, радость моя, и заперли сознательно!

– Кто нас мог запереть, если ключ у меня? Не знаю почему, но я взяла его с собой. Сейчас мы отсюда выйдем, и я тому шутнику оторву голову, – карабкаясь к двери, шипела она. – Он у меня надолго забудет свои шутки!

– Попробуй, но я очень сомневаюсь. – Не желая попусту тратить слова, я безразлично уселся на первой ступеньке, предоставив ей полную свободу действий.

– Что за чертовщина? – после продолжительной возни недоуменно воскликнула она. – Ничего не понимаю. Константин Иванович, ключ не вставляется, я его маму…

– Перестань сквернословить в храме, – вполне серьезно одернул я. – А ключ не вставляется потому, что кто-то не хочет, чтобы мы отсюда вышли.

– Да я им головы поотшибаю! Они у меня…

Исступленно накинувшись на дверь, она злобно застучала по ней кулачками. Примерно с таким же успехом в оконное стекло бьется муха.

– Оставь это. Сядь и успокойся, – как можно уверенней приказал я. – Истерика еще никого до добра не доводила.

– Что же теперь нам делать? – спросила она сквозь слезы и вдруг заревела взахлеб, по-бабьи: – Ма-а-а-ма-а-а!

– А я-то думал, что ты действительно девка с самообладанием, а ты просто курица нетоптаная, – хамил я, с удовольствием наблюдая, насколько бессильна и жалка хозяйка «новой жизни» перед примитивной закрытой дверью. – Заткнись и перестань мотать сопли на шею, а то ненароком можно удавиться.

– Чего вы сидите? – обретая некоторое душевное равновесие, повысила она голос. – А еще мужчиной называетесь! Идите и открывайте!

– Идите и ищите, ищите и обрящете, – блеснул я эрудицией. – А сама ты что-нибудь можешь? Или, кроме как сечь пацанчиков, ничего не умеешь?

– Я их не секу. Их Никодим сечет, – шлепаясь рядом, огрызнулась она.

– Даже этого ты не умеешь, пропащая твоя душа. Если, бог даст, нам удастся выбраться отсюда живыми, то я обязательно попрошу пузатого Никодима обучить тебя этому заплечному мастерству, причем на тебе самой.

– То есть как это – не удастся выбраться живыми?! Все шутите, Константин Иванович, а мне совсем не до шуток, теперь нам до завтра, до утра, сидеть здесь придется, пока послушники приедут.

– Ну и что с того, что они приедут? – азартно накалял я атмосферу. – Глупая твоя башка, как они узнают, что мы здесь? Телефона у нас нет.