Ядерные ангелы - Александр Шакилов

– Насчет сесть – подробней, дружище.

– Намек: Борисполь, самолет. «В-третьих» уже было? Так вот, в-четвертых, у меня есть деньги на билеты до Нью-Йорка. На мотоцикл копил, крутой, китайский. А как у тебя с наличностью?

Я промолчал. Весь мой походный НЗ перекочевал в карманы палачей.

– Да и самому тебе никак. Ты ведь в розыске. Одинокий мужчина без багажа привлечет внимание, а с сыном-подростком у тебя хотя бы будет шанс сесть на самолет. Так что в-пятых, не ты, батя, а мы, – закончил Патрик.

Да уж, умеет сынуля убеждать. Весь в меня.

Правда, во всей его логике был один существенный прокол.

– Слушай, дружище, – я обнял сына, – вот скажи мне, старику, какого фикуса мы сразу на твоем яйце не махнули в Нью-Йорк, раз ты знал, что нам туда надо?

Патрик вовремя отстранился – очередная голубиная плюха досталась не ему, а мне, бело-серым пятном пропечатавшись на рубахе.

– Так ведь сам сказал: надо в Киев. Я пытался тебе объяснить, но ты… – Он пожал плечами и смиренно добавил: – Я же не могу ослушаться своего отца.

Чем почти что смутил меня.

– Даже ради того, чтобы остановить ядерную войну? – не поверил я.

– Война или потом, или еще что – не имеет значения! – твердо ответил Патрик, растрогав меня чуть ли не до слез. Все-таки отличного парня я вырастил!

– Сынок, честное слово, лучше бы ты у меня был непослушным.

Роняя капли оттаивающей воды, мы побежали к зданию терминала.

После звонка супруге Края – собрал-таки телефон из набора «Сделай сам» – жизнь закончилась.

Тело еще дышало, сердце без устали гоняло кровь, в желудке и кишечнике переваривалось то, что попало туда во время последнего приема пищи. Но это была уже не жизнь, а ее жалкое подобие, обманчивая видимость. Существование – да, возможно, но точно не жизнь.

– Ты больше не палач. – Звук собственного голоса казался Зауру чужим, будто душа его отлетела в горние выси и оттуда исключительно по принуждению прислушивалась к метаниям бренной плоти. – Мы еще посмотрим?..

Он то и дело вытирал о простыню ладонь, противно липкую от пота. Касаться ею лысины было мерзко и невозможно. У него забрали Знак и служебный планшет. Забрали. Забрали! «Микробики» тоже исчезли. Да лучше бы отрубили по локоть руку тупым топором с пожарного щита! Тем более что Заур давно привык жить без двух конечностей. Знак же был частью его души, да простит Господь столь смелые мысли слуги Своего. Только крест остался. И Хельга с ним никак не свяжется. Она будет звонить на служебный номер, а Пападакис, смеясь, будет слушать песенку об утятах и даже не подумает сообщить девушке о том, что палач Заур скончался в больнице вовсе не от полученных в аварии травм…

Задребезжал, включившись в режим охлаждения, холодильник. Бывший палач – бывший! – облизал пересохшие губы. Наверняка в холодильнике есть минералка. Большая запотевшая бутылка «Березовской». Пластиковая, на этикетке полосатые деревья. А в самой бутылке холодная – аж зубы сводит – вода с пузырьками газа. Заур перевернулся на живот, накрыл раскалывающуюся от боли голову подушкой. Какой смысл напрягаться, чтобы утолить жажду, если все кончено?

Никому ведь не нужен больше.

Даже лечить его не хотят. Глоссер как ушел, так больше не вернулся… Заур задержал дыхание, казавшееся особенно шумным под подушкой. Кричал вроде кто-то. Или нет?

– Помогите! Кто-нибудь?! Помогите! Он сошел с ума! Он убьет ее! Помогите!

Заур сам не понял, как оказался у двери. Сработали навыки палача, безусловные уже рефлексы. Помогать, спасать, предотвращать преступления и карать за них – это его жизнь, и без разницы, есть ли в кармане жестянка с надписью «Закон суворий, але це закон».

Вмиг высохшая ладонь легла на медную ручку, щелкнул замок, выпустив Заура в коридор, – прямо к блондинке в зеленой униформе. Блудница эта больше походила на пародию из эротического фильма – идеальная фигура, кукольное лицо, – чем на реального медработника.

Глоссер что, сдал больницу в аренду под съемки «клубнички»? Но парней-операторов что-то не видно. Снимают скрытой камерой? Туда-сюда головой – никого и ничего подозрительного.

На шум из палат потихоньку выбирались больные – кто на своих двоих, кто на костылях, а кто и вовсе верхом на инвалидной коляске. Старики на блондинку показывали пальцами, а кто помоложе – бесстыдно на нее глазели. Появились встревоженные дамы и серьезные мужчины в белых халатах с беджиками. Парочка давешних охранников, поигрывая резиновыми дубинками, неспешно двинула по коридору, поглядывая почему-то на Заура. Решили, что из-за него поднялась буча? Ничего удивительного, ибо внешний вид его нынче вполне располагал к подобным мыслям: грязный, плащ порван, весь в засохшей крови. Прямо-таки бродяга из канализации, что выбрался на свет божий, или одуревший от ломки наркоман, которому вздумалось на халяву разжиться больничным морфием. На месте секьюрити Заур сначала хорошенько отходил бы себя дубинкой, а уж потом поговорил с задержанным по душам.

И все же блудница бросилась именно к Зауру, а не к охране, бряцающей наручниками на ремнях.

Интуитивно почуяла в нем защитника.

Только вот зачем хватать за рукав плаща? Ведь и так почти оторван. Преданно глядя палачу в глаза, блондинка-медсестра сбивчиво защебетала о том, что «все плохо, срочно нужна помощь, ну помогите пожалуйста».

– Ну что же вы стоите?! Быстрее! Помогите!

Боковым зрением Заур видел, как охранники перешли на рысь.

– Спокойно, – осадил он парочку с демократизаторами. – Я – палач.

И ничуть при этом не соврал. Наличие или отсутствие Знака и служебного планшета ничего не значат. Ровным счетом ничего! То есть абсолютно.

Охранники будто бы с разбегу врезались в невидимую стену. Разве что рожи не расплющило. От этих мужланов разило несвежим бельем и жженым табаком. На девушку рык Заура тоже подействовал – она замолчала, прикрыв ладонью рот, будто опасаясь, что ее всхлипывания расценят как попрание Закона.

– Я – палач, – весомо повторил Заур, впечатав эту аксиому не столько в сознание окружающих, сколько в собственное. – Гражданка, спокойно. Говорите по существу. Где случилось правонарушение? Кто преступник? Кому угрожает опасность?

Моргая, блондинка смотрела ему в глаза. И молчала.

Он осторожно убрал с ее рта ладонь – и девушку вновь прорвало:

– Он сошел с ума, скальпель, порезал, упала, а потом опять, зачем ее, операция…

Операция.

Заур пошатнулся. Татьяну должны были прооперировать.

– Хирург – Глоссер? – прервал он блондинку.

Она, не переставая тараторить, кивнула.

– Он в операционной?

Блондинка вновь кивнула и, округлив глаза, уставилась за спину Заура. Так обычно делают гопники, когда хотят отвлечь внимание. Глупец, поддавшись на провокацию, поворачивается, и его тут же бьют катетом по затылку. Вот только откуда у медсестры кастет? И с чего бы ей вырубать палача при свидетелях?

Заур обернулся.

По коридору шел главврач.

Глаза его безумно блестели, лицо перекосило, будто с ним случился инсульт, по подбородку стекала слюна. А униформа его была алой вовсе не от гуаши или кетчупа.

За Львом Аркадьевичем семенил здоровенный мужчина-кавказец, судя по одежке не слесарь, не пожарный, но медик. Очевидно – из той же бригады, что и Глоссер с блондинкой. Здоровяк держался за плечо, из-под пальцев у него сочилась кровь. Когда раны у пациентов – это неприятно, но, в общем, нормально, а когда у врачей?

– По телику я видел, как спецназ убивает террористов. Лев Аркадьевич, не надо. Заложник не спасет…

Палач крепко-крепко зажмурился, надеясь, что ему привиделось, что он спит, или же это всего лишь галлюцинация, а на самом деле он на лесной дороге, возле перевернутого автозака.

Увы, когда Заур вновь открыл глаза, реальность не изменилась. Коридор больницы не превратился в рыцарский замок, а маньяк – в прекрасного принца. На плече Глоссер нес обнаженную девушку, тело которой представляло собой один сплошной ожоговый рубец.

– Сестра! – прохрипел Заур. – Не шевелись, сестра!

Услышав его, Танюшка затрепыхалась, заставив Заура похолодеть от страха, попыталась вырваться. Но главврач держал крепко.

– Не мешать ему! – рявкнул палач на охранников, собравшихся напасть на ополоумевшего хирурга. Они уже занесли дубинки над головой и скорчили воинственные рожи. – Стоять на месте! Шаг к преступнику – нарушение Закона! Богом клянусь, завалю каждого, кто дернется!!!

На него с недоумением уставились, но все же ослушаться не посмели.

Глоссер подмигнул Зауру, отчего рожу его перекосило еще сильнее. Этот подонок как никто другой понимал, почему палач запретил к нему не только приближаться, но даже дышать в его сторону.

Ведь лезвие скальпеля касалось кожи у паха Танюшки.

В любой момент случайно или по собственному усмотрению Глоссер мог перерезать глубокую артерию бедра заложницы.