Рука Зеи - Камп Де

Заккомир натянуто улыбнулся:

— О нет, только не я! Из-за долгого знакомства почитаю я ее за сестрицу и готов дарить всею привязанностью братскою. Но любовь, как промежду мужчиной и женщиной? Быть супругом королевы не так-то просто. Не хотелось бы мне принадлежать той, кою обычай наш понуждает нареченного своего на смерть отправлять в конце года. Маленькая фрейлина Мулая, кою видели вы во дворце, и есть суженая моя, ежели получится у меня убедить ее предложенье мне сделать.

У Барнвельта подобный ответ вызвал очевидное облегчение, хотя он прекрасно представлял себе всю глупость ситуации, раз уж сам никак не намеревался жениться на Зее. Углубившись в карты, он вдруг уловил некое пощелкивание, которое определил как стук зубов Заккомира.

— Что, замерз? — бросил он.

— Нет, просто б-боюсь. Следовало бы мне скрывать от вас свою слабость мужскую.

Барнвельт похлопал его по спине.

— Выше нос — все мы когда-нибудь чего-нибудь боимся!

— Как, даже вам, великому и бесстрашному Сньолу, ведом страх?

— А ты как думал! Если б ты знал, как я перетрусил, когда в одиночку бился с шестью прихвостнями Ольнеги! Возьми себя в руки!

Заккомир взял себя в руки чуть ли не со слышимым хрустом, и Барнвельт продолжил свои вычисления. Когда по его расчетам они достаточно приблизились к проливу Палиндос или примыкающим к нему берегам, он распорядился делать замеры глубины. В первый раз лот коснулся дна на четырнадцати метрах. Здесь они замедлили ход и осторожно пробирались вперед, пока глубина не уменьшилась до пяти метров и им не показалось, что в отдалении слышится слабый шум прибоя. Тут они окончательно застопорились и стояли на якоре, пока не потянул свежий северный ветерок, который быстро разогнал клочья тумана.

— Разве не говорил я, что вы непогрешимы! — вскричал Заккомир, которому происходящее явно прибавило куражу.

Пролив Палиндос показался в прямой видимости к юго-востоку от них. Пролив этот разделялся островом Фоссандеран на два прохода: восточный использовался для судоходства, западный был заметно уже, и пометка в лоции Барнвельта гласила, что минимальная глубина достигает здесь всего двух метров, — слишком мелко даже для «Шамбора» (конечно, при соответствующем уровне прилива).

Заккомир прибавил:

— Никак не уразумею я, как же вы, выходец из Ньямадзю, где нет столь обширных водных просторов, сумели добавить и искусство мореплавательское к прочим своим достиженьям?

Барнвельт это замечание проигнорировал, поскольку они уже хорошим ходом шли восточным каналом, закрытые от ветра. Указывая на Фоссандеран, Заккомир заметил:

— Говорят, что на острове сем богатырь Карар спарился как-то с самкою екия и от союза их пошел род зверолюдей с телами человечьими, но головами звериными. Доносят также, что чудища оные все еще устраивают шумные гульбища свои при определенных сочетаньях астрологических, с битьем в барабаны и звоном цимбал, трепетать моряков заставляя ночами долгими.

Барнвельт припомнил екия, которого видел в маджбурском зоопарке, хищника размером с земного тигра, но больше похожего на шестиногую норку-переростка.

— А почему там до сих пор кто-нибудь не высадился и не узнал поточней? — спросил он.

— Знаете, зер, но мысль такая никогда не приходила мне в голову! Когда нынешняя наша задача разрешена будет, кто знает, за что мы еще возьмемся? Под вдохновенным началом вашим чувствую я отвагу достаточную, чтоб самому с самкою екия спариться!

«Ну-ну, только если ты рассчитываешь на мою непосредственную помощь в подобном эксперименте, то ты жестоко ошибаешься», — подумал Дирк.

Когда они попали в полосу затишья между западными и северо-восточными пассатами, заметно потеплело, а воздух нес еще больше влаги. Из-за штилей приходилось днями идти исключительно на веслах. Барнвельт проверил запасы продовольствия и воды и забеспокоился.

Кришнянские летучие рыбы, которые действительно летали, хлопая суставчатыми крыльями, а не просто планировали, как земные, предпочитали парить подальше от суденышка. Раз Барнвельту довелось увидеть свою условную добычу — гвама. Гвам, раздвигая воду, словно плуг, гнался за стайкой морских тварей поменьше, накалывая их на когтистые щупальца и отправляя в утробу. Барнвельт заметил:

— После подобного зрелища сунгарцы вовсе не кажутся такими уж страшными.

Все чаще стали попадаться плавающие в воде островки терпалы, после чего на горизонте возникла ломаная полоска громоздящихся корабельных остовов. Когда «Шамбор» чуть приблизился к этим корабельным скелетам, водоросли стали столь густыми, что меж их скоплениями пришлось лавировать, поворачивая то вправо, то влево. Где-то впереди, в туманной дымке, и скрывалась цитадель сунгарских пиратов. Наверняка там была Зея, а не исключено, что и Игорь Штайн.

Сунгарцы, очевидно, проникали в свое убежище и покидали его посредством некого канала. Барнвельт надеялся обнаружить этот проход, просто обойдя плавучий континент по периметру. И вот, достигнув первого судна, сидящего в плену у водорослей (это был примитивный мореходный плот с вяло трепыхавшимся на легком ветерке обрывком паруса), они взяли правей и осторожно двинулись вдоль края терпалы к западу. Слева водоросли представляли собой плотную слизистую массу коричневого цвета, поддерживаемую на плаву гроздьями похожих на виноградины газовых пузырьков.

Глянув поверх другого борта, Барнвельт уловил какое-то движение. Рядом с «Шамбором» плыла пятнистая угреподобная тварь.

— Фондага, — пояснил Часк. — Ядовитый укус ее — смерть мгновенная, а они тут кишмя кишат.

Барнвельт завороженно следил за грациозными движениями твари.

Где-то через полдня подобного плавания Часк крикнул в каюту:

— Зер, впереди корабль!

Барнвельт вышел на палубу. Похоже, это была галера, длинная и многовесельная. Матросы «Шамбора» вполголоса переговаривались и в испуге тыкали в нее пальцами. Барнвельт с Заккомиром вернулись в каюту и надели курьерские костюмы (кришнянину тоже заранее раздобыли форму). Заккомир сначала не хотел надевать под куртку тонкую кольчугу, отговариваясь тем, что она стесняет движения, а при падении за борт попросту его утопит. Но Барнвельт настоял на своем. Перед выходом он напомнил:

— И не забудь наши новые имена. Меня как зовут?

— Гоззан, зер. И вот еще что, господин мой: должен признаться я, что ужаса клещи вновь горло мне крепко перехватили. Ежели запнусь я иль дрогну, столкните меня лучше в воду, иначе замысел ваш под угрозою окажется из-за робости моей презренной!

— Ты неплохо держишься, сынок, — успокоил его Барнвельт и снова вышел на палубу.

Когда они приблизились к галере, Барнвельт увидел, что стоит она прямо у входа в тот ведущий внутрь Сунгара канал, который он намеревался отыскать. Пара толстых канатов сбегала с ее кормы в обширную массу терпалы, которая на первый взгляд казалась неотъемлемой частью Сунгара. Когда они подошли еще ближе и услышали скрежет взводимой катапульты, обнаружилось, что огромный ком терпалы, к которому была пришвартована галера, существует отдельно от всего остального. Барнвельт гадал: уж не является ли он своеобразной затычкой, перекрывающей вход в канал на случай нападения.

Палуба галеры заметно возвышалась над маленьким «Шамбором», а длиной превосходила его чуть ли не втрое — метров тридцать или сорок, по расчетам Барнвельта. Когда над фальшбортом галеры возникла какая-то физиономия и «Шамбор» окликнули, Дирк небрежно прислонился к мачте и отозвался:

— Курьер компании «Межроу Гурардена» с товаром и посланьем от доурии Альванди Квирибской для Шиафази, предводителя Сунгарского!

— Подходи к борту! — распорядилась физиономия. Вскоре на палубу «Шамбора» шлепнулась веревочная лестница, а за ней последовал и сам обладатель физиономии — субъект в шлеме и грязных белых шортах, на шее у которого на цепочке болтался некий знак различия. Несколько других сунгарцев перегнулись через борт галеры, наведя на палубу «Шамбора» взведенные арбалеты.

— Добрый день, — вежливо поздоровался Барнвельт. — Ежели изволите пройти вы в каюту, зер, я покажу вам наш груз, может, капля доброго фалатского вина малость преуменьшит тяжесть задачи вашей?

Субъект, выполняющий сейчас обязанности таможенника, подозрительно покосился на Барнвельта, но досмотр провел без придирок. Затем он принял вино, буркнул что-то в знак благодарности и отпустил «Шамбор» с миром, подсадив на него одного из своих людей в качестве лоцмана.

Они медленно поползли вверх по каналу. Гребцы между взмахами весел нервозно поглядывали на скопище кораблей и прочих плавучих сооружений, которые вырисовывались в паре ходдов впереди. Из этого нагромождения то тут, то там поднимались тонкие струйки дыма, застывая в стоячем воздухе и застилая низкое красноватое солнце.