Евромайдан имени Степана Бандеры от демократии к диктатуре - Станислав Бышок

6) продуктивная компиляция различных методов пиара, как на уровне мейнстрима, так и на уличном;

7) адаптация части присущих левым политическим силам методов работы с молодежью и населением в целом;

8) радикализация социального дискурса, направленного на формирование образа «внутреннего», практически классового врага (украинские олигархи-инородцы);

9) отсутствие внутренней фракционности, твердый курс на унитарную модель партии;

10) диверсификация источников финансирования, формирование независимой материальной базы;

11) постоянное участие в большей части протестных акций, претензии на монополизацию социального протеста;

12) не спадающие патерналистские ожидания значительной части украинского общества.

Каждый из вышеозначенных факторов — это отдельная составляющая успеха партии. Их сумма — локомотив, который на скорости въехал в парламент Украины и останавливаться, судя по «Евромайдану», не собирается. Какой будет партия через год-два на местных и парламентских выборах, учитывая появление «помехи справа» в лице более радикальных националистов из «Правого сектора», сказать трудно. Сейчас очевидно одно: «Свобода» наступает на пятки своим западноевропейским единомышленникам из Бельгии, Франции, Венгрии и других стран. Что это — тенденция, веяние моды, новый «заокеанский» проект или новый виток в развитии политических трендов? Ответ неоднозначен.

По большому счету, ничего удивительного в подъеме «Свободы» нет. Подобные партии всегда присутствовали на политическом пространстве Европы. Тем не менее, согласно мнению известного исследователя ультраправых движений Андреаса Умланда, некоторые особенности отличают «Свободу» от аналогичных формирований за границей.

В частности, Умланд указывает на:

1) ее апелляции к наличию реальной, по мнению идеологов партии, внешней угрозы со стороны России;

2) противоречия между высокой концентрацией электорального ядра партии в Галичине и претензией на всеукраинский статус;

3) сотрудничество со «Свободой» других партий украинской оппозиции, которые считают себя демократическими;

4) в значительной степени неидеологический характер поддержки партии со стороны части избирателей.

За последние несколько лет украинский политический спектр претерпел значительные изменения, в частности дефрагментацию нескольких потенциально перспективных идеологических ниш. В первую очередь речь идет о социал-демократической и национал-демократической нишах.

«Свобода» имеет отношение к обеим. Конечно, ни у кого не повернется язык назвать партию социал-демократической, тем не менее экономическая часть ее программы имеет ряд весьма характерных для левых политических сил пунктов, которые сделали бы честь той же Компартии Украины.

Что касается национал-демократической ниши, то сегодня она отдана на откуп далеким от последовательной национал-демократии силам: от аморфно-либеральных «Фронта перемен» и «Батькивщины», которые время от времени конъюнктурно дрейфуют вправо, до «Свободы», которая априори находится на правом политическом полюсе.

На Украине национал-демократическая ниша значимо шире, чем националистическая. Далеко не все избиратели «Свободы» голосовали за идеологическую модель, скорее — за методы действия. Таким образом, перед партией возникает логичный вопрос: продолжать ли идти по уже проторенной тропе, делая пиар в виде скандально-асимметричных «месседжей» (посланий) обществу, или попытаться монополизировать более широкую и перспективную национал-демократическую нишу.

По какому из путей пойдёт партия, и какой из них будет более продуктивным, не скажет никто. До «Евромайдана» казалось, что, имея 37 депутатов и негласную санкцию власти на пиар (от частых телеэфиров до перманентных драк в Верховной Раде и вне её), «Свобода» способна постоянно поддерживать интерес общества и высокий градус страстей вокруг себя. В нынешней же постревлюционной (или революционной, если не считать «Евромайдан» завершённым явлением) ситуации реальной проверкой для партии будут выборы в местные органы самоуправления, а также участие Олега Тягнибока во внеочередных президентских выборах, намеченных на 25 мая 2014 года. Именно они определят реальный вес и перспективы партии.

История украинской национал-демократии знает несколько взлетов и падений, которые указывают на непостоянный характер этой идеологической ниши. Так, в нынешней Верховной Раде партий национал-демократического толка нет. НРУ, «Наша Украина», УРП «Собор» и другие растворились в блоках, текущей политической конъюнктуре или же фактически приостановили свою деятельность из-за отсутствия должного финансирования. Конечно, в парламенте есть депутаты — проводники национал-демократической платформы, однако сама эта идеология отсутствует как идейный ориентир у оппозиционных фракций. Иногда её используют как сиюминутный информационный повод.

Украина — далеко не первая европейская страна, в парламент которой прошли до того одиозные политические силы. 10 лет назад даже самые смелые и прозорливые политологи не могли предположить, что партия, которая прозябает в галицком электоральном гетто, перейдет сначала Збруч, потом форсирует Днепр, дойдет до Северного Донца и спустится вниз по Южному Бугу.

Вот некоторые примеры электорального успеха радикалов из других стран:

1) 1993 год — Либерально-демократическая партия России (ЛДПР) под предводительством Владимира Жириновского[131], чьи лозунги имели исключительно реваншистский характер даже в сравнении с другими политическими силами, ностальгирующими по СССР, набрала 22,92 % голосов, став лидирующей силой в российском парламенте;

2) 1997 год, Сербия. Воислав Шешель, представитель Сербской радикальной партии, на волне все тех же реваншистских настроений набирает 27,3 % в первом туре президентских выборов и 49,1 % во втором;

3) В 2002 году уже немолодой лидер французского «Национального фронта» Жан-Мари Ле Пен набирает 16,9 % в первом и 17,8 % — во втором туре президентских выборов. Это немало, учитывая мультиэтнический состав французского населения, большой процент мигрантов и доминирование либеральной и левой идеологии в политическом и медийном мейнстриме;

4) В 2003 году национал-патриотический блок «Родина», возглавляемый Дмитрием Рогозиным[132] и Сергеем Глазьевым[133], набрал неожиданные 9 % голосов на выборах

в Государственную Думу РФ. Блок шёл на выборы под националистическими и антиолигархическими лозунгами;

5) В 2010 году движение «Йоббик — За лучшую Венгрию» набирает 16,7 % на парламентских выборах. Это случилось не и не столько только благодаря военизированной стилистике движения, антисемитским высказываниям, выступлениям против цыган, протестам общественности и т. д., но и из-за реальной «низовой» работы, которую планомерно проводят партийцы в самых отдалённых регионах страны. Через четыре года, в 2014 году, «Йоббик» покажет ощутимый электоральный рост, набрав 20,5 % голосов на выборах в парламент страны.

Кроме того следует вспомнить электоральные успехи последних лет у «Золотой зари» (Греция), «Партии свободы» (Голландия), «Фламандского интереса» (Бельгия), «Британской национальной партии» и «Партии независимости Соединенного королевства» (Великобритания), «Шведских демократов» (Швеция), «Настоящих финнов» (Финляндия), «Народной партии» (Швеция), «Национал-демократической партии» (Германия) и других.

В мае 2014 года пройдут выборы нового состава Европарламента. По мнению ряда экспертов, до 25 % мест в нём займут евроскептики, значительная часть из которых принадлежит к правым и националистическим партиям.

Впрочем, разница между западноевропейской и украинской ситуаций есть и она существенна. На Украине нет исламского фактора даже в местах компактного проживания мусульман (Крым). Татар мобилизуют скорее политические или социальные, а не религиозные факторы.

Один из наиболее интересных моментов, который сопровождал путь «Свободы» к власти в галицких областях Украины, касается ее связей с местным «третьим сектором», он же — гражданское общество. «Инфицирование» идеей актива, с одной стороны, и втягивание в орбиту своих интересов, с другой, в итоге дали значительный электоральный успех. Его залогом стало использование в качестве инструментов для собственного пиара ряда общественных структур, таких как профсоюзы, церковь, студенческие и спортивные организации.

По мнению Алины Поляковой (Калифорнийский университет, Беркли), это не ново. Подобные тенденции характерны для Веймарской Германии 1918–1933 гг. и постсоветской России. Парадоксальность нынешней ситуации состоит именно в «инструментализации» гражданского общества, которое вместо роли «демократического тормоза» для радикальных националистических идей становится одним из «локомотивов» политического национализма. Добавим к этому и западноцентрическую (имеется в виду запад Украины) модель нынешней официальной украинской историографии.