Больно не будет - Анатолий Афанасьев

Парень ткнул пальцем.

— Вон тот, с аркой.

Нереальность наслаивалась на нереальность.

— Но как же так? — заспешил Новохатов. — Я только что спрашивал у женщины, она сказала, надо ехать на автобусе.

Парень, удаляясь, крикнул:

— Можно и на такси доехать. Но дом-то вон тот!

Новохатов зашел в подворотню и закурил. Отсюда он видел угол дома, который ему был нужен. Теперь он все понимает. Несколько дней назад, когда на него обрушилась беда, он ничего не понимал, но теперь прозрел. Последнее время Кира была возбуждена сверх меры и что-то от него скрывала. Он не придал этому значения, слишком был погружен в свои собственные переживания. Он предположил, что у жены обычное женское недомогание, и спокойно ждал, пока болезнь себя исчерпает. Будь он чутче и внимательнее, можно было бы предотвратить удар. Кира попала, бедняжка, в страшное приключение, при ее доверчивости это вполне возможно. А какого рода это приключение, скоро выяснится. Она, конечно, ждет от него помощи.

Ему не верилось, что через несколько минут он сможет увидеть Киру, ее пушистую головку, ее удивленное, нежное, прекрасное лицо. Она потерялась совсем недавно, но у него было ощущение, тяжелое и опасное, что между ними пролегла вечность. Он боялся, что, встретив Киру, не узнает ее. Или она равнодушно от него отвернется. Не захочет ничего рассказывать. Он был точно в жару и никак не мог сдвинуть с места одеревеневшее тело. «Может быть, лучше уехать, — подумал Новохатов. — А потом написать ей письмо. Может, так будет разумнее?»

Подняв воротник, он пересек улицу и вошел в подъезд. Квартира на втором этаже. Он поднялся по ступенькам. Сердце колотилось нещадно. Он прижал его рукой и сделал несколько глубоких вдохов. Дверь была обита кожей и густо прошпилена желтыми шляпками медных гвоздей. «Провинциальное эстетство!» — улыбнулся Новохатов. Он надавил кнопку звонка и послушал замирающее тилиликанье колокольчика. Глазка на двери не было. Не слыша никакого движения с той стороны, Новохатов позвонил второй и третий раз.

Дверь распахнулась широко и неожиданно. Перед ним стоял пожилой человек в стеганом халате, туго затянутом на поясе шнурком с кистями. У человека было худое, усталое лицо, на которое нависал, как козырек кепки, седоватый ежик волос.

— Вы ко мне? — спросил человек не очень заинтересованно.

— Мне нужна Кира!

Мужчина заметно вздрогнул и начал в него вглядываться, долго, невозмутимо, как вглядываются в неподвижный предмет, вызвавший любопытство. Новохатов, стерпя минуту, ощутил острое желание двинуть хозяина ногой в пах.

— Ах, вот оно что! — сказал наконец мужчина, вдоволь насмотревшись. — А вы кем Кире приходитесь?

— Я ей муж! — ответил Новохатов.

— Ее нет дома.

— Это я знаю. Я из ее дома и приехал. Мне нужна Кира, моя жена! Вам что-нибудь непонятно?

— Мне понятно, — вяло успокоил его мужчина. — Но ее действительно нет.

— А где она?

— Пошла прогуляться.

Новохатов сделал движение войти в квартиру. Мужчина не сдвинулся с места. Холодно усмехнулся:

— Собираетесь действовать силой?

Новохатов сознавал нелепость своего стояния перед чужой дверью. Он сообразил, что если Кира дома, то она не может не слышать их разговор — он нарочно повысил голос. Значит, или ее там нет, или она не хочет с ним сейчас видеться.

— Вы не хотите меня пустить? — спросил он.

— Не хочу. Но если вы подождете немного на улице, я оденусь и к вам выйду.

— Мне не вы нужны, а Кира.

Мужчина сочувственно развел руками: мол, все понимаю, рад бы помочь... Новохатов видел, что перед ним человек хотя и пожилой, но физически, кажется, крепкий, с литыми плечами, чуть выше его ростом, вряд ли удастся свалить его с одного удара. А это было бы неплохое начало, во всяком случае бескомпромиссное.

— Хорошо, я подожду вас на улице, — сказал он и повернулся спиной. Мужчина тут же захлопнул дверь.

Новохатов закурил еще одну сигарету и попытался успокоиться. «Я смешон, неловок, — думал он, — но я делаю то, что не могу не делать. Наверное, другой в моих обстоятельствах вел бы себя по-другому. Какое мне дело до других. Ни в чем нет спасенья, когда приходит такое!»

Истина, которую он тщательно прятал в себе все эти дни, пробилась в его сознании через преграды других, мелких мыслей, как стебель через трещину в асфальте. «Ни в чем нет спасения мне!» — повторил он про себя уже с полной убежденностью. Вокруг ничего не изменилось. День посветлел к полудню, распогодился. Звуки чужого города были привычны и понятны. Страдания одного человека ничего не значили в этом мире. Стоило, наверное, пережить потерю любимого существа, чтобы убедиться в этом на собственном опыте, а не по книгам.

Вскоре из подъезда вышел Кременцов. На нем дубленка и ондатровая шапка — даже в медлительной, чуть раскачивающейся походке чувствуется основательность уверенного в себе человека.

— Если вы не возражаете, давайте немного пройдемся, — сказал он, приблизясь к Новохатову. — Меня зовут Тимофей Олегович. А вы, значит, муж Киры Ивановны. Григорий, кажется?

— Я точно муж. А вот вы кто? Кто вы ей? Для любовника староваты вроде. Может, вы дальний родственник, про которого я ничего не знаю?

— Пойдемте, прошу вас! Не люблю стоять на одном месте, тем более на морозе.

— А мне наплевать, что вы любите, а что не любите! — Новохатов чуть не сорвался на визг. — Объясните мне немедленно, в каком качестве пребывает у вас Кира и где она сейчас? Вы слышите, немедленно?! Иначе я за вашу трухлявую жизнь и ломаного гроша не дам!

Кременцов отшатнулся, лицо его внезапно осветила задорная улыбка, смысл которой Новохатов понял значительно позже.

— Вам нужна моя жизнь? Берите даром!

Обезоруженный, Гриша с изумлением смотрел на чудного старика, обрадовавшегося его угрозе, дикой конечно, как новогоднему апельсину. И тут, именно в виду этой безмятежной улыбки, ужасное чувство им овладело. Он интуитивно почуял, что человек, стоящий перед ним, может быть любовником Киры, и может быть ее отцом, и может быть кем угодно, и что если бы всех мужчин на свете собрали, вместе, они не были бы так опасны для него, Григория Новохатова, и для его жены, как этот ухмыляющийся пожилой дьявол. В его облике было что-то властное и одновременно снисходительное, что редко дается человеку. Своим обостренным и воспаленным внутренним зрением Новохатов быстро это отметил, и спасовал, и промямлил, ненавидя себя, просящим тоном:

— Вы же должны меня понять!

Они пошли рядышком, причем Новохатов вряд ли сознавал, что они сразу свернули с центральной улицы и очутились в каком-то парке, шагали по широким, ухоженным тропам.

— Я вам не могу ничего объяснить, — заговорил Кременцов, — потому что сам мало понимаю. Знаю одно, Киру я не неволил. Она сама решила пожить у меня, и я не возражал. Я был рад ей услужить и, чтобы она не чувствовала себя гостьей, даже оформил ей прописку.

— Пожить у вас или пожить с вами?

— Не надо, Гриша! На таком уровне я разговаривать не умею и не хочу.

— Хорошо, вы можете все же сказать, какие причины привели ее к вам? Почему она ушла от меня?

— Наверное, она чувствовала себя неуютно дома.

— Это не повод, чтобы разрушать семью!

Кременцов иронически хмыкнул.

— Я знаю поводы куда менее существенные. А что такое, по-вашему, семья, молодой человек?

— Вы что, решили надо мной издеваться?

— Боже упаси! Честно говоря, на душе у меня прескверно. Я не думал, что вы так скоро объявитесь. Вообще об этом не думал. Вы сейчас чувствуете себя обкраденным, я понимаю, а я себя чувствую укравшим. Поверьте, это тоже достаточно грустное ощущение.

— Так верните то, что украли, — и дело с концом.

Гриша обрадовался, что так легко нашел выход из положения. Реальный выход. Все просто. Взял — отдай! И нечего мудрить.

— Кира живой человек, — заметил Кременцов с упреком. — Она сама выбирает... Кстати, вы знаете, что ваша жена больна?

— Чем больна? Чем вы ее заразили?! — Гриша испугался. Он испугался неизвестно чего. Опять вздор наплывал на вздор. Сначала уход Киры, потом этот город, потом явление чудного старика, и вот новая басня — Кира больна. Слишком много вздора. Это утомительно в конце концов. Кира, где ты? Что же ты со мной делаешь, родная! — Чем она больна?! — взревел Новохатов, хватая Кременцова за руку. — Отвечайте! Или я за себя не ручаюсь!

— Да будет вам паясничать! — Тимофей Олегович брезгливо поморщился. — Отпустите мою руку, вам говорят!

Новохатов отпустил.

— Я на пределе! — предупредил он. — Вы понимаете, на что способен человек, если он на пределе?

— Пойдемте, на нас смотрят. Вон, детишек напугали своим ором... Мне показалось, она неважно себя чувствует. Но, возможно, я ошибся. Сама-то Кира ни в чем не признается. Вы замечали, она никогда не говорит о себе?

— Если вы причинили ей вред, сумасшедший старик, я вас убью! — торжественно сказал Новохатов, свято веря в то, что выполнит свое обещание.