Лувр - Останина Екатерина Александровна

Тем временем многочисленные слухи и разнообразные версии росли наподобие снежного кома. Первая: администрация Лувра сама организовала кражу и перепродала шедевр за границу. Вторая: «Джоконду» похитил очередной влюбившийся в нее маньяк; однажды прямо в Лувре перед этой картиной совершил самоубийство некий человек, в кармане которого потом обнаружили прощальную записку, где было много слов о неразделенной любви к Моне Лизе. Наконец, третья: «Джоконду» наверняка припрятал кто-то из служителей Лувра, чтобы наглядно показать коллегам, насколько халатно они относятся к своим служебным обязанностям, не понимая, что работают в величайшей сокровищнице мира. Настаивавшие на третьей версии уверяли, что картина очень скоро появится на своем месте. В Лувр шли потоки посетителей со всего мира и только для того, чтобы взглянуть на след рамы от пропавшей «Джоконды», а какой-то пламенный поклонник прикрепил на это место букет траурных тубероз.

Два года пролетели для детектива Дорне в бесполезных поисках. При этом пресса постоянно уничижала в своих публикациях престиж парижской полиции и лично господина Дорне. Ситуация сделалась поистине критической, и детектив всерьез решил отказаться от ведения дела. Неожиданно на имя Дорне пришло письмо от некоего итальянца Альфредо Гери, настаивавшего на встрече. Дорне пришлось выехать в Милан. Оказалось, что господин Гери – коллекционер антиквариата; недавно он поместил объявление в газете, что готов приобрести произведения старых мастеров за большую цену. Только что Гери получил письмо с парижским штемпелем. Отправитель подписался «Леонардо»; он заявлял, что обладает единственным подлинником «Джоконды» и готов продать его, если сойдутся в цене.

Это было настолько невероятно, что детектив отказывался верить в удачу: наверняка кто-то хочет глупо подшутить и всучить коллекционеру древностей плохонькую копию бессмертного шедевра. Однако Дорне посоветовал коллекционеру написать этому «Леонардо», что немедленно готов приехать в Париж. Вскоре пришел ответ: все дела, связанные с картиной, незнакомец будет вести исключительно в Италии и никак иначе.

И вот Альфредо Гери ждал «Леонардо» в одном из крохотных миланских отелей на окраине города. Вскоре он увидел своего посетителя – с виду итальянца, приземистого, черноусого. «Леонардо» немедленно провел Гери в номер и потребовал за полотно полмиллиона лир. «Думаю, что торг здесь неуместен», – заявил он.

Гери засомневался: он должен показать картину специалистам – вдруг ему предлагают подделку? «Леонардо» до глубины души возмутился и протянул к лицу Гери огромные волосатые руки: «Это не подделка! Я сам вот этими руками снял ее со стены в Лувре!» От этих слов коллекционера даже передернуло, он сделал над собой усилие и выдавил с плохо скрываемой дрожью в голосе: «И все равно я должен посмотреть на картину».

Незнакомец залез под кровать и выволок из-под нее старый чемодан, раскрыл его и начал выкидывать носки, трусы и рубашки, шарфы и книги, и, наконец, аккуратно завернутую в тряпье картину. На одну секунду Гери встретился взглядом с насмешливыми глазами прекрасной флорентийки, но сразу же перевернул полотно. Все верно, на обороте стоял штамп Лувра. Еле дыша, Гери произнес: «Мы заключим сделку, но все же следует показать картину экспертам». Тут же в комнату ворвалась целая толпа «экспертов» с наручниками под руководством Дорне.

Выяснилось настоящее имя «Леонардо». Им оказался Винченцо Перуджиа. Он даже не думал отпираться и сразу же признался во всем: два года назад он украл картину из Лувра. Это оказалось простым делом, поскольку довольно долгое время Перуджиа работал там служителем и многие знали его в лицо. Нет, он не хотел обогатиться; по словам похитителя, он желал лишь восстановить справедливость – шедевр Леонардо да Винчи должен находиться на его родине, в Италии; возмутительно, что национальное сокровище было похищено Наполеоном! Перуджиа немедленно поправили – на самом деле все обстояло не так, и Наполеон здесь не при чем. В 1517 году Леонардо сам продал полотно Франциску I за 20 тысяч флоринов.

Однако дело на этом не закончилось. Вскоре одновременно поступили заключения от директора флорентийского Музея изобразительных искусств, одного из авторитетнейших специалистов по Леонардо да Винчи Джованни Погги и от главного эксперта Лувра Жордане, и они были просто невероятными. Да, картина, отобранная полицейскими у Перуджиа, на самом деле находилась в Лувре в день кражи; доказательств было достаточно – штамп и следы музейных крючков. И все же специалисты утверждали: Перуджиа похитил не подлинник великого Леонардо, а великолепно исполненную подделку! Значит, настоящая картина была украдена гораздо раньше. А как же музейные эксперты, которые каждую неделю производят освидетельствование полотен? Ни один из них этого не заметил!

Сначала Дорне испытал подобие шока, а затем дал себе слово: он не успокоится, он просто не имеет права уважать себя, если не распутает до конца эту дикую историю.

После долгих размышлений детектив решил, что следует внимательнее присмотреться к неуживчивой компании монпарнасских художников – Пикассо, Жакобу и Модильяни. Чутьем сыщик чувствовал: эти авангардисты, «шуты гороховые», как называл он их про себя, должны ненавидеть старых мастеров. Тем более что Пикассо как-то сам признался: они «всегда будут совать палки в муравейник классицизма».

Дорне первым делом прошелся по Монпарнасу. Вереница картин тянулась, занимая несколько улиц. Здесь были и копии знаменитых старинных полотен. На мгновение детектив подумал: а вдруг здесь находится подлинная «Джоконда»? Это была бы шутка вполне в духе завсегдатаев Монпарнаса. Неожиданно его взгляд привлекла копия «Святой Анны» Леонардо да Винчи. Рядом с картиной стоял мрачный лохматый парень. Сыщик поинтересовался, не его ли это работа, но лохматый только удрученно вздохнул: нет, он всего лишь продавец, а до такого ему очень далеко. Дорне щедро заплатил за картину, после чего отнес ее на экспертизу. Эксперты сделали вывод, что эта копия настолько блестяще исполнена, что даже опытный специалист не сможет отличить ее от подлинника. При этом у Дорне мелькнула мысль: а может, там, в Лувре, все – подделки?

Сыщик занялся поисками автора копии. Это оказалось непросто, поскольку никто из завсегдатаев Монпарнаса практически не видел этого художника. Знали только, что он молодой и сутулый, принес картину на продажу лишь потому, что крайне нуждался в деньгах. В это же время служитель зала Эванс наконец вспомнил, что видел какого-то сутулого молодого человека, который одно время целыми днями стоял со своим этюдником перед «Джокондой». Когда художник закатал рукава рубашки, служитель увидел четкие рубцы. Тогда еще он подумал: наверно, вены себе резал.

В полицию начали вызывать всех художников Монпарнаса с единственной целью осмотреть их запястья, однако ни у одного ничего похожего не обнаружилось. Казалось, было, от чего прийти в отчаяние, но Дорне чувствовал – он на правильном пути.

Весной 1914 года детектив пошел на карнавал, который каждый год устраивали художники Монпарнаса. Несмотря на отвращение к этому весьма разнузданному мероприятию, Дорне зашел в один из небольших ресторанов, где увидел человека, загримированного под Микеланджело. Неожиданно для самого себя сыщик спросил у «Микеланджело»: «А где я могу увидеть маэстро Леонардо да Винчи?» «Там», – махнул «Микеланджело» в сторону душного зала. Вскоре Дорне удалось разглядеть своего старого знакомого, Пикассо, облаченного в костюм гренадера, беседующего с молодым человеком, белокурые волосы которого и длинная вьющаяся борода придавали лицу нечто неуловимо женственное. Детектив старался разглядеть запястья «Леонардо», но сделать это ему мешали длинные рукава красного расшитого камзола незнакомца.

«Кто это?» – шепотом спросил Дорне у Модильяни, который к этому времени так накачался гашишем, что едва ворочал языком. «Один псих, – ответил Модильяни, – считает, что он – перевоплощение Леонардо да Винчи». Вдруг «Леонардо» протянул вперед руку, и на его запястье стал виден отчетливый шрам. Поднявшийся внезапно переполох и драка помешали детективу проследить, куда исчез таинственный «Леонардо».