Происхождение языка: Факты, исследования, гипотезы - Светлана Бурлак

Но даже если праязык человечества будет когда-нибудь надежно реконструирован, это, скорее всего, не приблизит нас к пониманию глоттогенеза: реконструкции доступны лишь те языки, которые не имеют принципиальных отличий от ныне существующих, так что в реконструированном всеобщем праязыке будут обнаружены слова, состоящие из фонем, — а не, скажем, “диффузные выкрики”. Происхождение же этих слов из элементов предшествующей языку коммуникативной системы останется вне рамок сравнительно-исторического исследования.

Один из “вечных”, не решенных пока вопросов сравнительно-исторического языкознания — так называемая “проблема моногенеза-полигенеза”: произошли ли все известные языки Земли от одного общего праязыка или от нескольких разных. Но к возникновению языка из не-языка эта проблема прямого отношения не имеет. В том случае, если язык возник в нескольких местах независимо (а это могло быть как в случае наличия нескольких независимых очагов сапиентации, так и в случае, если язык возник уже после появления — безразлично, в одном месте или в нескольких — человека разумного), один из этих праязыков человечества мог успеть вытеснить все остальные, оставшись на какой-то момент единственным, и дать начало всем известным (ныне существующим и письменно зафиксированным вымершим) языкам. В том же случае, если очаг возникновения языка был один, остается возможность, что те черты, которые приводятся (например, в работах лингвиста А.Н. Барулина49) как аргументы в пользу полигенеза, были заимствованы в языки человека разумного из до-языковых (но неизбежно близких к языку) коммуникативных систем — все эти черты относятся к числу таких, которые могут проникнуть в язык при интенсивных контактах50.

Другой, едва ли не более важный, вопрос состоит в том, могли ли другие представители рода Homo внести свой вклад в генофонд вида Homo sapiens, — если да, то это повышало бы вероятность того, что человеческий язык хранит следы влияния коммуникативных систем других гоминид. О возможности скрещивания между разными представителями рода Homo (прежде всего между неоантропами и неандертальцами) в литературе идут жаркие дискуссии. Археологи и антропологи усматривают у многих останков как неандерталоидные, так и сапиентные признаки — таковы неандерталоиды Палестины, поздние (фазы IVB и V периода Вюрм II, т. е. порядка 30 тыс. лет назад) “грацильные” (или “микродонтные”, по терминологии Мари-Антуанетт де Люмле51) неандертальцы Ортю (Франция) и Каригуэлы (Испания). По мнению одних исследователей, они представляют собой переходный этап от неандертальца к неоантропу, другие делают на основании анализа этих останков вывод о возможности метисации (или гибридизации, как предпочитают говорить те, кто считает их разными видами) между неандертальцами и сапиенсами52; третьи не исключают, что перед нами что-то вроде попытки природы создать на основе неандертальца альтернативный сапиенсу разумный вид53.

Генетики же до самого недавнего времени были уверены, что метисации не было и не могло быть, поскольку неандертальские последовательности нуклеотидов отсутствуют в митохондриальной ДНК населения Европы — того региона, где обитали классические неандертальцы54. Впрочем, в статье, написанной генетиком А. Темплтоном еще в 2005 г.55, утверждается, что данные митохондриальной ДНК не могут являться однозначным свидетельством; разные участки разных молекул ДНК хранят следы разных событий в истории человечества: и следы заселения Евразии архантропами около 1,9 млн. лет назад, и следы более поздней ашельской экспансии (650 тыс. лет назад), и следы миграции из Африки человека разумного около 100 тыс. лет назад. Вероятность того, что смешения между различными представителями рода Homo не было, составляет, по его подсчетам, 10–17. В пользу метисации свидетельствуют и данные приматологов: многие виды обезьян “живут в тесном контакте друг с другом, обитают в сходных биотопах и зачастую образуют смешанные группы или стада”56, в таких группах появляются межвидовые гибриды, практически все из которых плодовиты57 (засвидетельствованы гибриды павианов анубисов и павианов гамадрилов, многих видов макак; гибриды бонобо с шимпанзе и гориллами58). Любопытно, что существование в составе смешанных стад может способствовать “значительному расширению коммуникативного репертуара”, по крайней мере, у одного из видов59.

С прочтением ядерного генома неандертальца стало окончательно ясно: неандертальцы и сапиенсы скрещивались между собой (хотя и не слишком активно), у жителей современной Евразии имеется 1–4 % неандертальских генов60.

Коммуникативная система не оставляет непосредственных следов, которые могли бы быть обнаружены в ходе раскопок, поэтому о наличии языка у тех или иных ископаемых видов (точнее, о возможных свойствах их коммуникативной системы) приходится судить по косвенным признакам. Чаще всего в качестве определяющего свидетельства существования языка называют опущенную гортань: она представляет собой ту высокую цену, которую наши предки заплатили за возможность овладения членораздельной звучащей речью. Но гортань не содержит костей, а мягкие ткани не сохраняются, поэтому все имеющиеся в науке сведения о положении гортани у того или иного вида гоминид — это реконструкции, выполненные на основании предположения, что положение гортани связано с величиной так называемого базикраниального угла (угла основания черепа): чем сильнее изогнуто основание черепа, тем ниже расположена гортань61. У австралопитеков и Homo habilis изгиб основания черепа примерно такой же, как у современных человекообразных обезьян, у архантропов он выражен значительно сильнее — поэтому некоторые исследователи (например, А.А. Зубов) предполагают, что “первыми “говорящими” гоминидами были, возможно, Homo ergaster”62. Поскольку у неандертальца перегиб основания черепа был меньше, чем у гейдельбергского человека, можно предположить, что “неандертальская специализация” была сопряжена с уменьшением приспособленности к речи. Впрочем, недавние исследования указывают на отсутствие (у современных людей) надежной корреляции между величиной изгиба базикраниума и положением гортани63.

Рис. 3.5. Анатомические характеристики (предположительно имеющие отношение к языку), которые можно наблюдать на ископаемых останках64.

Кроме того, следует уточнить, что для членораздельной речи важно не положение гортани само по себе, а соотношение длины ротовой полости и длины глотки: у современного человека эти длины приблизительно одинаковы, так что части языка, расположенные во рту и в глотке, примерно уравниваются, и это дает возможность четко различать в произношении все звуки, включая “крайние” гласные — [i], [u] и [a]65. У других видов гоминид такой возможности, видимо, не было, поскольку они, как видно по сохранившимся черепам, обладали достаточно сильно выступавшими вперед челюстями и, соответственно, длинной ротовой полостью. Чтобы уравновесить такую длину рта соответствующей длиной глотки, гортань должна была бы располагаться где-то в груди, что крайне маловероятно66. Впрочем, невозможность произнесения “крайних” гласных сама по себе не может свидетельствовать ни об отсутствии языка (язык мог в принципе быть и жестовым), ни даже об отсутствии членораздельной звучащей речи — просто, если таковая была, она должна была в большей степени полагаться на различия согласных звуков67.

Помимо гортани, ниже, чем у других приматов, у человека расположена подъязычная кость — и это тоже связано с расширением возможностей для звучащей речи (см. гл. 2). Как была расположена эта кость у других представителей клады человека — неизвестно, поскольку эта небольшая кость, не прикрепленная к остальному скелету, обычно не сохраняется. К настоящему времени исследователи располагают лишь очень немногими образцами подъязычной кости. Наиболее известны найденная в Израиле (пещера Кебара) подъязычная кость неандертальца68 и подъязычная кость гейдельбергского человека из Испании (район Атапуэрка, пещера Сима де лос Уэсос); кроме того, в пещере Сидрон в Астурии, близ Пилона, была найдена частично сохранившаяся подъязычная кость гоминида, принадлежавшего к неандертальцам (или гейдельбержцам)69. Все эти кости, хотя и несколько отличаются по своему строению, чрезвычайно сходны с теми, которые можно наблюдать у современных людей70 (в частности, в них отсутствуют отверстия для воздушных мешков, свойственных современным шимпанзе71), и это дает возможность высказать гипотезу, что голосовые аппараты неандертальца, гейдельбержца и современного человека анатомически чрезвычайно близки. Напротив, найденная недавно подъязычная кость афарского австралопитека оказалась такой же, как у шимпанзе72. Однако вопрос о том, может ли форма подъязычной кости служить надежным индикатором наличия речи у соответствующего вида, остается дискуссионным73.