День «Д». 6 июня 1944 г.: Величайшее сражение Второй мировой войны - Стивен Амброз

К середине мая разработка операции завершилась в полках, но планы не были окончательными. В них вносились изменения вплоть до дня «Д» с учетом поступающей информации о действиях Роммеля. На «Омахе», например, майор Кеннет Лорд, начальник оперативного отдела 1-й дивизии, зафиксировал малоприятное для союзников развитие ситуации. До середины апреля штаб 1-й дивизии с удовлетворением отмечал, что противотанковые ежи и «бельгийские ворота» все еще не установлены, а складированы в штабеля. Но по случайности «Б-17», возвращаясь в Англию после неудачного налета, выбросил несколько бомб в районе «Омахи». Майор Лорд изучил сделанные с самолета фотоснимки и обнаружил целый каскад взрывов подводных мин в секторе «Изи-Ред».

Лорд попросил моряков заняться этой проблемой, ссылаясь на то, что согласно официальному руководству по проведению операции в зону ответственности военно-морских сил входит все водное пространство, вплоть до высшей точки прилива. Моряки не возражали, но ответили, что у них нет подразделений по ликвидации мин. 1-я дивизия обратилась в Верховное командование Союзническими экспедиционными силами и получила в свое распоряжение два саперных батальона. Штаб дивизии включил их в состав первого эшелона десанта. Когда Лорд сообщил саперам, что они будут идти впереди, те несколько растерялись. Но майор заверил их, что с ними рядом будут танки «ДЦ», которые прекрасно показали себя во время учений.

Мины вызвали смятение в 21-й группе армий. Какие они — электрические, гидродинамические, магнитные?.. Чтобы выяснить это и взять образец, послали капитана Джорджа Лейна из группы коммандос в Отрядах пилотажных операций морского десанта. В конце апреля он ночью проплыл вдоль берега и обнаружил лишь тарелочные мины. Одну из них капитан прихватил с собой. Его начальники не на шутку перепугались, когда увидели эту мину: она не была герметичной и не предназначалась для нахождения под водой. Коррозия уже хорошо поработала над ее механизмом, и «тарелка» могла взорваться в любой момент*. Начальники сказани Лейну, что «там должно быть что-нибудь еще», и отправили его назад, поручив не только отыскать новые типы мин, но и сфотографировать подводные препятствия.

В мае Лейна снова послали в разведку, и на этот раз ему не повезло. Его засекли с немецкого торпедного катера, взяли в плен и доставили в штаб-квартиру Роммеля в Ла-Рош-Гийон. Элегантный штабной офицер вошел в комнату и спросил:

— Ну, расскажите, как дела в Англии? Наверно, отличная погода? В конце мая в Англии всегда хорошо.

Оказалось, у него жена родом из Великобритании. Офицер привел Лейна к Роммелю.

— Вы попали в очень неприятную ситуацию, — сказал Роммель. — Мы считаем вас диверсантом.

Лейн повернулся к переводчику:

— Пожалуйста, скажите его превосходительству, что если бы я был диверсантом, то он вряд ли пригласил бы меня сюда.

Роммель рассмеялся:

— Значит, вы рассматриваете это как приглашение?

* * *

Адмирал Рюге был прав, когда говорил Роммелю о том, что армейские мины не пригодны для применения против морского десанта.

— Да, конечно, — ответил Лейн. — Для меня это большая честь, и я очень польщен.

Роммель вновь рассмеялся и спросил:

— Как поживает мой друг Монтгомери? Лейн сказал, что не знает Монтгомери.

— Как вы думаете, чем он занимается?

— Все, что мне известно, это то, о чем пишет «Тайме». Газета сообщает, что он готовится к вторжению.

— Вы на самом деле полагаете, что будет вторжение? Британцы — вторгнутся?

— Это именно то, о чем я читал в «Тайме», и у меня нет оснований не верить газете.

— Ладно, если они действительно собираются напасть, то это будет первый случай, когда британская армия попробует воевать.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Лейн.

— Британцы всегда используют других — австралийцев, канадцев, новозеландцев, южноафриканцев. Они очень умные, эти англичане.

Роммель посерьезнел:

— Как вы считаете, где начнется вторжение?

— Конечно же, мне это не известно. Такие вещи не говорят младшим офицерам. Но если бы решал я, то, безусловно, вторгся бы наикратчайшим путем.

— Да, — сказал Роммель, — очень интересно.

Они поговорили о политике. Роммель высказал мысль о том, что британцам следовало бы сражаться на стороне немцев против русских. Лейн не согласился.

Когда Лейна отпустили, его увезли в Париж и передали гестапо. Но в гестапо ему не задавали вопросов и не пытали: в конце концов, его уже допросил сам Роммель. В целом он легко отделался. Довольна была и разведка: все экспедиции Лейна совершались к французскому побережью Кальвадос.

Делались и другие поправки. В частности, пришлось внести коррективы в планы вторжения в связи с прибытием на Котантен в конце мая немецкой 91-й дивизии, и именно в тот район, где намечалась высадка 82-й воздушно-десантной дивизии. 28 мая место выброски десанта перенесли на запад, к Мердере, с целью обеспечить захват плацдарма между реками Мердере и Дув.

«Мне ежедневно приходилось просматривать материалы каждой новой аэрофотосъемки «Юты», — вспоминает полковник Джеймс Ван Флит, командир 8-го полка 4-й дивизии. — Немцы с остервенением укрепляли свои оборонительные позиции. Штурмовать их казалось немыслимым и жутким делом. Я постоянно просил моряков высадить нас где-нибудь южнее, чтобы обойти эти фортификации. Но военно-морское командование утверждало, что там мелко и суда зацепят дно».

Но одну маленькую победу Ван Флит все-таки одержал над моряками. В соответствии с оперативным расписанием решения о том, где спускать на воду танки «ДЦ», должны были принимать шкиперы ДСТ. Ван Флит не очень доверял этим танкам. Он хотел, чтобы моряки доставили их как можно ближе к берегу, прежде чем дать им ход. По его мнению, «ДД» в воде передвигаются слишком медленно и поэтому являются легкой добычей для береговой артиллерии. Но моряки продолжали стоять на своем. Ван Флит вспоминает: «Я так настойчиво возражал, что военно-морское командование отступило; принимать решения поручили командирам танковых экипажей».

Можно привести сотни примеров инициативности, подобной той, которую проявили Лорд и Ван Флит. С такими самоотверженными людьми и при столь внушительной огневой мощи операция «Оверлорд» была просто обречена на успех.

Монтгомери в этом не сомневался. 15 мая он устроил заключительную генеральную репетицию «Оверлорда» в своей штаб-квартире в школе Святого Павла. На ней присутствовали Черчилль, король Георг VI, адмиралы и генералы из Соединенных Штатов, Соединенного Королевства, Канады. Монтгомери председательствовал в большом лекционном зале; аудитория смотрела на него сверху вниз из кресел, расположенных полукругом. На полу Монтгомери разложил огромную цветную карту Нижней Нормандии, Черчилль прибыл с сигарой во рту. Когда появился король, Черчилль «поклонился в своей обычной отрывистой манере, держа сигару в руке».

«Когда мы заняли свои места, — писал позже адмирал Мортон Дейо, командующий американской бомбардировочной группой на «Юте», — в зале царили тишина и напряженность. Большинству из нас казалось, что собранию столь высоких особ необходимо чуть ли не божественное благословение. Малейший промах может испортить все дело. Но присутствующие хорошо понимали, насколько ответственные и тяжелые решения предстояло принимать».

Первым взял слово Эйзенхауэр. Он был краток:

— Я бы хотел подчеркнуть лишь одно. Считаю долгом каждого, кто видит какие-либо упущения в плане операции, без колебаний сказать об этом.

Как отмечает Дейо, «улыбка Эйзенхауэра стоила двадцати дивизий; его мягкая и спокойная уверенность растворила последние сомнения».

Затем выступил Монтгомери. На нем была отлично скроенная боевая униформа, а брюки настолько отглажены, что складки на них напоминали острие ножа. Всем своим видом он показывал готовность к действию и говорил напористо. По наблюдению очевидца этого события, Черчилль время от времени прерывал Монтгомери и задавал вопросы, чтобы продемонстрировать свои познания в военной сфере. В один момент премьер-министр вмешался и, чуть-чуть морщась, заметил, что «в Анцио мы высадили на берег 160 000 человек и 25 000 единиц техники, а смогли продвинуться только на 12 миль». Черчилль, таким образом, дал понять, что, по его мнению, риск иногда может быть вполне оправдан. Монтгомери сохранял спокойствие и невозмутимость.

Смысл выступления Монтгомери сводился к следующему: у нас достаточно войск; мы оснащены всем необходимым; у нас прекрасный план операции, которая обязательно увенчается успехом; тот же, кто в этом сомневается, пусть остается дома.

Монтгомери в этот раз был более реалистичен в оценке возможностей Роммеля, нежели в апреле, когда утверждал, что немцы способны сдерживать его танки только пару дней. Теперь он говорил: