Рассказы о Москве и москвичах во все времена - Леонид Репин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде говорили: кто повидал Москву, тот и Россию знает. Потому что древняя наша столица содержала в себе все достоинства и недостатки огромной страны. Потому и сама столь долго оставалась огромной деревней — неухоженные дороги с колдобинами и вечными лужами в ямах с грязью в них непролазной, в которых и лошади увязали едва ли не по самое брюхо…
Николаю Александровичу Алексееву сие очень не нравилось. Он проложил новые булыжные мостовые, привел в порядок старые и впервые в московской истории выложил асфальтом тротуары для пешеходов. Горожане ходили по ним, радовались чистоте и удобству и удивлялись: как это раньше московские правители ничего подобного создать не удумали, а лишь о себе заботились: то дом свой отстроят так, что он на дворец становился похожим, то выезд такой заведут, что люди рты раскрывали, едва встретят на улице…
Алексеев в городскую казну руки не засовывал: сам был зело богат. Владел он «канительной» фабрикой, где вытягивали золотые и серебряные нити для дорогого шитья, и еще дела другие вела семья Алексеевых. Так что наоборот — он сам нередко жертвовал деньги на какое-нибудь строительство.
Взял да и привел в радующий взгляд Александровский сад. Снес старый безобразный дощатый забор вокруг него, рассадил в причудливом порядке деревья и поставил замечательную чугунную оградку, которая сохранилась до нашего времени. И стал Александровский сад излюбленным местом у москвичей, куда спешили, чтобы себя показать да других посмотреть.
Городская Дума до Алексеева размещалась в добротном, но тесном здании на Воздвиженке. Как соберутся все 180 гласных Думы, так и боком ходи меж ними, а уж о кабинетах для работы и не мечтали.
Здание городской Думы в XIX векеВызвал Алексеев к себе известного архитектора Д. Н. Чичагова, заперся с ним и обговорил, каким должно быть здание московской Думы. И где воздвигнуться должно. Построили быстро — как и всегда, делали скоро то, за чем Алексеев неусыпно приглядывал. Появилось в Москве новое здание под боком у Красной площади, там, где впоследствии разместился музей В. И. Ленина. Кажется, что это массивное, самобытное сооружение всегда тут стояло.
Множество школ и больниц при Алексееве было построено. Особенно много больниц появилось в районе Девичьего Поля, где теперь сквер Девичьего Поля, между Зубовской улицей и Плющихой. Место выбрано далеко не случайно — с любой стороны подъехать удобно. Эти больницы до сих пор стоят, напоминая об Алексееве.
На свои деньги отремонтировал он пришедшую в упадок знаменитую Канатчикову дачу и открыл там больницу для душевнобольных. Особым повелением государя больнице присвоили имя Н. А. Алексеева. Большевикам не понравилось, что заведение носит имя городского головы, и они переименовали его в больницу имени П. П. Кащенко. Был такой крупный психиатр в России. Лишь недавно вернули больнице имя Алексеева, ее основателя.
Денег же, конечно, не всегда хватало ему, даже своих. И чего он только не делал, чтобы пополнить городскую казну: то торг какой-нибудь устроит среди самых богатых, то сбор средств на что-то объявит. А однажды, когда совсем прижало, явился домой к богатейшему купцу и попросил крупную сумму, чтобы еще одну больницу построить. А тот ему: «Поклонись в ноги, тогда дам!» И что же? Опустился на колени городской голова. И деньги свои — но не для себя, конечно же, тогда получил.
Удивительно энергичный был человек. И Москву любил как мало кто. Кажется, и жил только для того, чтобы ее обустроить и сделать лучше, добрее к людям.
Вот он быстрым шагом проходит по коридору между рядами зала заседаний, по-хозяйски рассаживается в кресле председателя. Оправляет длинные фалды фрака и вскользь пробегает пальцами по узлу неизменно белого галстука — в ином виде на заседаниях не появлялся. Если прежде заседания длились до глубокой ночи, то при нем менее чем за два часа управлялись. И это — с обсуждением планов, с утверждением отчетов всяких, с голосованием. Никто, кроме него, так ловко не управлялся с думскими.
Однажды, мартовским днем 1893 года, в кабинет Алексеева вошел на прием невзрачный человек, выхватил револьвер и несколько раз в упор выстрелил. В тот же день Николай Александрович скончался. Ему был всего 41 год.
Всякое поговаривали об этом убийстве, даже политическую подоплеку выискивали. Только ерунда это все. Убил его душевнобольной.
О дешевых империалистах
Конка! Птица конка! И кто только тебя выдумал!
Но уж не Гоголь Николай Васильевич, доподлинно известно. Не дожил он до того счастливого, незабвенного дня, когда Москва ахнула и замерла в изумлении при виде необычайного, двухэтажного экипажа, запряженного парой лошадей, со степенной плавностью движущегося по чугунным рельсам… Это было нечто. Толпы кидались к вагону на остановках, держа наготове пятак за поездку внутри вагона или трехкопеечную монету за неслыханное счастье прокатиться на крыше — империале, куда восходили по узкой винтовой лестнице. Тех пассажиров так и называли: «трехкопеечные империалисты».
Первая московская линия конки открылась в 1872 году — от нынешнего Белорусского вокзала, только-только построенного и называвшегося Смоленским, через всю Тверскую до теперешнего Исторического музея. А дальше — больше — понесли лошадки! Конная чугунка, построенная в плодотворном соперничестве «Первым обществом конной железной дороги в Москве» и «Бельгийским главным обществом», опоясала сначала Бульварное, а потом Садовое кольцо, убежала из центра на Воробьевы горы, в Дорогомилово, на Бутырки — по всей Первопрестольной разбежалась конка. И уже в 1900 году протяженность ее линий составила 90 км, и за год по ней проехались миллионы. И как только раньше без нее обходились…
А меж тем мужчины самым жестоким образом узурпировали права женщин на конку: на империал их категорически не пускали. Городская Дума сходилась стенкой на стенку, споря едва ли не до потери сознания: пущать — не пущать. Аргументы с обеих сторон приводили самые несуразные — но дело ни с места. А что, в самом деле, нашел я в одной старой книге сообщение о том, что и в других не менее цивилизованных странах прекрасный пол отчего-то наверх не пускали, в Бельгии например. И тоже, кстати, без разумного пояснения почему. И однажды наконец прояснилось. Один из членов Думы, хохол, решительнее остальных голосовавший против равенства женщин в данном вопросе государственной важности, привел неоспоримый, убедительнейший довод: «Та они же без штанцив ходят!» В зале заседаний воцарилась гробовая тишина. А потом пораженные прозорливой дальновидностью выступившего коллеги члены Думы разразились таким хохотом, что крыша ходуном заходила. Не разрешили.
Конка на Серпуховской площади. Фотография XIX векаКонка, столь решительно повлиявшая на жизнь и облик города, действительно в свое время была подлинным чудом техники. Однако в спину ей уже дышал паровоз, который хоть и не собирались выпускать на городские улицы, все же ее поджимал. Уже было с чем сравнивать, и всеми обожаемая конка начала как-то меркнуть…
Перед всякой горой, где лошади не могли вытащить на подъеме вагон, кучер кричал «Вылазь!», и разомлевшие в комфорте пассажиры в любую погоду — хоть в дождь проливной, хоть в слякоть — вываливались наружу и шли в гору пешком, а потом опять садились и ехали до следующего подъема. Это только потом стали еще впрягать пару цугом, на каждой из которых сидели мальчишки форейторы, коих в народе называли «фалаторами». Многие из них, по свидетельству Гиляровского, и жили с лошадьми, на конюшне. Кормились мальчишки чем придется, никто о них не заботился, если заводилась копейка-другая — тогда лафа, тогда у обжорных баб кусок вареного легкого, или осердия, или еще чего, что нормальный человек и есть не станет, купить можно. Предел мечтаний — дослужиться до кучера. Работали с шести утра до двенадцати ночи в любую погоду — под открытым небом, верхами. Ну а кучера конок — народ и вовсе особый был, относились к ним с уважением: как-никак человек работает с техникой, не просто извозчик.
Вид на начало улицы Воздвиженки от Ваганьковского переулка. Фотография XIX века.Но дни коночных кучеров были уже сочтены, а сама конка постепенно откатывалась в прошлое, становилась преданием…
На вечерней заре XIX века раздался в Москве первый трамвайный звонок, возвестивший о том, что явился на свет божий единственный, неоспоримый наследник конки. Надо признать, что он был не в меру нахальным. И сразу начал отвоевывать у своей прародительницы ее достояние. Уже в 1895 году в Москве начали переделывать линии конки под электрическую тягу, и первый трамвай с веселым трезвоном покатился от Страстной площади до Петровского парка — мимо развеселого, вечно гудящего «Яра», мимо мельтешащего Александровского, как уже назывался тогда Белорусский вокзал, в райские, загородные кущи устремился трамвай. Вот именно трамвай и оказался невероятно живуч.
