Странствующие маски. Итальянская комедия дель арте в русской культуре - Ольга Симонова-Партан

под редакцией Д. Н. Ушакова николаевская шинель определяется как «форменное гражданское пальто» с «широким до талии воротником в виде пелерины» [Ушаков 1940, 4: 1342]. Свободная накидка в виде пелерины или плаща была традиционным костюмом Пульчинеллы. Неслучайно в своем исследовании этимологии слова «шинель» П. Я. Черных высказывает предположение, что это слово имеет прямую связь с костюмом итальянского Пульчинеллы [Черных 1959: 156–162]:

Одним словом, шинель могло получиться непосредственно из полишинель, как названия особого покроя воротника или короткого плаща, одного из атрибутов одежды Полишинеля – комической фигуры неаполитанской комедии dell’arte и особенно шутовской одежды его потомков в других европейских странах, в частности в России [Черных 1959: 160].

Черных приводит еще один интересный пример, когда костюм маски комедии дель арте стал предметом одежды – речь идет о панталонах:

Примерно такую же историю на русской почве имело и другое (известное с конца Петровской эпохи) имя не менее популярного персонажа итальянской комедии dell’arte венецианца Pantaleone. Я имею в виду слово панталоны. В XVIII в. это слово, по-видимому, могло употребляться и в единственном числе, причем как название особого покроя (маскарадной?) одежды [Черных 1959: 160].

Далее Черных приводит несколько примеров, когда русские названия предметов одежды происходили от имен или фамилий реальных людей или театральных персонажей:

Мы знаем немало случаев, когда название одежды по происхождению является личным или вообще собственным именем. Сюда относятся не только такие, сравнительно близкие к нам по времени образования, как френч (по имени генерала French’a – главнокомандующего английскими войсками в начале Первой мировой войны) или несколько более отдаленное галифе (в конечном счете восходящее к имени французского кавалерийского генерала Gallifet – палача Парижской коммуны 1871 г.) и т. п., но и такие, как фигаро — род женской одежды (по имени героя комедии Бомарше) [Черных 1959: 160].

Интерес Гоголя к моде и одежде, равно как и его азартное коллекционирование этимологически занятных слов и абсурдных выражений, подробно задокументированы как в его личных записках, так и в воспоминаниях друзей и знакомых. Анненков, к примеру, вспоминает о Гоголе как об умелом портном, который сам перешивал и перекраивал предметы своего гардероба. Во время диктовки «Мертвых душ» Анненков имел возможность наблюдать гоголевскую внимательность к этимологии русских слов, а также к словам иностранного происхождения [Вересаев 1990:292].

Рис. 10. Николаевская шинель.

Рисунок Барбары Мильман из частной коллекции Даниеля Ранкур-Ляферрьера

По словам Бахтина, гоголевский язык возвращает словам их затерянные или забытые значения, устанавливая тем самым новые смысловые связи:

Затерянные в прошлом, забытые значения начинают сообщаться друг с другом, выходить из своей скорлупы, искать применения и приложения к другим. Смысловые связи, существовавшие только в контексте определенных высказываний, в пределах определенных речевых сфер, неотрывно связанные с ситуациями, их породившими, получают в этих условиях возможность возродиться, приобщиться к обновленной жизни [Бахтин 1990: 532–533].

В России было широко известно именно французское имя Пульчинеллы – Полишинель. В середине 1830-х годов, когда Гоголь жил в Петербурге, газета «Северная пчела» регулярно публиковала подробные обзоры популярных представлений-арлекинад в балаганах на Адмиралтейской площади, устраиваемых иностранными исполнителями с использованием элементов комедии дель арте. Так, к примеру, автор одной из февральских заметок 1835 года сетует на то, что в балагане Лемана вместо излюбленных персонажей комедии дель арте представлена живая картина К. И. Брюллова «Последний день Помпеи», с заревом и грохотом извержения Везувия и дрожащими живыми фигурами (дрожащими, по словам автора статьи, не от ужаса от извержения Везувия, а от зимнего мороза за стенами балагана): «Многие восхищаются этою картиною, но я, виноват, жалел о прежних представлениях Лемана, вспоминал о его забавном Пьеро, о легком Арлекине, о миленькой Коломбине. Где они?»[32]

Рис. 11. Пульчинелла / Полишинель. Фрагмент иллюстрации, хранящейся в музее театра Комеди Франсез

В апреле 1836 года анонимный репортер «Северной пчелы» упоминает танцующего шута Полишинеля, развлекающего публику в балагане Легата и Вагнера на святках:

Представление начинается танцами. Вот старая знакомка сальтарелла… Вот трудный танец полишинеля на ходулях… танец не романтический, тут и парик и ходули – все принадлежности классицизма. А вот наконец и пантомима, такая, как большая часть публики ее любит, забавная, разнообразная, и, что всего лучше, не слишком длинная[33].

Гоголь описывает народные гуляния на Адмиралтейской площади в статье «Петербургские записки 1836 года», изображая социально разнородную толпу, ожидающую представлений в балаганах, которые соперничали в популярности с императорскими театрами [Гоголь 1952, 8: 187–190].

Ненадежность и болтливость Полишинеля породили французское выражение le secret de Polichinelle, которое затем превратилось в русское «секрет Полишинеля», то есть секрет, который уже известен всем [Ожегов 1998: 554]. В романе Достоевского «Преступление и наказание» Полишинель упоминается для обозначения манипулятора, непорядочного человека: Раскольников клеймит следователя Порфирия Петровича, называя его «полишинель проклятый»: «Лжешь ты всё! – завопил Раскольников, уже не удерживаясь, – лжешь, полишинель проклятый! – и бросился на ретировавшегося к дверям, но нисколько не струсившего Порфирия» [Достоевский 19826, 5: 339]. Все приведенные выше примеры наглядно демонстрируют, что имя и характер Полишинеля были хорошо известны русским писателям, читателям и зрителям.

Более того, даже имя главного героя «Шинели» наводит на мысль о родстве с Пульчинеллой. Имя и отчество героя – Акакий Акакиевич – фонетически связаны с местом рождения Пульчинеллы, местечком Асегга. Объясняя выбор имени героя, повествователь признает странность его звучания:

Может быть, читателю оно покажется несколько странным и выисканным, но можно уверить, что его никак не искали, а что самой собой случились такие обстоятельства, что никак нельзя было дать другого имени [Гоголь 1952, 3:142].

Литературоведы предлагают множество интерпретаций имени героя, начиная от предположения, что Гоголь выбрал это имя ввиду комического звукосочетания и близости со словом «обкакать», до более элегантной теории о связи имени и судьбы героя с агиографической легендой о греческом святом Акакиусе[34]. Я предлагаю иную гипотезу: Гоголь использовал фонетическое сходство со словом Асегга – местом рождения Пульчинеллы, – создав таким образом гибридное сочетание – Акакий из Акерры – русский чиновник итальянского происхождения[35][36]. Несмотря на то что современное стандартное произношение слова Асегга звучит как «Ачерра», и на латыни, и на местных диалектах слово произносится через «к»: «Акерра»11. Такого рода словесный каламбур типичен для гоголевской поэтики и характерен для Гоголя, который знал латынь со школьной скамьи, а к периоду работы над «Шинелью»