Мой «Современник» - Людмила Иванова

Отыграли мы этот концерт, и нас тут же повезли на другой, в ДК железнодорожников. И тут уже были и картошка, и грибочки, и зрительская любовь. А в пять утра мы сели в райкомовскую «Волгу», и в десять часов я на телевидении уже пела свои песни.

Когда мы были на гастролях в Минске, у меня был творческий вечер вместе с Константином Райкиным. Костя блестяще работал в первом отделении – танцевал, показывал животных, рассказывал свою биографию и через каждые две-три фразы говорил, как ему тяжело, как трудно быть сыном великого артиста. Все смотрят, достоин ли он своего отца, относятся к нему с повышенным любопытством. Поступать в институт было трудно, пришел в театр – трудно. Публика буквально исходила любовью к нему. Аплодисменты сплошные, а я стою за кулисами и думаю: зачем же я пойду на сцену? Они уже отдали всю любовь этому артисту. Конечно, мне тоже было нелегко, меня никто не знал, и я совсем загрустила. Выхожу на сцену – что я буду делать? И вдруг меня осенило! Говорю: «Ая, товарищи, сирота!» Зал был умный, сразу понял мою иронию ко всему происходящему, раздались аплодисменты. И дальше вечер прошел с большим успехом.

С Валентином Гафтом мне тоже довелось несколько раз работать в творческих вечерах. У него всегда был огромный успех. Гафт очень по-доброму ко мне относился, с ним всегда было интересно. Однажды он сказал зрителям обо мне: «Я вам сейчас представлю актрису, которая сама – целый театр».

Были интересные гастроли в Германии. В годы существования Германской Демократической Республики мы ездили с концертами по воинским частям, а много позже побывали на фестивале в Кёльне и были очарованы красотой и ухоженностью этого города. Весна, под каждым деревом – анютины глазки, крупные, разного цвета, и почему-то очень много птиц: – весь город пел! И я все думала, сидя напротив Кёльнского собора на лавочке: «Как же так? Мы же их победили, но у нас такой красоты и такого комфорта нет…»

Фантастически красивым запомнился осенний Веймар – это был уже другой фестиваль. Мы бродили по старинной площади, видели памятник Шекспиру. А поселили нас в гостинице «Элефант», где когда-то жили Толстой и Достоевский.

Однажды, как это часто бывает на гастролях, произошел такой случай. У нас кончились суточные, а тогда не разрешали менять рубли на валюту, кто сколько хочет. Запасливый Петя Щербаков пообещал: «Девчонки, я вам подмогну!» И повесил утром на ручку двери нашего номера сумочку с продуктами. Но сумочку кто-то умыкнул…

К счастью, у меня оказался пакетик гречневой крупы, продела, и немножко «пыли» от сушеных белых грибов. И я сказала: «Девчонки (имелись в виду Соколова и Покровская), не горюйте. Сейчас сварю вам кашу!» Залила гречку кипятком, засыпала грибной «пылью», поставила все под подушку. Бежит завтруппой, Лидия Владимировна Постникова: «Что за запах? Здесь же нет ресторана! У кого это?» Мы не признались, а кашу ели с большим удовольствием. Каша с белыми грибами – любимое блюдо Льва Толстого, а он, между прочим, как я уже сказала, останавливался в этой гостинице!

Конечно, каждый раз мы старались что-то купить, выгадывая, чтобы было подешевле. Однажды в Хельсинки наткнулись на магазин с развалом зимних сапог-дутиков всех размеров и цветов. Копаемся – никак не можем найти парные одного размера. Потом нам объяснили, что это магазин для инвалидов, одноногих. Но все-таки кто-то купил: на левую ногу 39-й размер, на правую – 40-й.

О гастролях в Тбилиси я уже рассказывала. В Тбилиси мы выпустили спектакль «Старшая сестра», а потом поехали в Баку, где тогда был знаменитый мэр, Лемберанский, он украшал город, сделал в центре настоящую «Венецию» на бульварах. В городе были необыкновенно чистые улицы, побывав в Мексике, он перенял идею стеклянных будок-«стаканов» для милиционеров. Нас катали на пароходе, где кормили шашлыками и черной икрой. В нашу честь пели оперные певцы, там был душ из морской воды, а Михаил Козаков в плавках под аплодисменты танцевал на палубе твист. Потом устроили банкет на бывшей даче Багирова, нас принимало партийное руководство Баку. Один из начальников немного ухаживал за мной, написал мне стихи и очень гордился этим. Он захотел прочитать эти стихи за столом, я отговаривала, но он все-таки прочел:

Ах, товарищ Иванова,Вот и встретились мы снова.Ах, зачем же было нам встречаться,Если завтра снова расставаться?Для того, чтоб до скончанья векаПомнил человек человека!

Пауза, а потом нарочито: «Замечательно!» – это мужики, девчонки сразу захихикали. Но мой поклонник так ничего и не понял.

Каждый год мы ездили на гастроли в Ленинград. Колдовские белые ночи, разводятся мосты… Огромный, невероятный успех «Голого короля»: казалось, весь город взволновался – так хотели увидеть спектакль. Играли мы во Дворце культуры имени Первой пятилетки, недалеко от Мариинского театра. Еще в Москве я познакомилась с ленинградскими бардами Кукиным, Клячкиным, Городницким, Полоскиным, Глазановым. Мы по очереди в разных домах, но в основном у Глазанова пели по кругу, жена Глазанова Наташа пекла нам пироги. В нашей компании был Валентин Никулин, он читал стихи Давида Самойлова, пел Окуджаву, иногда к нам присоединялся Олег Даль, и его всегда просили спеть песню Полоскина «Проходит жизнь». Кукин пел «За туманом», Городницкий – «Атлантов» и «Снег». Клячкин – «Перевесь подальше ключи, адрес потеряй, потеряй…». А Глазанов пел и свои, и чужие песни, у него был замечательный голос.

С Глазановым и Городницким я подружилась на долгие годы. У меня сохранилось несколько телеграмм от Городницкого – поздравления с праздниками в стихах. Когда Городницкий переехал в Москву, он бывал у нас дома и говорил, что Новый год для него не Новый год, если он не увидит моей елки. А елка у меня была необыкновенная: она стояла на старинной подставке в виде музыкальной шкатулки, оставшейся от дедушки. Ее заводили, елка тихонько кружилась, все молча слушали музыку как завороженные и загадывали желания.

Очарованная городом, я сочинила песню о Ленинграде.

Когда мы были в Челябинске, вспомнилось мое военное детство. В эвакуации, в Миассе, отец работал в геологоразведочной партии (они добывали циркон) и иногда брал меня с собой.

Нас пригласили выступить в Миассе, на автомобильном заводе. Он в войну был эвакуирован из Москвы, да так там и остался. Поехали. Я уговорила поехать нашу молодую актрису Марину Хазову. Она боялась выступать со стихами на сцене, зато была замечательной пианисткой, аккомпанировала мне, когда я пела.

Новый город построили около завода, а старая часть осталась точно такой же, какой была во времена моего детства. Я ходила по улицам, узнавая дома, какие-то мосточки через канавы, на которых я играла. Нашла свою школу, колодец, а вокруг так же росла земляника, как и много лет назад. Наконец я пошла в тот дом, где мы жили в войну. Наша хозяйка тетя Леночка Селиванова, догадалась, что это я. Я пригласила ее вместе с дочкой Зоей, с которой когда-то сидела за одной партой, вечером на концерт и сочинила для них песню.