Синий туман - Татьяна Владимировна Солодкова

От отца тоже ничего — значит, Шона пока не нашли.

Зато есть сообщение от Кенни: «Кайя, куда ты подевалась? Я кое-что нарыл».

В предвкушении потираю руки, пролистываю сообщение вниз и… ничего! Серьезно? Он просто кинул мне наживку и ушел в туман — круто.

Едва не рычу от досады — неужели нельзя было сразу написать, о чем речь?

«Что там у тебя?» — отправляю в ответ. Если очень повезет, он получит мое сообщение через сутки после его отправки. Зараза.

Джейк Рид тоже молчит. Видимо, сообщит о месте и времени встречи уже непосредственно перед ней.

Так, а это кто? Не заказывала я никакую кухонную плиту…

В дверь стучат.

Усмехаюсь, неужели таки нашли мне насос?

— Открыть! — командую электронному замку, но тот только переливается красными лампочками. Ясно, тоже «напора» нет. — Иду! — кричу своему визитеру и, подхватив длинные полы халата, встаю с кровати.

«Ваша плита готова. Время доставки…» — читаю на ходу по ошибке присланное мне сообщение.

Хлопаю по замку, дверь медленно ползет в сторону.

Хм, а плита-то ничего, может, не отказываться?..

И тут мой взгляд падает на появившиеся в поле зрения ботинки — грубые, армейские, размера этак сорок пятого. У администратора Генри остроносые туфли от силы сорок второго… Дерьмо!

Закрыть-закрыть-закрыть!

Но на закрытие подлая дверь ползет еще медленнее, чем открывалась, и показавшийся в дверном проеме бритоголовый верзила с легкостью ее перехватывает и отжимает назад. Дверь с глухим стоном возвращается в паз, а незваный гость в черной куртке и широких карго-штанах цвета милитари переступает порог. И выражение его маленьких глубоко посаженных в череп глаз вполне прозрачно намекает на то, что он не установщик насосов.

Хватаю со стола лампу и запускаю ею ему прямо в голову. Бинго!

Грохот, звон осколков.

Только с тем же успехом можно было бы остановить несущийся на меня поезд — верзила просто смахивает огромной ручищей побежавшую от брови струйку крови и снова буром прет на меня.

Кидаюсь к кровати, хватаю и запускаю в него новый «снаряд». Не подведите меня, туфельки от Флер Лу-а!

Сглупила. Надо было бить каблуком в глаз. А так он только откидывает туфлю.

— Не рыпайся, — хрипло советует мне мой будущий… кто? Убийца? Похититель?

Да какого черта?!

В дверях появляется еще один мордоворот — почти что близнец первого, только еще и со свежим шрамом на пол-лица. Достает из кармана и разворачивает какой-то сверток. Плащ? Мешок? Да вы озверели!

— Ладно, парни, вы чего? Я сдаюсь, — лепечу, пятясь с поднятыми руками, пока не упираюсь икрами в край кровати. — Куда вы двое на одну? Я больше не буду дурить, честное слово…

А потом резко прыгаю на кровать, перекидывая ноги на другую ее сторону. В сумочке на подоконнике спрятан парализатор. Да, я прихватила с собой оружие, но думала носить его с собой, а не спать с ним в обнимку, чтоб вас всех!

— Держи ее! — рычит шрамированный от порога. Видимо, он тут главный.

Держи, ага. Это ты держи карман шире.

Предохранитель снимается с громким щелчком, давлю на клавишу пуска и, не дожидаясь эффекта, ныряю под руку ближайшему великану. Он большой и неповоротливый в тесном помещении, а я мелкая и прыткая.

Вырубленный выстрелом любитель черных мешков с грохотом падает на пол лицом вниз, а я, перепрыгнув через него, бросаюсь в коридор.

— Стой, с…а! — несется вслед.

Стою, как же.

— Генри! — ору во все горло. — Охрана!

Есть в этом чертовом отеле охрана, мать вашу?!

Коридор длинный, я босиком, а длинные полы халата путаются между ног. Сзади грохочет топот тяжелых ботинок.

Лестница.

— Генри! — кричу еще громче, видя администратора на своем обычном месте — за стойкой. — Генри! Полицию! Охрану!

А в следующее мгновение таки спотыкаюсь о чересчур длинный для меня халат и кубарем лечу вниз, ребрами и позвоночником считая ступени. Парализатор выскальзывает из рук и гремит где-то рядом.

Дерьмо-о-о…

Шлепаюсь на пол у основания лестницы, больно приложившись спиной и затылком. Потолочные лампы танцуют надо мной вальс, а потом их загораживают сразу два лица — верзилы с большими руками и администратора Генри.

Часто моргаю, пытаясь справиться с болью.

— Живая, — улыбается администратор все той же доброжелательной улыбкой, с которой рекламировал мне свой чудо-таз. А потом его светлая голова пропадает из моей зоны видимости, и я слышу только его голос: — Ну давай, убирай ее скорей, пока никто не увидел.

Дерьмо.

Это фиаско, Кайя, полное фиаско.

Мир перед моими глазами вздрагивает и исчезает.

Глава 20

Сверху льется ледяная вода. Тону! От холода тело сводит судорогой, и мне удается глотнуть воздуха только через несколько мучительных мгновений. Волосы облепляют не только лицо, но и, кажется, всю меня, как хищные водоросли, и в первые секунды я даже не могу сообразить, что мне мешает дышать собственная шевелюра.

Где-то неподалеку слышится хриплый смех, а потом на меня обрушивается новый поток холодной воды. Дерьмо-о-о…

Сжимаюсь в позу эмбриона, обняв руками колени и максимально подтянув их к груди. Голые колени к голой груди, чтоб вас! И лежу я на голом кафельном полу, облепленная своими же волосами с головы до ног.

Наконец поток воды прекращается, но я все еще не рискую менять позу и просто лежу, дрожа всем телом и громко стуча зубами.

— Чего она такая синяя? — спрашивает кто-то, и его голос кажется мне смутно знакомым.

— Так ты сам заморозил, — отвечает ему невидимый собеседник с более низким тембром.

— Я про синяки.

— А-а… Прыткая шибко. — Пауза. — И глупая. Сама же с лестницы и сковырнулась. Чудом шею себе не свернула. Везучая.

— Это ты… везучий, — в голосе первого и откуда-то знакомого мне человека отчетливо слышно недовольство. — Сдохла бы, сам бы искал замену.

Такое чувство, что я действительно его знаю, но только что-то не так: другая интонация, другой набор слов.

— Проверили ее? Внутренних повреждений нет?

— Целехонька. — Гнусный смешок. — Огонь-баба, Барон будет доволен.

Какой, к черту, барон? Вы все тут с ума посходили?

— Угу, вижу, — снова голос первого. Видимо, листает какой-то отчет. — Кости целы… зубы на месте… ушиб мягких тканей… противозачаточный имплантат в порядке… не девственница.

Ребята, мне двадцать семь, какая еще девственница?

— Ну