Оседлавший Бурю - Дэвид Геммел

— Голова болит, — ответила она и снова взяла его за руку. — Не обращай внимания. Пойдем обратно в город, поищем, где можно перекусить.

В неверной предрассветной дымке появился силуэт плотника Сенлика. Он доковылял до дальней калитки и стал возиться с замком. По утрам, особенно зимой, его хромота на левую ногу становилась сильнее. Он сильно состарился с предыдущей осени, когда его разбил паралич. Его голова совсем побелела, говорить он стал невнятно, а когда улыбался, что теперь случалось все реже, левая сторона его лица не двигалась. Левая рука уже почти не слушалась. Он с трудом отпер калитку и его пес, Лоскуток, черно-белая дворняга, выскочил за ограду.

— Ты рано проснулась, — сказал Кэлин, сев в постели, потягиваясь и зевая.

— Сенлику нельзя так много работать, — ответила она. — Ему надо чаще отдыхать.

— Я говорил, — огорчился Кэлин. — Но он хочет приносить пользу.

Снаружи работники выводили лошадей из конюшни.

— Я не хочу, чтобы ты ехал, — сказала Чара.

Он вылез из кровати и, встав у нее за спиной, обнял ее за плечи.

— Будешь скучать?

— Что за глупый вопрос? Конечно, буду. И Жэм с Фирголом тоже будут.

— Меня не будет всего двадцать дней. Не хочешь вернуться в постель, чтобы мне было, что вспоминать в это время?

— Ты меня и так не забудешь, — ответила она, выскользнув из его объятий. — На улице тебя дожидаются замерзшие люди, так что одевайся. Я приготовлю тебе завтрак.

Чара вышла из спальни и спустилась вниз, где уже сидела Мэв.

— Тебе что-нибудь привезти из Эльдакра? — спросила она.

— Только моего мужа, — холодно ответила Чара.

Плотник Сенлик уныло ковылял к дому. Истинный ригант, он всегда гордился своим мужеством, бесстрашием. Но теперь ему было страшно. Нет, не смерти, ведь рано или поздно она приходит ко всем. Сенлик боялся постареть настолько, чтобы стать обузой для тех, на кого он работал. Ему не хотелось гаснуть в постели, не имея возможности пошевелиться. Удар чуть не прикончил его, и иногда он жалел, что этого не случилось. Тогда он хотя бы смог умереть мужчиной.

У ворот Сенлик остановился. Лоскуток уселся рядом.

— Когда я успел постареть? — невнятно сказал Сенлик.

Старость подкралась почти незаметно. Да, волосы седели, движения становились медленнее, и кости ныли по холодам и раньше. Но теперь он чувствовал себя таким… такой развалиной.

Он уже попрощался с Кэлином, Мэв и большинством работников. Когда-то он пожалел бы, что не едет с ними в Эльдакр. Сенлику нравились города: нравилось дивиться на красивые дома, проводить дни в тавернах, а вечера в борделях, где играли музыку. Сейчас он не стал жалеть. В борделе ему пришлось бы стыдиться за себя. Лоскуток, заметивший за оградой кролика, низко заворчал.

— Все равно не поймаешь, приятель, — сказал Сенлик. Пес поднял голову и умоляюще уставился в глаза хозяину. — Хочешь попробовать, а? Ну давай. Ату его!

Лоскуток припустил по снегу. Кролик сначала подпустил его поближе и вдруг скакнул в другую сторону. Лоскуток, попытавшись повернуть, поскользнулся и упал, немало насмешив Сенлика. Радостно тявкая, пес вскочил и ринулся в погоню.

На звук собачьего лая из дома выбежал Фиргол Устал.

— Лоскуток поймает кролика? — спросил мальчик.

— Нет. Ни в коем случае.

— Он много кроликов поймал?

— За девять лет жизни ни разу не поймал. Но не оставил надежды. — На секунду Сенлик задумался. — Знаешь, на самом деле все не так. Однажды он принес мне кролика. Тому удалось удрать от сокола, но он поранил себе заднюю лапу. Лоскуток подобрал его и принес мне. Осторожно нес, как щенка, у моих ног положил.

— Ты его съел?

— Нет. Я решил, что раз кролик спасся от сокола, ему надо сохранить жизнь. Мы его выкормили, а когда лапа зажила, отпустили на волю.

— А почему Лоскуток его не убил? — спросил малыш.

— Не знаю. Наверно, решил, что он заслуживает еще один шанс. Кто знает, что у собаки в голове? Надень-ка рукавицы, парень, сегодня холодно.

Фиргол посмотрел на юг.

— Жалко, что дядя Кэлин не берет меня в Эльдакр, — сказал он.

— Ты не снимаешь мой амулет?

— Нет, — радостно ответил мальчик, сунув руку за шиворот и вытащив серебряный медальончик.

— Больше не снятся кошмары?

— Нет. Как это получается?

— Волшебство, — пожал плечами старик. — Не знаю как, но получается. А видения еще появляются?

— Иногда, — тихо ответил мальчик. — Мэв сказала, что я фантазирую и что это… — он попытался вспомнить слово, — несущесно, — произнес наконец он.

— Несущественно, — поправил Сенлик. — Значит — не важно. Мэв очень умная женщина, обычно с ней стоит соглашаться. Но тут она не права, парень. Я такой же, как ты, вернее, был им когда-то. Расскажи мне о них.

— Тетя Чара сказала, что тебе надо пойти в дом и попить горячего, это тебе полезно.

— Да, это правда. Пойдем вместе.

В доме Сенлик с трудом, одной правой рукой, начал стягивать с себя тяжелое пальто. Чара направилась к нему, и он хотел отмахнуться, но понял, что слишком устал, и принял ее помощь. Сенлик сел за стол и взялся за приготовленную для него кружку медового напитка, сильно приправленного хмелем, как ему нравилось. Фиргол забрался на соседний стул.

— Расскажи о видениях, — повторил старик.

— Я видел, как человек с золотыми волосами стрелялся на пистолетах. Ему прострелили ухо.

— А еще что?

— Такое место, с огромными красными деревьями, больше, чем у нас в горах. У одного ствол толщиной почти с этот дом.

— По-моему, насчет некоторых видений Мэв права, — улыбнулась Чара. — Никогда не слышала о деревьях толщиной с дом.

— Такие растут за океаном, — ответил Сенлик. — Я видел их во сне. Там живут люди, кожа которых красноватая, как эти деревья.

— У них перья в волосах и на рубашках, — добавил Фиргол.

— Правильно, парень. Самое странное, что ни у кого из их мужчин нет бород.

— Не поощряй детские фантазии, — сказала Чара. — Подумать только, гигантские деревья и безбородые мужчины!

— Это правда, — ответил Сенлик. — Клянусь Истоком. Я всегда мечтал переплыть океан и погулять там. Что ты еще видел, малыш?

— Грустного человека, который рисует картины. Он все время сидит один. Я видел, как получается картина — это как в сказке! Он макнул кисточку в темную краску и размазал ее на холсте. А затем взял другую кисточку, окунул ее в белую краску, а потом в голубую. И этой кисточкой он сделал несколько мазков, а темные пятна превратились в горы со снегом. Еще он очень умный.

— А почему он грустный? — поинтересовалась Чара. — Если он умеет так рисовать, то должен быть счастливым.