Восемь бусин на тонкой ниточке - Елена Михалкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С тобой было особенно трудно, – вздохнула Марфа. – Не хотелось мне совсем уж чокнутой показаться. А что делать? Надо было убедить всех, что я религиозна до камней в почках. Иннокентий, например – тот сразу повелся, а ты посматривала с недоверием.
– Это потому, что Маша видит тебя первый раз, – хмыкнул Матвей. – А Иннокентий знает, что от тебя можно ожидать чего угодно. Но ты молодец, вжилась в роль. Главное сейчас – не сбиваться с нее.
Маша размышляла. Иннокентий, Гена Коровкин, Борис… Но один человек не вписывался в картину.
– Почему вы пригласили Еву? – не удержалась она от вопроса.
– Мне нужны все, кто был здесь тогда, – жестко сказал Матвей. – Быть может, я ошибся, и Марка утопил другой человек – не тот, который убил Дашу. У него с Евой было много споров о сыне, и Марк серьезно осложнил ей жизнь, когда запретил вывозить ребенка из страны. Достаточный мотив для убийства?
Маша подумала, попыталась представить себя на месте Евы.
– Да… – протянула она. – Вполне. Но в таком случае непонятно, почему она не уехала из России после его смерти.
– А я тебе скажу почему, – вмешалась Марфа. – Потому что ее французик передумал и вернулся к своей семье. У него жена и двое ребятишек. Помахал ручкой Евкин сокол, вот тебе и вся любовь, вот тебе и вся Франция.
– Ясно. Подождите-ка, – встрепенулась Маша, – но получается, что кое-кто в этот раз лишний, а кого-то не хватает!
Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, кого именно. Олейников пришел ей на помощь:
– Иннокентий в тот раз приезжал с другой женой, с Верой Львовной.
– Жуткая была женщина, упокой господи ее душу, – перекрестилась Марфа. – Толстая и одышливая, потому и болела много. Когда она умерла, Иннокентий женился на Нюте. Уж я прямо говорила ему: не тащи девочку сюда, ни к чему это… Так нет – все равно привез!
– С другой стороны, от Нюты нам ни тепло, ни холодно, – сказал Матвей. – Из всех собравшихся в этот раз есть только два человека, которые совершенно точно не могли убить Освальда: это ты и она. Вас здесь попросту не было. Железное алиби, даже если не считать отсутствия мотива.
– И на том спасибо, – пробормотала Маша. – А Нюта еще и по возрасту не подходит. Сколько ей было десять лет назад? Четырнадцать? Пятнадцать? Вряд ли девочка-подросток могла утопить взрослого мужчину.
Матвей согласился.
– Нельзя ли еще кого-нибудь исключить? – прикинула Маша. – Может быть, Лена Коровкина тоже вне подозрений? Какой у нее мотив?
– Если любовником Даши был Гена, то мотив просматривается, – возразил Матвей. – Мы с Марфой тоже поначалу считали, что у нас всего трое подозреваемых: Иннокентий, Борис и Генка. По здравом размышлении к ним прибавилась Ева, а потом и Лена. Она могла убить, защищая мужа от претензий любовницы.
Маша с сомнением покачала головой, но спорить не стала. Вместо этого она сказала:
– Еще одного подозреваемого ты забыл.
– Кого?
– Себя.
Матвей рывком поднялся с пола, и Маше захотелось вжаться в кресло. Взгляд у него стал такой, словно он собирался придушить ее прямо здесь.
– Матюша, Матюша, – обеспокоенно забормотала Марфа Степановна. – Ну что ты сразу злишься? Девочка же не знает, что вы были друзьями.
– Я знаю, что они были друзьями, – холодно сказала «девочка» и тоже встала. Теперь они стояли лицом к лицу, словно готовясь к драке. – Но это не исключает того, что ты был, например, влюблен в его жену. Или даже того, что ты и есть тот самый таинственный любовник погибшей Даши, а Марк каким-то образом догадался об этом.
– И зачем мне тогда нужно было затевать расследование? – язвительно поинтересовался Матвей.
– Затем, что Марфа Степановна нашла записку! И отвести ее подозрения ты мог единственным способом: притворившись, что заинтересован найти преступника.
– Неужели Марк написал бы такую записку мне, если бы считал, что убийца – я?!
– Понятия не имею. Я не знала Марка Освальда. Может быть, и написал бы – почему нет?
– И ты действительно считаешь, что я мог его утопить?!
Маша помолчала, рассматривая Матвея, будто прикидывала, хватило бы ему на это сил.
– Вообще-то нет, – наконец призналась она. – Не считаю. Ты бы выбрал какой-нибудь другой способ убийства. Более… м-м-м… неандертальский.
– И на том спасибо, – усмехнулся Олейников. – Что ж, будем считать, с подозреваемыми мы определились. Тетя Марфа, тебя в расчет не берем, хоть ты и умеешь плавать.
Марфа с достоинством поклонилась.
– Я, между прочим, браслетом ради твоего расследования рискнула, – напомнила она.
– Как – рискнули? – не поняла Маша. – Подождите-ка… Так это тоже нарочно?
– Разумеется, – снисходительно сказал Матвей. – Как бы иначе я отделил агнцев от козлищ? То есть хороших пловцов от плохих?
Теперь Маше стало ясно, почему Олейников рассердился на Нюту, доставшую браслет: она спутала ему все карты.
Матвей подошел к окну, приоткрыл створку и выглянул наружу. Марфа встревожилась, вытянула шею:
– Что, что там такое?
– Ничего. Показалось, будто кто-то шуршит под окнами.
– Там гулял кот, – сказала Маша. – Круглый, толстый, полосатый. Может, вернулся?
– А-а, Глюк! Точно, наверное, он.
– Почему Глюк? – рассмеялась Маша.
Старуха недовольно ткнула пальцем в Матвея:
– Это все он! Придумал дурацкую кличку, она и привязалась. Теперь даже помощницы мои кота Глюшей зовут. Говорят, он то появляется, то исчезает, точно галлюцинация. Тьфу! Нет бы хорошее имя дать животному… Поганец ты, Матвей!
Олейников выслушал эту тираду, глядя на тетушку со снисходительной нежностью. Лицо его смягчилось. Исчезла жесткость черт, плотно сжатые губы раздвинулись в улыбке. Маше и прежде казалось, что Марфа выделяет Матвея из остальных племянников. Теперь у нее не осталось никаких сомнений, что тетушка и племянник искренне привязаны друг к другу. Несмотря на ворчание, ругань и «поганца».
Она задалась вопросом, где жена Матвея Олейникова. Должна же быть женщина, на которую он смотрит – и лицо его так же смягчается. Как она выглядит? Почему-то Маше представилась надменная темноволосая красавица. «Спрошу у Марфы», – подумала она, заставляя мысли вернуться к предмету обсуждения. О чем они? Ах, о коте…
Марфа и Матвей все еще спорили о том, как нужно было назвать полосатого.
– Пока что это все выглядит довольно несерьезно… – пробормотала Маша.
Оба замолчали и уставились на нее.
– Почему это несерьезно? – насупилась Марфа. – Барсик – отличное имя.
– Я не про кота, а про вашу проверку. Вы узнали, что Борис с Иннокентием ныряют хорошо, а Гена хуже. И все?
Матвей и тетушка переглянулись, и Маше стало ясно, что не все.
– Так у вас есть план… – протянула она. – Раз уж я все равно знаю слишком много, может быть, вы мне расскажете, в чем он заключается?
Еще один быстрый обмен взглядами – и Матвей покачал головой:
– Пока не расскажем.
Маша не стала обижаться или настаивать. Видно было, что Олейников с Марфой хотят остаться вдвоем и поговорить. Поэтому она поднялась, чувствуя, что должна что-то сказать. Но фразы в голову лезли, как назло, самые дурацкие. Например, «благодарю за доверие» или «так и быть, я больше на вас не в обиде».
И уж совсем ужасное: «сочту за честь быть принятой в вашу команду».
Помявшись, Маша пробормотала что-то невнятное и поднялась.
– Ты уж только не проболтайся, – попросила Марфа. – Иначе вся наша затея впустую.
– Не проболтается, – внезапно с уверенностью сказал Матвей, глядя на Машу.
И это несколько примирило Успенскую с тем, что они не стали посвящать ее в свои планы.
Обдумывая услышанное, она поднялась наверх и вздрогнула, когда из-за угла на нее бесшумно выпрыгнул довольный Глюк.
«Если так пойдет дальше, я буду шарахаться от собственной тени».
Но, зайдя в комнату, Маша закрыла задвижку на двери до упора.
«Убийца – один из нас». Она легла на постель и закрыла глаза, представляя лица Евы, Бориса, Иннокентия… Кто из них? «Если бы пришлось делать ставки, я бы поставила на Бориса. Тем более, у них с Марком, кажется, был конкурирующий бизнес».
Вспомнив об этом, Маша вскочила, сгорая от желания немедленно спуститься в библиотеку и выложить свои соображения Матвею и Марфе Степановне. Но вдруг раздался звонок.
– Как ты, любимая? – нежно промурлыкал баритон в трубке. – Я соскучился. Можно к тебе приехать?
Маша так и села с телефоном в руках. Господи, только этого не хватало… Иван! И, кажется, вновь настроен романтично.
Вообще-то Иван Воронцов презирал все возвышенное. Самые романтические праздники вызывали у него каскад желчных шуток и презрительных высказываний. Особенно злило его Восьмое Марта. Мужчин, покорно следовавших традициям и покупавших цветы любимым девушкам, Воронцов называл дебилами.
В День Всех Влюбленных Маша даже опасалась, что Ваня нагрубит ей или сделает что-нибудь неприятное – лишь бы не быть, как все. Но Воронцов всего лишь демонстративно купил ей на улице сосиску в тесте, и Маша облегченно выдохнула. Сосиску в тесте можно было переварить.