Нужные вещи - Кинг Стивен

Шелк его костюма скользит под ее руками. Его мускулистые руки прижимают ее к себе. Его лицо, ЕГО лицо, лицо Короля — всего в паре дюймов от ее лица. Они танцуют. Майра Джозефина Эванс из Касл-Рока и Элвис Арон Пресли из Мемфиса, штат Теннесси! Они танцуют на сцене на глазах у четырех тысяч визжащих фанатов, и вокалисты на подпевках повторяют назойливый рефрен пятидесятых: «Let’s Rock… Everybody let’s rock».

Его бедра соприкасаются с ее бедрами; она чувствует его горячее напряжение возле своего живота. Потом он кружит ее, юбка взлетает вверх, обнажая ее ноги до самых трусиков, ее рука проворачивается в его руке, как ось в подшипнике. Он опять привлекает ее к себе, его рука скользит вниз по ее спине, к выпуклостям ягодиц, и прижимает ее к его телу. Она смотрит вниз, и там, среди сияния рампы, успевает разглядеть Кору Раск. Кора смотрит на нее, ее лицо пышет ненавистью и черной завистью.

Но тут Элвис поворачивает к себе ее голову и произносит со своим сиропно-тягучим южным выговором: Дорогуша, нам полагается смотреть друг на друга!

Она не успевает ответить, его мягкие губы запечатывают ей рот; его запах, его близость к ней заполняют весь мир. В мире нет уже ничего, кроме НЕГО. А потом он раздвигает языком ее губы, и вот он уже в ней — его горячий язык. Король рок-н-ролла целует ее взасос — на глазах у Коры, на глазах у всего мира! Он еще крепче прижимает ее к себе, а вокруг гремит музыка, и Кора чувствует, как ее естество разгорается экстатическим жаром. Она никогда в жизни не заводилась вот так — даже тогда, на озере, с Тузом Мериллом. Ей хочется кричать от восторга, но ее рот запечатан его языком, и она впивается ногтями ему в спину, затянутую в шелка, и прижимается к нему бедрами под музыку «Моего пути».

11

Мистер Гонт сидел на одном из своих плюшевых стульев и наблюдал за бурным оргазмом Майры Эванс с равнодушием прирожденного экспериментатора. Она содрогалась, словно в тяжелом нервном припадке: фотография Элвиса зажата в руках, глаза закрыты, грудь судорожно вздымается, колени сжимаются и расходятся, сжимаются и расходятся. Парикмахерская завивка раскрутилась, и влажные волосы падают на лицо неопрятной копной. Двойной подбородок истекает потом, почти как у самого Элвиса во время его последней серии концертов.

— Оооох! — кричит Майра, сотрясаясь, как желе на тарелке. — Оооох! Оооо! О, Боооже мой! Оооо, Бооожееее! ОООООО!!!

Мистер Гонт лениво прогладил большим и указательным пальцами безупречную складку на своих черных брюках, резко подался вперед и выхватил фотографию из рук Майры. Ее глаза сразу раскрылись, полные безысходной тоски. Она потянулась за фотографией, но та была уже вне досягаемости. Тогда она начала вставать.

— Сядь, — сказал мистер Гонт.

Майра замерла, словно окаменев. Она так и не выпрямилась до конца, но и не села обратно на стул.

— Если ты хочешь еще раз увидеть эту фотографию, Майра, сядь.

Она покорно села, уставившись на него с выражением тупой боли. Большие пятна пота расплылись у нее под мышками и вокруг грудей.

— Пожалуйста, — выдавила она. Слово вышло сухим и пыльным, как ветер в пустыне. Она умоляюще протянула руки.

— Назови свою цену, — предложил Гонт.

Майра задумалась. Ее выпученные глаза сверкали белками на потном лице. Она то и дело нервно сглатывала.

— Сорок долларов! — выкрикнула она.

Он рассмеялся и покачал головой.

— Пятьдесят!

— Не смеши меня, Майра. Как я понимаю, ты не очень-то хочешь ее получить.

— Хочу! — Слезы выступили в уголках ее глаз и потекли по щекам, смешиваясь с потом. — Я хочууу!

— Ну хорошо, — согласился он. — Хочешь. Будем считать, ты меня убедила. А вот нужна ли она тебе, Майра? Она тебе нужна?

— Шестьдесят! У меня больше нет! Правда!

— Майра, разве я похож на ребенка?

— Нет…

— Наверное, все же похож. Я уже старый — старше, чем ты себе представляешь, и годы оставили след у меня на лице, тут уже ничего не попишешь, — но тебе я, наверное, кажусь ребенком, ребенком, готовым поверить, что женщина, которая живет в новеньком двухэтажном доме, в трех кварталах от самого шикарного района города, имеет за душой всего шестьдесят долларов.

— Вы не понимаете. Мой муж…

Мистер Гонт встал, держа фотографию в руках. Милый и обходительный господин, уступивший ей дорогу при входе в магазин, исчез, как будто и не бывало.

— У вас ведь не было особого приглашения, Майра? Нет. Я вас впустил исключительно по доброте сердечной. Но теперь, боюсь, мне придется попросить вас уйти.

— Семьдесят! Семьдесят долларов!

— Не испытывайте мое терпение. Пожалуйста, уходите.

Майра упала перед ним на колени. Она судорожно рыдала, глотая слезы, потом скрючилась на полу, обхватив ноги Гонта.

— Пожалуйста! Пожалуйста, мистер Гонт! Мне очень нужна эта фотография! Я без нее не могу! Она… вы даже не представляете, что она со мной делает!

Мистер Гонт взглянул на фотографию Элвиса, и тень отвращения пробежала по его лицу.

— Не уверен, что мне захочется это знать, — сказал он. — На мой взгляд, это как-то уж слишком… потно.

— Но если это будет больше семидесяти долларов, мне придется выписывать чек. Чак узнает. Он спросит, на что я потратила эти деньги. И если я ему скажу, он… он…

— Это, простите, не моя проблема, — заявил мистер Гонт. — Я бизнесмен, торговец, а не консультант по вопросам семьи и брака. — Он смотрел на нее сверху вниз, обращаясь к ее потной макушке. — Не сомневаюсь, что на этот уникальный снимок мистера Пресли в конце карьеры покупатель обязательно найдется… миссис Раск, к примеру.

При упоминании о Коре Майра вскинула голову. Ее глаза превратились в запавшие сверкающие точки. Зубы обнажились в злобном оскале. В это мгновение вид у нее был совершенно безумный.

— Вы продадите фотографию ей?

— Я свободный торговец, — сказал мистер Гонт. — Именно свободная торговля сделала нашу страну великой страной. И я был бы вам очень признателен, Майра, если бы вы меня отпустили. У вас руки потные, мне и так уже придется сдавать брюки в химчистку, причем я не уверен…

— Восемьдесят! Восемьдесят долларов!

— В два раза больше, — твердо сказал мистер Гонт. — Сто шестьдесят долларов. — Он улыбнулся, обнажив неровные зубы. — Я приму у тебя чек, Майра.

Она завопила в отчаянии:

— Я не могу! Чак меня убьет!

— Может, и так, — согласился Гонт. — Но ты же и так умираешь от страстной и жгучей любви, разве нет?

— Сто! — захныкала Майра, снова хватая Гонта за икры и не давая ему отступить. — Пожалуйста, сто долларов!

— Сто сорок, — отрезал Гонт. — И ни центом меньше.

— Хорошо, — выпалила Майра. — Хорошо, ладно. Я заплачу…

— И разумеется, сделаешь мне минет, — с улыбкой добавил Гонт.

Она ошарашенно уставилась на него и вновь обрела дар речи лишь через пару минут.

— Что вы сказали?

— Отсосешь у меня! — пояснил он. — Сыграешь на моей дудочке! Откроешь свой прекрасный опломбированный ротик и порадуешь моего дружка.

— Боже мой, — прошептала Майра.

— Как хочешь, — сказал мистер Гонт, отвернувшись.

Она схватила его, прежде чем он успел сделать хоть шаг.

Через секунду она уже возилась с его ширинкой.

Какое-то время он просто стоял, явно наслаждаясь ее унижением, а потом шлепнул ее по руке.

— Ладно, не надо. От орального секса у меня начинается амнезия.

— Что…

— Я сказал, оставь. — Он бросил ей фотографию.

Майра неуклюже взмахнула руками, кое-как умудрилась ее поймать и прижала к груди.

— Хотя нет, тебе все же придется кое-что сделать.

— Что? — сдавленно просипела она.

— Ты знаешь владельца бара за Оловянным мостом?

Поначалу она покачала головой, но потом поняла, о ком идет речь.

— Генри Бофорта?

— Да. Кажется, он еще владеет заведением под названием «Подвыпивший тигр». Забавное, кстати, название.