Отвага - Паскаль Кивижер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доброе утро, – поздоровался Наймит, соображая, в какой разряд поместить это новое лицо.
Нелегкое дело. Парадный фрак, сдержанные манеры опытного слуги. Благородная осанка, рабочие руки. А вот Манфред опознал в нем шпиона с первого взгляда. Шагнул в столовую после паузы и покосился на переговорную вазу, в которой Мадлен по средам оставляла ему список бдящих. Назойливый гость мешал Манфреду. В его присутствии он не мог вытащить список и заменить его другим.
– Доброе утро, – отозвался Манфред так же любезно. – Простите за беспокойство.
Он указал на столик.
– С вашего позволения, это мое место. Я консультант мажордома.
Наймит сейчас же вскочил.
– Вот оно как! Простите! Я думал, что это обычный сервировочный столик. Досадное заблуждение! Позвольте представиться – Наймит! Со вчерашнего дня на службе у короля.
Он протянул руку.
– Манфред, – представился Манфред и пожал протянутую руку. – Если чем смогу быть полезен, не стесняйтесь.
Он произнес это по привычке и тут же уточнил:
– С ведома мажордома, разумеется.
– Разумеется, благодарю вас.
Наймит хотел откусить кусок яблока, но внезапно остановился.
– Манфред… Манфред? Уж не мажордом ли вы короля Тибо?
Удивленный, что иноземцу ведомы такие детали придворной жизни, Манфред скромно потупился. У дверей послышались голоса: обычно первыми приходили завтракать королевский архитектор и мастер по витражам. Наймит покончил с яблоком, проглотив сердцевину и хвостик, потом небрежно направился к камину. Споткнулся на ровном месте, попытался ухватиться за каминную полку, ваза упала и разбилась.
– Какой же я неуклюжий, извините меня!
Манфред взглянул на груду осколков, из-под которой торчал уголок бумажного листка. Наймит опустился на колени, чтобы собрать их.
– Не трудитесь, мсье, оставьте! – Манфред подошел и помог ему встать. – Ваза некрасивая, король никогда ее не любил.
Наймит встал с листком бумаги в руках. Желтые глаза впились в глаза Манфреда.
– Какой король?
– Король Тибо, мсье.
– Он был прав, – согласился Наймит и протянул листок Манфреду. – Ваза некрасивая до отвращения. Хорошего дня, мсье Манфред.
Манфред стоял и смотрел ему вслед. Переговорной вазе пришел конец. Случайно или нарочно разбил ее навязчивый гость? Донесет ли он Жакару? Вне всякого сомнения. Безусловно. Но Манфред ошибся: больше никогда в жизни он не слышал ни о вазе, ни о листке бумаги.
Выйдя из столовой, Наймит отправился куда глаза глядят. Он вставал так рано, чтобы иметь хоть немного свободного времени. Обнаружил дверь, ведущую в сад, и вышел наружу, несмотря на холод. Дорожки, обложенные белыми камешками, каменная горка, розарий, пруд с плакучей ивой, фруктовые деревья, романтический колодец, плющ, лабиринт, столик – шахматная доска под старой липой, оплетенный ивовыми прутьями выход к Оленьей роще, что виднелась вдалеке. Все такое милое, такое уютное, все говорило о покое и безмятежности королевства Краеугольного Камня, о его любви к равновесию. Наймит выразил восхищение первому попавшемуся садовнику и заодно спросил, нет ли во дворце библиотеки.
Садовник указал ему на окна с зеленоватыми квадратами стекол и бледной тенью за ними. Наймит ринулся в путаницу коридоров и нашел библиотеку без особого труда. Вошел и ощутил невероятную грусть. Удивился и стал осматривать комнату. Глубокие кожаные кресла приглашали отдохнуть, пылинки плясали в бледном солнечном луче, аккуратные ряды книг терпеливо ожидали читателей. Ничего огорчительного. Присмотревшись к молодой женщине, что не обратила на него ни малейшего внимания и продолжала расставлять книги, он понял, откуда исходила волна печали. Хрупкая женщина под пожелтевшей фатой казалась призраком.
– Здравствуйте, – едва слышно поздоровался Наймит.
Элизабет отшатнулась и закрылась альбомом, переплетенным в розовый шелк.
– Простите, простите, – стал извиняться Наймит. – Я… я ищу одну книгу…
Элизабет опустила розовый щит. В ее больших глазах читалась мука затравленного зверя.
– Не сомневаюсь, вы мне поможете, – подбодрил он библиотекаршу. – Я недавно приехал, принят ко двору. Интересуюсь королевством Краеугольного Камня. Мне хотелось бы почитать о нем. Какого-нибудь местного автора.
– Что именно вас интересует? – осведомилась она тусклым голосом.
– Все! Меня интересует все!
Элизабет подумала о девяти томах «Энциклопедии естественного мира». И сразу почувствовала: у нее нет сил ворочать эти тома. Но ничего другого найти не смогла, сколько ни оглядывала полки. Она отложила розовый альбом, тот оказался на самом краю стола и едва не упал, так что Наймит подхватил его.
– Это же стихи! Поэзия Бержерака, – обрадовался он.
Элизабет решила внести в каталог все книги, которые они прочитали вместе с Гийомом, и расставить их по местам: пусть библиотека проглотит их и переварит. Она не ответила посетителю, поскольку сосредоточенно передвигала вдоль полок лесенку.
– Я знаю их с детства, – продолжал Наймит, перелистывая страницы. – Красивые стихи, не правда ли?
– Да.
Машинально Элизабет подобрала юбку, собираясь взобраться наверх.
– Позвольте мне?
– Нет.
Наймит долго ждал. В конце концов Элизабет вытащила первый том «Энциклопедии» и чуть не свалилась под его тяжестью. Наймиту пришлось подхватить лестницу, библиотекаршу и толстенную книгу, словно у него вдруг выросли три пары рук. К счастью, он справился, и ничего плохого не случилось.
– В этой книге, – равнодушно сказала Элизабет, заметив, что незнакомец открыл раздел «Ботаника», – вы найдете ответ на все вопросы, которые вам раньше и в голову не приходили.
– Тысяча благодарностей. Единственное, что я хотел бы узнать немедленно, это ваше имя.
Элизабет закрыла глаза. Она так от всего устала.
– Сами догадайтесь, – со вздохом ответила она.
– Не могу. Что же вы так не любезны со мной? Доброе слово и кошке приятно.
Услышав поговорку, Элизабет вдруг вся сморщилась, задрожала и разрыдалась. Наймит успокаивающе положил ей руку на плечо, острое, как угол стола.
– Кошке приятно! – рыдала Элизабет. – Олаф, мой Олаф! Лучше уж мне умереть! Жить не хочется!
Ее мать только что рассказала об исчезновении любимого кота. Как она и опасалась, это известие окончательно добило ее несчастную дочь…
– Вы скучаете по своему коту, не так ли? – мягко спросил Наймит, словно не замечая истерических рыданий библиотекарши.
Элизабет успокоилась так же внезапно, как разрыдалась. Вытерла глаза ветхим платочком, пожелтевшим, как ее фата. Наймит снял руку с плеча бедняжки.
– Да, скучаю.
– Кота зовут Олаф?
Она подняла на незнакомца заплаканные глаза.
– Как зовут кота, догадались, а как меня – нет. Почему?
Только что она оглушительно звала Олафа, так что стекла дрожали, и вдруг напрочь забыла об этом.
– Это самое лучшее имя для кота, потому и догадался.
Она слабо кивнула с видимым одобрением.
– Вы тоже так считаете?
– Конечно! Позвольте, я выскажу еще одно предположение: он сбежал?
– Я оставила его у моих родителей. Он отправился гулять и не вернулся… Наверное, заблудился. Олаф совсем не знает тех мест.
– Понимаю. Порой свобода одних дорого обходится другим.
Услышав это глубокомысленное замечание, Элизабет вновь потеряла нить разговора, унеслась куда-то далеко-далеко. Но на этот раз погрузилась не в пучину отчаяния, терзавшего душу, а в мягкую теплую вату, где ей стало уютно. Наймит рассудил, что на какое-то время опасность самоубийства
