НЕСКАЗАННОЕ - МАРИ ЮНГСТЕДТ

Эмма кое-как надела сапоги и куртку. Дверь открылась ещё раз, и оттуда вылетела её сумочка.

Холодно. На улице ни души.

Всё кончено! Эмма посмотрела на дверь. Сумочка упала, содержимое высыпалось на порог и лестницу. Эмма стала механически собирать вещи. Она была так потрясена, что не могла плакать. Дошла до калитки, вышла на улицу и почему-то свернула направо. Соседи, жившие через два дома, болтая и смеясь, сели в машину и уехали. Соседка помахала Эмме рукой, но та даже не заметила.

Внутри было пусто, её словно парализовало. Лицо застыло. Что же она такое натворила? Куда ей идти? Теперь ей не вернуться в свой собственный дом.

На стадионе перед школой никого не было. Дул северный ветер. Она посмотрела на шоссе, где изредка проезжали машины.

А как ходят автобусы в город по воскресеньям? Раньше она никогда этим не интересовалась.

Понедельник, 26 ноября

В сауне было около восьмидесяти градусов. Кнутас зачерпнул деревянным ковшом воды, плеснул на раскалённые камни, и температура снова поползла вверх.

Они проплыли полторы тысячи метров и были крайне довольны собой. Раз в неделю Кнутас и Лейф старались вместе сходить в бассейн, по крайней мере зимой. Кнутас посещал бассейн «Солбергабадет» довольно регулярно. Вообще-то, ему нравилось бывать здесь одному. Он проплывал стометровку за стометровкой, и мысли постепенно прояснялись. Однако для друзей это был ещё и повод пообщаться. Приходилось мириться с тем, что знакомые дразнили их за совместные походы в бассейн, в основном женщины. Они считали, что мужчины должны вместе играть в теннис, гольф или боулинг.

Сидя в парилке, они болтали о том, о сём или просто молча наслаждались жаром. Вот этим и хороша настоящая дружба, считал Кнутас. Ему не нравились люди, у которых рот вообще не закрывается даже тогда, когда и сказать-то нечего.

Кнутас рассказал об истерике, которую Лине закатила в день рождения, чем от души повеселил Лейфа. Кто ж их поймёт, этих женщин? — пришли к выводу друзья.

Их сыновья были одногодки, поэтому они стали обсуждать проблемы переходного возраста. Мальчики учились в одном классе, недавно Лейф застукал их, когда они втихаря курили. Набрали окурков и стали курить, а сын Лейфа, который, к ужасу родителей, отпустил длинные волосы, ещё и подпалил кудри.

Они говорили о том, как мучительно приближение старости, о появившихся животах, дряблых мышцах, седых волосах на груди. Кнутас нечасто задумывался о старости и смерти, но иногда он чувствовал, как жизнь словно утекает между пальцами, и задавался вопросом, сколько ему осталось. Он становится всё старше, силы уходят, начинают одолевать болезни. Сколько ещё времени он будет в состоянии получать удовольствие от жизни? До шестидесяти пяти, семидесяти или даже до восьмидесяти? Когда он думал об этом, его сразу начинала мучить совесть из-за курения. В основном он посасывал трубку, даже не раскуривая, возился с ней как с игрушкой, а курил всего несколько раз в день.

Лейфа одолевали те же тревоги, хотя он и не курил. Он накупил тренажёров и занимался по часу каждое утро. Результат был налицо, с завистью отметил Кнутас. Он ценил открытость Лейфа и радовался, что у него есть человек, которому можно довериться. Но только не в том, что касалось работы. Лейф никогда не задавал вопросов, однако Кнутасу частенько хотелось поделиться с другом теми или иными сомнениями. Иногда стоило поговорить с кем-нибудь со стороны, чтобы взглянуть на вещи под другим углом. В основном эта нелёгкая доля доставалась Лине. Она много раз помогала ему посмотреть на происходящее свежим взглядом.

На работу он пришёл только к одиннадцати. На столе лежала записка от Норби и стенограмма допроса из полиции Упсалы. Удалось найти адрес девушки, которую свидетель провожал на паром. Оттуда в тот день уезжал только один пассажир подходящего возраста. Её звали Элин Андерсон. На допросе девушка рассказала, что двадцатого июля действительно гуляла в гавани с Никласом Аппельквистом, но никаких подозрительных личностей не заметила. Версия о том, что информатором Юхана Берга является именно молодой сосед Дальстрёма, таким образом подтвердилась. Кнутаса ужасно злило, что такой важный свидетель отказывался иметь дело с полицией. Хотя видимых причин на это не было — они пробили его по базе, он никогда не привлекался к уголовной ответственности.

Войдя в конференц-зал полчаса спустя, комиссар сразу же заметил на лицах коллег воодушевление. В выходные Карин и Кильгорд разбирали бумаги Дальстрёма и, судя по всему, обнаружили нечто, о чём им не терпелось сообщить. Перед Кильгордом стояла тарелка с двумя сэндвичами и большая кружка кофе. Он ел, одновременно роясь в бумагах. На стол сыпались крошки. Кнутас тяжело вздохнул:

— Вам, похоже, есть что рассказать?

— Уж не сомневайся, — отозвался Кильгорд. — Оказывается, Дальстрём вёл учёт клиентов. Мы нашли Длиннющий список с именами, датами, что он строил и сколько ему заплатили.

— Клиентура у него оказалась куда шире, чем мы предполагали, — добавила Карин. — Он работал плотником больше десяти лет. Первый заказ датируется тысяча девятьсот девяностым годом. Некоторые из клиентов Дальстрёма довольно известные в Висбю личности.

Все присутствующие повернулись к Карин. Та взяла в руки список фамилий:

— Вот, скажем… Только не падайте в обморок… Председатель правления муниципалитета социал-демократ Арне Магнусон.

По залу пронёсся вздох удивления.

— Магнусон — известный социалист, — рассмеялся Витберг. — С ума сойти! Он же всё время бьётся за высокие налоги, говорит, как это круто — платить налоги, активист почище Моны Салин! Вот это новость! Да большего моралиста, чем он, не сыскать во всём Висбю!

— Ага, а ещё он всё время агитирует за то, чтобы рестораны летом закрывались в час ночи и ввели запрет на курение, — ухмыльнулся Сульман.

— Если это выплывет на свет… Просто подарок журналистам! — всплеснул руками Норби.

— «Пристройка, девяносто седьмой год, — прочитала Карин. — Пять тысяч чёрным налом плюс часть оплаты спиртным». Как вам?

— Ни в какие ворота не лезет, — сказал Кнутас, оглядев собравшихся.

— Погоди, тут ещё много интересного, — продолжала Карин. — Бернт Хокансон, главврач больницы, и Лейф Альмлёв, владелец ресторана и твой лучший друг. Андерс!

— Что?! — Кнутас побагровел. — Он тоже в этом участвовал?

— Сауна за городом за десять тысяч — неплохая сделка.

В глазах Карин мелькнул озорной огонёк. Ей нравилось дразнить его. Кильгорд тоже сидел с довольной рожей. Да, теперь им будет чем поживиться. Искренне рад за них.

— Ну, он в этом не одинок. Тут несколько десятков имён.

— Надеюсь, никого из этого здания? — обеспокоенно спросил Витберг. — Ну пожалуйста, скажи, что это неправда.

— Нет, полицейских в списке, слава богу, нет. А вот зато есть некий Роланд Витберг, случайно, не твой родственник?

Витберг отрицательно покачал головой.

— Можно взглянуть? — попросил Кнутас. Несколько имён оказались ему знакомы. — И что мы будем с этим делать?

— Проверим всех, для начала будем искать связи с Дальстрёмом, — ответила Карин и забрала у него список.

Вернувшись в кабинет, Кнутас сразу же набрал Лейфа. Он был просто вне себя от ярости.

— Ты почему мне не сказал, что пользовался услугами Дальстрёма?

Молчание.

— Ты меня слушаешь?

— Да, — ответил Лейф, тяжело вздохнув.

— Почему ты не рассказал про сауну?

— Ты же прекрасно знаешь, как в ресторанном бизнесе относятся к налоговым махинациям. Решил, что если обнаружится, что я пользовался нелегальной рабочей силой в личных целях, то все подумают, что я так же поступаю и в бизнесе. Сразу попаду под подозрение и замучаюсь объяснять налоговой, что я тут ни при чём.

— А когда ты нанимал его для строительства сауны, тебе эти прекрасные мысли в голову не приходили?

— Да, это была промашка с моей стороны. Но тогда с деньгами было туго, а Ингрид всё время ныла, что хочет сауну. Это меня не оправдывает, но, возможно, кое-что объясняет. Надеюсь, я не поставил тебя в неловкое положение?

— Как-нибудь переживу. Тем более не только у тебя есть причины волноваться. Мы нашли список с кучей людей, которые точно так же вляпались. Ты бы глазам своим не поверил.

Закончив разговор, Кнутас откинулся на спинку стула и стал набивать трубку. Слава богу, что в списке не оказалось полицейских, да и друг дал ему относительно удовлетворительное объяснение своего поступка. Господи, ну оступился человек, с кем не бывает? Он сам много лет назад однажды стащил упаковку трусов в магазине на Адельсгатан. Стоя в магазине с коробкой в руках, внезапно ощутил непреодолимое желание узнать, что будет, если он просто возьмёт её и уйдёт. Он направился к выходу с упаковкой под мышкой. Так нервничал, что его аж трясло, но, выйдя за порог, ощутил ошеломляющее счастье. Как будто этот поступок, своего рода вседозволенность, сделал его неуязвимым. Отойдя от магазина подальше, взглянул на упаковку и понял, что взял не тот размер.