Второстепенный - Андрей Потапов

представит, как он забирает инструмент из тюрьмы, а я уловлю его мысли и помогу, добавив свою силу. Только опиши сначала, где ты ее оставил.

– На самом верхнем этаже, там, где кухня, – ответил юный бард.

– Хорошо. Приготовились, – мягко сказал великий чародей. – Гадис, ты начинаешь.

Голубки, глядя на свое безвыходное положение, молча развернулись и ушли дальше нести дозор. Они даже не попытались затащить беглецов обратно в город: себе дороже. Несмотря на всю коррумпированность системы, распространялась она только на Пейтеромск, и голубки не могли позволить себе вмешиваться в жизнь за пределами города.

К слову, это пивное местечко, возведенное возле реки, раздражало даже самого Злободуна, по приказу которого чиновничий аппарат искал способы вывести Пейтеромск из-под руки великого полководца. Город, как и любой другой, был неотторгаемым субъектом, и это осложняло работу законников.

Злободун хотел заседать в трактире, не скрываясь от посторонних глаз, будто прокаженный, а полноправно, как те герои, что постоянно туда захаживают. Сейчас ему мешало большое скопление повстанцев, но однажды им надоест воевать с армией тьмы, и его примут, как равного.

Вдобавок, так Владыка мог отыскать противного Натахтала, бунтаря из бунтарей.

Глава 20

Арристис пребывал в полной растерянности.

Перед ним стояло опаснейшее оружие, испускающее молнии и разверзающее небеса. Какой-то полумальчик-полубог прибежал к нему, угрожая нанести непоправимый урон, и оставил кифару – средоточие невероятной магической силы. Все, что он успел сказать, – к инструменту нельзя прикасаться.

Толстопузый повар многое повидал в своей жизни: охоту на последних пиратов, нескольких лже-Злободунов (одного из них выдало совершенно не атлетическое телосложение, хотя мошенник настаивал на том, что художники его приукрасили), восстание пленных волшебников – сыновей и внуков создателей полуптиц. Кухонный тукан бывал свидетелем потрясающих дуэлей и проходил присяжным в десятках подставных судов, устроенных ради вымогательства и откровенного рэкета.

Но мальчишку с таким серьезным артефактом еще не встречал.

Главная загадка таилась в защитных чарах, наложенных на кифару. Если сказанное юнцом – правда, то одно касание могло послужить триггером для сотни заклинаний одновременно. Их общая сила эквивалентна взрыву нескольких водородных бомб. Пейтеромск снесло бы вместе с Крепководском, лесом и достало бы даже до Северного вулкана, сметая по пути все города.

Туповатый повар не задался вопросом, откуда у столь юного волшебника может быть настолько мощное оружие. Его, скорее, занимало, можно ли выручить за инструмент достаточно, чтобы больше никогда не работать.

И главное – как прикоснуться, не касаясь.

Пока Арристис терся у инструмента в нерешительности, стражники приходили в себя после сладкой дремы. Коричневый голубь-пожарник первым делом решил заскочить на кухню и потолковать с поваром. Именно его невинная просьба передать Гулю про соль положила начало потасовке.

– Арристис! – крикнул пожарник.

– Чего тебе? – откликнулся тукан, не отрывая глаз от кифары.

– Какого черта, Арристис?

– Какого черта, Филь?

Повар наконец повернулся к стражнику.

– Что это у тебя там? – спросил пожарник, заметив инструмент.

– А не скажу, – уперся тукан.

– А я взгляну, – в тон ответил Филь и подошел к кифаре, с подозрением посматривая на нее. – Я знаю эту вещицу.

– Вот как, – буркнул повар. – Откуда?

– Похоже, этим меня усыпили, – ответил пожарник.

– Кто? – спросил Арристис.

– Сбежавшие преступники.

– Опасная это штука, – предупредил повар.

– Наверняка, – с долей иронии согласился Филь. – Крепко меня приложила.

– И трогать ее опасно, – осторожно сказал тукан.

– Откуда ты знаешь?

– Мальчик, который ее оставил, угрожал мне молнией, – признался Арристис.

– И ты поверил в это? – с насмешкой спросил голубок.

– Конечно, – уверенно ответил повар, хотя и почувствовал себя дураком.

– Это же дешевка, – вдруг воскликнул Филь. – Такие на каждом углу продает гильдия бардов.

Стражник потянул руку к инструменту, но тукан шлепнул по ней своей теплой ладонью.

– Ты что делаешь? Больно!

– А нечего лезть, – процедил сквозь клюв Арристис.

Две полуптицы уставились на кифару под аккомпанемент гробового молчания. Небольшая перепалка смутила их, и нужно было восстановить мужественность в глазах друг друга.

– Может, хоть мизинчиком? – заговорил после продолжительной паузы Филь.

– Только своим, – ответил Арристис и отстранился.

Голубок почувствовал, как перья взмокли от пота. Страшнее катастрофы может быть только возможность катастрофы. Стражник отчаянно не хотел спровоцировать глобальный катаклизм, но чувство гордости обязывало побороть внутреннюю дрожь.

Медленно, миллиметр за миллиметром Филь начал приближать пальцы к корпусу инструмента. Нервно сглотнув, дозорный сделал последний рывок, и…

Рука уткнулась в стену.

– Как это? – тукан от изумления дал петуха.

Кифара исчезла.

Птичьи метисы посмотрели друг на друга и негласно приняли решение оставить произошедшее за кадром, не делая это достоянием общественности. Но повар не смог удержаться от финальной шпильки:

– Я же говорил, что нельзя ее трогать.

Филь смерил тукана надменным взглядом и направился к лестнице, бросив на прощание:

– Решал бы свои кроссворды.

Мир выходит из-под контроля. Не задумывал я персонажей такими, не хотел уделять много времени тюрьме. Полуптицы сами пробираются в текст, захватывают его и диктуют свои правила.

Гуль вообще от рук отбился, еле управу на него нашел. Не знаю, надолго ли хватит магического вмешательства: тут чары нестабильны, потому что напрямую зависят от веры в них.

Что касается Астролябии, природа ее способностей до сих пор не ясна. Пока что, она может удалять объекты из повествования, будто никогда их и не было. И кто знает, какие еще она откроет в себе таланты, и главное – почему. Странно, что Серетун не в состоянии провернуть тот же фокус, хотя у него ж опыта больше.

Главное – поскорее увести героев от города, чтобы Гуль не мог мешать им двигаться дальше по сюжетной линии, которая и так постоянно меняется.

Обормот молча наблюдал за мной, а потом одобрительно мурлыкнул и улегся в сладкой полудреме.