Дом Безгласия - Джеймс Дашнер

шел вдоль лесной опушки по границе нашего участка, там, где столь неожиданно очнулся в ночь исчезновения Уэсли. Казалось, это было миллион лет назад; словно моего сына никогда не похищал маньяк. И еще труднее было поверить, что я уже прожил на свете много лет, прежде чем на свет появились мои дети, мои окаянные сорванцы. Я не шутил. Мозг не мог постичь – неужели я когда-то просыпался и не желал страстно, чтобы один из детей прыгнул мне в кровать, даже не дав сходить в туалет? Неужели я не скучал по ним ежеминутно, ежедневно, пусть они еще не родились? Утешает, что я не единственный в мире сумасшедший родитель, которому приходит в голову подобная чушь.

Краем глаза я заметил далекий сполох, а несколько секунд спустя последовал удар грома, раскатистый, как звериный рев. Кажется, ураган, гордо анонсированный отцом в день нашего приезда, наконец до нас добрался. Впрочем, профессиональные метеорологи самоуверенно заявляли, что в нашей местности ожидаются всего лишь отдельные ливни с редкими порывами ветра, отпочковавшиеся от основного урагана, подобно отбившимся от стада овцам. Это вам не «Хьюго» времен моего детства.

Меня поманила к себе деревянная скамейка. Отец сколотил ее несколько десятков лет назад, и я когда-то любил прятаться здесь после уроков, умыкнув из библиотеки новую книгу. Скамейку укрывал под своей сенью огромный дуб; некоторые его ветви недавно обрезали, потому что дерево слишком разрослось и стало походить на паука. Я сел, сложил руки, набрал полную грудь воздуха и затем медленно выдохнул. Я любил это время года, особенно перед ураганами. Ветер был достаточно сильным, чтобы прогнать зной и повышенную влажность, и в воздухе ощущалась… жизнь. Свежесть. Какие-то флюиды. Я толком не знал значение этого слова, но оно всплыло в мозгу и идеально подошло к настроению.

Ветер чуть усилился и принялся шелестеть листьями дуба и бесчисленными кронами деревьев позади меня. Темнело так стремительно, что казалось, некое божество в небесной канцелярии медленно крутит ручку реостата. Облака заволокли все небо, поглотив последние лучи роскошного заката. И хотя на сердце еще было неспокойно после трагического возвращения Гаскинсов в мою жизнь, я наслаждался прогулкой и погодой. Нахлынули приятные воспоминания о детстве, о годах, предшествовавших знакомству с мерзкой семейкой гробовщиков. Пусть стояла середина лета, по моим ощущениям досрочно наступал Хэллоуин; я практически чувствовал в воздухе легкий аромат тыквенного пирога. Дышалось легко и спокойно. Лечь бы сейчас на скамью и вздремнуть… пару лет…

Однако это расточительство – как можно тратить впустую время? Скоро начнется дождь и лишит меня шансов наслаждаться погодой на открытом воздухе, а не из дому, с крыльца или сквозь старинные окна, хотя в этом тоже есть своя привлекательность. Боже мой, а я в сентиментальном настроении! Надо побродить, как в детстве.

В былые времена тропинки пронизывали окрестные леса, словно вены, и приводили к любому из сотен мест на участке площадью в несколько квадратных миль. Большинство из них со временем заросли; впрочем, мои дети сумели обнаружить пару расчищенных. Одну из моих любимых дорожек настолько истоптали, что, наверное, она и за столетия не скроется из виду. Ее-то я и выбрал. Углубился в лес и побродил по нему зигзагами, пока не вышел на край коварного болота.

Что такое Трясина? Трудно объяснить. Это не вполне озеро, которое можно нанести на карту, и даже не озеро с извилистой береговой линией, потому что четко определенных берегов нет. В геологическом смысле весь наш город стоит на болоте, включая самое капитальное строение – уродливую громадину из скрепленных известковым раствором камней, которую мы называем зданием суда. Не знаю, что нашло на наших предков, почему они поселились на обширной территории, покрытой грязной водой и торчащими из нее кипарисами, кишащей змеями, аллигаторами и прочими опасными тварями. В этих местах растения начинают гнить, едва проклюнувшись из семени. Про половину животных можно сказать то же самое. У предков точно были яйца – увидеть жуткие хляби и подумать про себя: «Ба, да здесь надо прокопать всего пару дренажных канав и насыпать несколько плотин, и будем жить не тужить!»

Они уж точно были намного умнее меня. Про всю гниющую под ногами органику можно сказать одно: это чертовски хорошее удобрение. Божья милость, ниспосланная для урожая. И люди начали копать канавы, отводить воду, строить плотины и уже через короткое время смогли сделать десять шагов и не утонуть в грязи. Следом они начали возводить фермы, деревни и города. Так шли годы и столетия. А в результате? Конечно, люди не осушили Трясину навсегда. Она существует до сих пор, хотя и большей частью инкогнито. Она везде, тут и там, иногда под тобой, иногда впереди тебя, иногда позади. Пусть вы научились справляться с ней, однако она переживет всех своих покорителей. Закон энтропии: территория всегда движется к хаосу, сколько бы бетона и строевого леса ни бросить в воду.

Я брел по лесу, размышляя о том же, о чем в прошедшие годы размышлял уже миллион раз. И наконец наткнулся на узкий рукав болота, который тянулся подобно костлявой руке и оканчивался длинным «указующим перстом».

Вода, черная и липкая, как деготь, покрывала его поверхность. Совершенно неподвижная – ни ряби, ни течения, ни пузырьков воздуха, вырывающихся на поверхность подобно лавовому потоку. Крохотные лапки водяных пауков не могли нарушить вечного покоя болота. А вот я частенько нарушал – отчасти желая как-то оживить его, отчасти от страха. Высматривал глаза аллигатора, высунувшегося из пучины – пугающее и бодрящее зрелище! И не находил.

Я шел вдоль края болота, перешагивая через выбеленные корни кипариса, надеясь увидеть хотя бы змею или черепаху. По сути, я остался большим ребенком, и желание увидеть своими глазами существо, обитающее в дикой природе, – одно из доказательств тому. Верно говорят – животные обычно боятся человека больше, чем человек боится их. Однако это не значит, что вы должны преследовать их или тыкать в морду пальцем.

Я продолжил путь, чувствуя себя как никогда умиротворенным. Совсем не то, что было в юности, когда Коротышка Гаскинс бродил где-то рядом, на свободе, и ежеминутно угрожал мне своим появлением. В настоящем времени Дикки сидел за решеткой. Я мог гулять по лесу и не беспокоиться за семью, оставшуюся дома, чтобы поглазеть, как в телевизоре семилетняя девочка глотает огненный меч, пока ее жаждущие славы родители кричат и аплодируют ей перед камерами. Я знал, что у отца на всякий случай всегда под рукой дробовик, и это меня успокаивало.

По мере