Роберт и Арабелла - Кэтлин Уинзор

Она услышала, как он направился к двери. Он вполне мог бы забрать сейчас лошадей и оставить ее запертой в кибитке. Тогда ей грозила бы голодная смерть или, что еще хуже, ее могли найти какие-нибудь разбойники.

Роберт переоделся и сказал:

– Уже позднее утро. Кони могут попастись здесь, но Калиф ничего не ел уже целые сутки. Впрочем, я тоже. Я скоро вернусь.

Он ласково погладил Арабеллу по голове. Она решила, что прощена, и радостно обернулась. На его губах играла насмешливая улыбка, но глаза были по-прежнему холодны и внимательны. Она схватила его за руку и притянула к груди.

– Ты простил меня, правда? Он рассмеялся.

– Да? – с надеждой спросила она, прижимая его ладонь к груди. Он не убрал руку, но и не стал ее ласкать. – Скажи, да?

– Я принесу свежей воды.

Арабелла слышала, как отворилась дверь, затем в лохань полилась вода, деревянное ведро стукнуло о пол, дверь снова скрипнула, щелкнул замок, и все стихло.

Она подбежала к окну и увидела, как Роберт удаляется по направлению к лесу. Вскоре он скрылся среди деревьев.

Он не вернется. Он оставил ее навсегда.

Эта уверенность была так сильна, а отчаяние так глубоко, что Арабелла почувствовала себя физически и духовно опустошенной. Она задернула занавеску и села на кровать.

Окровавленная одежда Роберта, ее порванный плащ – все это лежало грудой в углу с прошлой ночи.

Она осторожно подошла к зеркалу, чтобы выяснить, произошла ли в ее лице какая-нибудь перемена после недавних событий. Наверняка что-то должно было измениться, коль скоро некая дьявольская сила сначала заставила ее пустить Сарацина вскачь, увлечься этой безумной гонкой, а затем поселила в ее сознании жажду кровавой мести, желание убить Роберта.

Она отодвинула занавеску, чтобы впустить в кибитку дневной свет, и с внутренним трепетом вернулась к зеркалу, боясь увидеть собственное отражение.

Но Арабелла не нашла в своей внешности никаких изменений и вспомнила слова Роберта, которые он произнес, когда она подошла к зеркалу после очередного соития, чтобы взглянуть на себя: «Юность тем и хороша, что внешность остается неизменной при любых обстоятельствах».

Разумеется, он любит ее.

Она посмотрела на свою грудь, слегка сжала ее и с изумлением обнаружила, что она стала полнее, чем несколько дней назад. Арабелла долго с восхищенным благоговением рассматривала свое тело, которое за последнее время сильно изменилось: формы округлились, стали более женственными, приобрели плавность и законченность линий.

Она задернула занавеску и влезла в лохань.

У нее появился план, как одеться, чтобы отвлечь Роберта от воспоминаний о событиях прошлой ночи, если, конечно, это было возможно. Она была убеждена, что он решил проучить ее, отказав в близости. А может быть, он просто не в состоянии заниматься любовью с женщиной, которая собиралась убить его.

Она нашла в сундуке длинное платье свободного покроя, белое, шелковое, с золотым тисненым узором. Оно пышными складками ниспадало до полу, глубокое декольте полуобнажало грудь.

Арабелла накрасилась, но уверенности в себе ей это не прибавило. Простит он ее или нет?.. Оставалось уповать только на Божью помощь.

Она выглянула в окно. С тех пор как он ушел, прошло около двух часов. Три коня паслись неподалеку, Калиф сидел возле кибитки и всматривался вдаль в том направлении, в котором скрылся его хозяин.

Арабелла, не зная, чем себя занять, взяла в руки лютню и стала медленно перебирать струны. Неожиданно Калиф поднял уши и вскочил. Через минуту из-за деревьев показался цыган с холщовым мешком за спиной. Из него он достал кости с ошметками мяса, которые тут же бросил в миску псу. Калиф накинулся на еду с урчанием проголодавшегося дикого зверя.

Сердце у Арабеллы забилось быстрее, когда она увидела, с какой поспешностью Роберт направляется к двери. И вдруг он вскинул глаза и увидел ее в окне. Радостная улыбка озарила его лицо. Через мгновение он распахнул дверь и, войдя внутрь, поставил на стол котелок с дымящимся жарким. Аромат мяса и овощей вырвался из-под крышки и заставил Арабеллу понять, насколько она голодна.

– Господи, какое счастье, что ты вернулся! Я готова съесть быка!

Она осторожно приблизилась к нему и почувствовала, что он не оттолкнет ее. С другой стороны, она понимала, что должна дождаться, пока он прикоснется к ней или заговорит с ней первый.

Он не сделал ни того, ни другого, а принес две золотые миски и ложки, после чего разлил варево и знаком пригласил ее сесть за стол.

– Здесь неподалеку есть крестьянское хозяйство. Место пустынное, и, судя по тому, что я узнал у хозяина, незнакомцев не видели в округе ни разу за последние две недели. Пожалуй, мы остановимся тут на пару дней, если не выяснится, что у того всадника были спутники.

Арабелла бросила на него призывный взгляд. Она ела с большим аппетитом, чего с ней не случалось уже давно.

– Это здорово!

Она не чувствовала вины за случившееся, за свои предательские намерения, за нож под кроватью и нарушение его запрета. Она простила саму себя. Теперь наступила его очередь сделать то же самое. Арабелла никогда сознательно не причиняла зла людям, потому что предпочитала, чтобы ее любили. Но ей вовек не приходила мысль о том, что ее поступки могут быть восприняты другими людьми иначе, чем она сама их воспринимает.

Они ели в полном молчании, однако она видела, что Роберт в хорошем расположении духа, что он настроен по отношению к ней доброжелательно, что на его лице больше нет того равнодушного выражения, которое так бесило ее. Она опасалась, что он размышляет над тем, как поступить с ней, избегая встречаться с ней взглядом, чтобы не выдать своих тайных мыслей.

Но Роберт думал не о завтрашнем дне и не о предстоящей неделе. Его занимали мысли о гораздо более существенном сроке их совместной жизни и оставались для нее тайной за семью печатями. Тем более что раньше ее жизнь была предопределена скучной придворной рутиной: турниры, охота, верховые прогулки по окрестностям замка, танцы в Большом зале, плотские утехи с пажами.

Они пообедали, после чего Роберт вымыл посуду и убрал ее на полку.

Он влез в лохань и стал мыться, предоставив ей наблюдать за тем, как он это делает. Арабелла смотрела на него с таким восторгом, словно никогда прежде не видела его за этим занятием. Пластика его движений привлекала ее, хотя она испытывала необъяснимый страх при виде его обнаженного тела.

Она отвернулась и неожиданно почувствовала на себе его взгляд. Обернувшись, она натолкнулась на него. Они обменялись улыбками, как два заговорщика, которых связывает какая-то тайна, недоступная больше никому на свете.