Мой пылкий лорд - Фоули Гэлен

Люсьен поднес к окну маленькое письмецо, сложенное и запечатанное. Облака разошлись настолько, что появился слабый свет луны, и улыбка показалась на его лице, когда он заметил обратный адрес — Испания. На письме стояло имя Санчес, но то было лишь одно из многих вымышленных имен его старинного друга, отца Гарсии.

До сего дня Люсьен так и не узнал, на самом ли деле отец Гарсиа священник. Кое-кто считал, что этот человек на самом деле андалузский граф по имени Сантьяго, посредством своего брака связанный с королем Асенсьона, острова в Южной Атлантике. Люсьен знал только, что этот испанец — превосходный воин. Падре Гарсиа и его отряд выносливых оборванных мятежников помогли британцам изгнать Наполеона из Испании. Гарсиа обладал неограниченными возможностями, и его сведения всегда были очень ценными. Насмешливо улыбнувшись по адресу своего бесстрашного испанского друга, Люсьен сунул письмо в нагрудный карман и снова вывел лошадь в ночную тьму.

Ей снилось, что каждый докрасна раскаленный уголек, пылающий в жаровне, — это алая роза, и в Гроте никого нет, кроме них двоих: ее и Люсьена.

Шелковые прядки дремоты погружали Элис в ее самые тайные фантазии, а за окнами спальни дул дикий ветер. Его мускулистые бедра и стройные ноги казались стальными под ее рукой, когда она ласкала его, стоя на коленях, целуя его точеный живот, а его крупные ласковые руки гладили ее по плечам и волосам. Элис чувствовала, как его таинственная, твердая, как камень, плоть трется о ее шею. Сдерживаемая преградой его облегающих черных панталон, плоть эта была вспухшей и жесткой. Она понимала, что он ее хочет, и это ей нравилось. Во сне ее не было никаких звуков, кроме его страстного шепота: «Отдай это мне. Отдай все это мне».

«Да, — думала она, выгибаясь всем телом, — да».

Под бурой сутаной она была голая и мучительно возбужденная и остро чувствовала прикосновение грубой шерсти к своему нежному телу. Ей хотелось избавиться от сутаны, но Элис терпеливо ждала, сплетая гирлянды осторожных розовых поцелуев вокруг его живота, потому что знала, что он ее насытит. Когда Люсьен коснулся ее лица, осторожно приподняв за подбородок, она взглянула на него и встретилась с его взглядом.

Пробудила ее именно эта напряженность взгляда его серебристых глаз, таких неистовых и настойчивых, таких требовательных даже во сне. Испуганно хватая воздух, Элис села в постели. Сердце у нее гулко билось. В комнате было темно. Девушку лихорадило, а внизу живота все пульсировало от вожделения. Она с трудом сглотнула и медленно вернулась к действительности. «О Боже», — подумала она и, охваченная стыдом, закрыла лицо руками. В голове у нее проносились непристойные подробности ее сна. Элис провела рукой по волосам и постаралась совладать со своим телом.

Нужно выбраться отсюда! Если она этого не сделает как можно скорее, то станет не лучше беспечной и порывистой Кейро.

Лавандовый запах простыней и даже мягкость одеяла подстегивали ее голодное желание. Элис отбросила одеяло и выбралась из теплого гнездышка постели. Дрова в камине уже прогорели и превратились в золу, зато прохладный воздух умерил ее возбуждение.

После недолгого сна Элис захотелось пить, и она подошла к секретеру, где стоял поднос с ужином. От ужина оставался холодный чай. Сладкий и густой сироп со дна чашки омыл ее язык, и ее охватила дрожь при воспоминании о восхитительном рте Люсьена.

Отрицать это не имело смысла. Ей нужен этот отвратительный грубиян, нужен ее телу и душе, и это приводило Элис в ужас.

«Я одинок», — сказал он, а она бессердечно оттолкнула его. Будь это любой другой человек, Элис ни за что не стала бы говорить так холодно, но когда Люсьен стоял рядом с ней, предлагая себя с такой захватывающей искренностью, она растерялась. Дракон растревожил ее в тот момент сильнее, чем когда она смотрела в дуло его пистолета.

Элис осторожно поставила чашку на поднос. В темноте она тяжело села и прислушалась к тихому, пронзительному свисту ветра, проникавшему сквозь щели в окнах. Стекла дрожали, об них бешено бились взметенные листья. Несколько крупных серебристых капель дождя упали с неба и ударились об окно, но темные тучи все еще не разразились во всю силу холодным осенним дождем. Элис знала, что сейчас это произойдет. Она чувствовала, как в воздухе сгущается напряжение. Она надеялась, что Люсьен не попадет под дождь. При мысли о нем в глазах ее появилось грустное выражение. Она оперлась лбом о кончики пальцев и крепко смежила веки.

Дьявол его побери! Она стыдилась своих жестоких слов, сказанных ему, сильнее своего непристойного сна или даже того страстного поцелуя, который подарила ему на выступе скалы. Элис обвиняла его в том, что он играет ею, но при этом прекрасно понимала, что его молчаливый взгляд просил чего-то более глубокого, чем телесное наслаждение. Ему нужно было что-то, чего она не понимала, равно как не понимала своего собственного желания дать ему все, что он захочет.

Она подтянула колени к груди и обхватила их руками, задумчиво глядя на пепел в камине, уже сама не зная, что плохо, а что хорошо. Элис не могла не чувствовать, что должна извиниться перед Люсьеном, но это ведь нелепо. Она ничего ему не должна! Этот человек удерживает ее у себя против ее воли. И хотя общество и собственная гордость требовали от нее резкого негодования, она чувствовала совсем другое.

На самом деле Элис испытывала угрызения совести из-за того, что ранила человека уязвимого и незащищенного, и за то, что не говорила правды о своих собственных чувствах. Ведь ее необычайно сильно тянуло к Люсьену Найту.

Вдали послышался раскат грома, и дождь припустил всерьез. Встав с кресла, она беспокойно заходила по тускло освещенной комнате, остановившись, чтобы поворошить кочергой в камине, пока по поленьям не заплясали золотые, оранжевые, синие и зеленые язычки пламени. И тут Элис услышала стук копыт на дворе. Бросив кочергу, она подкралась к окну и, посмотрев вниз, увидела, как Люсьен промчался через ворота, сидя верхом на большом вороном коне.

Посреди двора, не поддаваясь ливню, пытавшемуся загасить его, стоял на тумбе горящий факел. Элис смотрела в полном восхищении, как пламя облило всадника и коня своим ярким блеском. Он был одет в черное, лицо у него в эту бурную ночь было яростное и несчастное. Не зная, что она следит за ним, он соскочил с коня, отдал поводья груму и остановился, чтобы ласково обнять животное за морду. У Элис защемило сердце. Дождь застучал еще сильнее, барабаня по брусчатке. Люсьен быстро повернулся, отмахнулся от зонта, предложенного слугой, и бросился в дом.

Когда он исчез из вида, Элис прислонилась к оконному стеклу с томительным трепетом. Она смотрела, как грум уводит лошадь Люсьена, от ее вздоха окно запотело. Поразмыслив, Элис повернулась лицом к огню в камине.

Теперь, когда он вернулся домой, наверное, пришло время снова беспокоиться о том, воспользуется или не воспользуется он своим ключом, чтобы войти ночью в ее комнату. С другой стороны, вряд ли Люсьен захочет что-то сделать с ней прямо сейчас, после ее жестоких слов. Проклятие, зачем она опять прячется в своей комнате? Сегодня субботняя ночь. И ей хочется быть с ним. Он прав — она не свободна, потому что не осмеливается сделать то, чего ей хочется. Она боится того, что может произойти — произойдет с ее разрешения. Она боится того, чего он может заставить ее захотеть. Элис сомневалась, что оба они сумеют вести себя достойно в бархатной тьме ночи, среди интимного шепота дождя и чувственного волшебства его чар. Ее собственное вожделение вызывало у нее желание убежать, найти способ спастись, хотя целая армия зорких слуг и стражей, одетых в черное, охраняла границы его владений. Он был необычайно опасен — и все же Люсьен Найт заставлял ее сердце петь, как этого не удавалось никому. Как могла она отринуть его только потому, что он уклонился от обычных процедур ухаживания? Светские мужчины совершенно не вызывали у Элис воодушевления.

«Ах, очень хорошо, — подумала она нетерпеливо, невзирая на здравый смысл. — Я дам ему шанс». Она все начнет сначала завтра утром, потому что в воскресенье даже дьявол с серебристыми глазами должен вести себя примерно. Она подошла к кровати, легла под одеяло и лежала без сна, глядя на дождь и ожидая с широко раскрытыми глазами, когда наступит утро.