Столичный доктор. Том III (СИ) - Вязовский Алексей

Случилась беда — уменьшай количество свидетелей. Золотое правило медицины. Снижай количество рисков. Что видел сосед? Сделали вливание, непонятно какое, стало плохо. Рядовой случай. А что потом случилось — так кто ж его знает.

Николай Васильевич кивнул, скомандовал — болящего погрузили на появившиеся мгновенно носилки, и потащили в перевязочную. А там лишние быстро отсеялись.

— Господин Васин, какое вливание вы производили больному? — спросил Склифосовский.

Знаю я эти интонации. После таких вот вопросов, заданных бесстрастно, но с примесью металла, очень быстро появляются приказы о выговорах, пишут заявление по собственному, происходят внеочередные аттестации с последующим понижением категории, а в особо интересных случаях доктор начинает ходить в прокуратуру пять дней в неделю, как на работу.

— Я принял решение о повторном переливании крови пациенту…

Тут-то я и прифигел! Присмотрелся к Васину. Мелкий докторишка, глаза бегают. Он серьезно?

— Во сколько? Какое количество? — выпалил я.

Каюсь, субординацию нарушил. Я тут никто, приглашенный специалист, и лезу впереди присутствующего здесь же руководителя. Которому, кстати, всю ответственность нести, случись что.

— Да, Евгений Александрович, вы про переливание крови больше нас всех вместе взятых, знаете, — спас меня Склифосовский. — Отвечайте, господин Васин!

— Восемьсот миллилитров, примерно час назад начали…

— И что, вбухали почти литр крови? За сколько?

Я матерно выругался. Разумеется, про себя — рядом стояли бледные медсестры.

— Минут за пятнадцать…

Боже, почему нельзя отстреливать инициативных дебилов? У меня прямо руки зачесались. Доктор Гавриил Тимофеевич, наверное, это желание в моих глазах прочитал, потому что попытался пройти сквозь стену спиной вперед. Не помогло, навык не сработал.

— Когда появилась реакция на переливание?

— Почти сразу, но я счел это…

— Помолчите уже, — махнул я рукой. — Катетер в мочевой пузырь, быстро. Венозный доступ, лучше с обеих рук. Срочно вливайте солевые растворы, лучше с калием. Давайте продолжим беседу… в другом месте, что ли, — оглянулся я на Склифосовского.

— Да, пойдем в мой кабинет. Мочу принесете, покажете, — скомандовал Николай Васильевич.

Бедняга Васин поплелся за нами. Хотя мне его ни грамма не жалко. Захотелось дураку к славе примазаться — получай по полной. Я уже примерно понимал, что этот гад натворил, но надо убедиться. И не при подчиненных. Этот принцип не только в армии хорош. Сейчас без свидетелей этого деятеля можно как угодно казнить, но его сотрудники видеть это не должны.

— Вы определяли групповую принадлежность крови донора и реципиента перед процедурой? — спросил я.

Вопрос про целесообразность я решил пропустить. Вот это как раз точно не мое дело.

— Так ведь известно уже, — ответил Васин. — Вторая. Я счел, что нужды нет…

— Пробу на совместимость проводили?

— Н-нет…

— Биологическую пробу в начале? — безжалостно продолжил я.

— Т-тоже нет…

— Извините, Николай Васильевич, это худший случай — инициативный дурак, облеченный властью. Скорее всего, там сейчас в полной мере развиваются последствия острого гемолиза, вызванного действиями господина Васина. Так что вы, Гавриил Тимофеевич, и убили-с… — не удержался я от цитирования «Преступления и наказания».

Видать, масштабы пропасти, в которую придется падать, доктор оценил только сейчас. Лицо побледнело, губы затряслись, на лбу проступил пот крупными каплями. Одна даже сорвалась, покатилась к кончику носа, откуда, почти не задержавшись, полетела вниз, но виновник торжества внимания на это не обратил. Конечно, когда он сегодня ехал на работу, то думал совсем о другом. Сделает переливание, все поаплодируют искренне, а потом пред светлым ликом государя, когда тот решит посетить обитель пионеров революционного метода, Николай Васильевич за руку подведет Васина к венценосцу, представит как самого ценного сотрудника… Награды, звания, признание… И тут такое… Переживания Золушки у тыквы показались ничего не значащей мелочью.

В дверь постучали, на пороге появилась медсестра с баночкой в руке.

— Моча Темникова, Николай Васильевич, — сказала она, и показала нам склянку.

Да уж, сейчас и в более современном стационаре можно было идти писать посмертный эпикриз. Почек почти не осталось — получили миллилитров десять черной жидкости. Так, на дне чуток. Спасать больного попросту нечем. Склифосовский это прекрасно понимал.

— Благодарю, — он кивком отпустил медсестру. — Васин, вы отстранены от работы. Объяснение своих действий в письменном виде к завтрашнему утру. Не смею задерживать.

— Свежий чай подать прикажете? — на пороге возник секретарь. Наверняка знает, как снизить градус напряжения у начальника.

— Да, конечно, — Николай Васильевич грустно посмотрел на чашки, расставленные на столе, снова кивнул сам себе. — Что же делать? — спросил он, запустив пятерню в бороду.

— Извлекать уроки из полученного опыта, — тяжело вздохнул я. — Начальству и другого первопроходца предъявить можно, выздоровевшего. А что с Васиным делать — так то в вашей власти.

— Хорошо сказали, «извлекать уроки». А вы оптимист, Евгений Александрович.

— Наверное, меня плохо осведомили, — отшутился я.

«Покраска травы» продолжилась и в клинике на Моховой. Ходили с Романовским по палатам, планировали, где и что должно быть размещено, где какие сотрудники сидят…

— А зачем решетки на окнах? — удивился Дмитрий Леонидович глядя, как Тубин командует бригадой плотников, что ставили козлы снаружи здания.

— И железные двойные двери, и несколько круглосуточных охранников, — добил я Романовского. — Наша цель: как можно дольше сохранить секрет укола серой в тайне. Первые дни будем все делать сами — вы и я.

— Так все серьезно?

— Статья про спирохету когда выходит в «Русском хирурге»? — поинтересовался я в ответ.

— Завтра номер должен поступить в продажу. Там же будет реклама клиники.

— Послезавтра тут будет вавилонское столпотворение. Особенно, если учесть рекламу в газетах.

Как в воду глядел. Последний день августа выдался теплым, солнечным. И вся Моховая уже с утра оказалась забита экипажами. Зеваки, журналисты. Вряд ли все эти люди жаждут попасть в нашу лечебницу. А вот поглазеть — милое дело. Особенно когда прошел слух, что будет кто-то из великих князей.

Я аристократов не ждал. Накануне вполне камерно и без лишней помпы приезжал герцог Ольденбургский. Александр Петрович оказался замечательным дядькой, ни фига на принца не похожим. Вот через кого заходить надо было! Он горячо приветствовал все наши начинания — от скорой до переливания крови. Попенял только, что сделали это не через институт экспериментальной медицины, им же и созданный. Ложной скромностью не страдаю, сразу же отдал ему идею солдатских индивидуальных аптечек, санинструкторов и прочего военного имущества — задублировать встречу Склифософского с военными будет недурно. Мой гость настолько горячо воспринял это, что теперь я был спокоен — дело не пропадет. С таким паровозом в самых верхах не задвинут вдаль.

Пациенты шли и шли. Да так, что пришлось работать без обеда. То ли реклама сработала, то ли сарафанное радио.

Лечение сифилитиков мы разделили на несколько этапов. Первый — осмотр ординаторами, взятие крови. Потом второй осмотр, укол. Вручение письменной памятки под роспись в журнале. А ну как забудут про второй укол, сифилис вернется. Претензии нам совсем не нужны. Оплата в конце. Цена для всех была одинаковая — пятьдесят рублей. Это для мужчин и женщин. За детей думали брать рубль, но потом решили вообще сделать паузу. Все-таки метод новый, пусть и апробированный на Бустужевой, но как отреагирует организм ребенка — поди пойми. Было несколько неприятных сцен, когда матери заламывали руки, рыдали, просили помочь. Но нет. Пока только взрослые.

Не обошлось без приключений. В самый разгар действа, когда у меня уже было одно желание — спрятаться и упасть, появился высокий господин в партикулярном платье, но с военной выправкой. Такой весь из себя слуга царю, отец солдатам. Если усы сбрить и омолодить, то получится некто, похожий на несколько облагороженный портрет боксера Валуева. Источая коньячный дух, он потребовал самого главного. Что поделаешь, придется общаться. А то вот так пошлешь куда подальше, а окажется, что как раз вот этого не стоило.