Вампиры — дети падших ангелов. Танец кровавых ма­ков. - Молчанова Ирина Алексеевна

Вильям криво улыбнулся. Ему всегда нравилось в ней, что она никого не заставляла нарочно чувствовать себя неудобно. Все-таки с ней было легко и приятно, если бы не пропасть, разделяющая их, все могло быть иначе. Как? Он не знал, понимал лишь, что рядом с ней всегда по-особенному хорошо.

— Я не уверена, могу ли говорить, — вздохнула Катя. — Мне кажется то, что Лайонел сказал, он сказал только мне. А ты, если подумаешь, сам поймешь.

Молодой человек всматривался в серые дождливые глаза, все еще удивляясь, что те не вызывают у него прежнего поразительного головокружения. Перед ним сидела девушка брата и это осознание врезалось в мозг, как нечто нерушимое. Она никогда не принадлежала ему, даже в ту ночь, когда попросила быть у нее первым. За ее плечом, точно тень, всегда стоял Лайонел, занимая все помыслы.

Вильям усмехнулся про себя. Сейчас ему с трудом верилось, будто с этой девушкой его когда-то связывало что-то большее, чем просто дружеские отношения. Какими же глупыми и бессмысленными ему показались собственные поступки, продиктованные уверенностью, что она невозможно дорога ему. Он чувствовал себя лицемером и просто дураком. Всегда, всю жизнь и бессмертие ему был дорог лишь Лайонел. А Катя стала чем-то вроде моста, средоточием их стремлений на пути друг к другу. Она могла бы их объединить, положить конец недопониманию, тянущемуся столетия, если бы только он чуть раньше понял, что любил не ее, а любил интерес к ней своего брата.

Молодой человек отпил крови. Впервые в жизни не он засматривался на то, что принадлежит брату, а Лайонел оценил его находку. И чем выше тот оценивал, тем сильнее молодого человека переполняла гордость, тем сильнее он хотел быть обладателем нужной брату… вещи? Девушки? — Вильям в смятении отвел от Кати взгляд. Сама того не подозревая, она открыла ему Лайонела с той стороны, с которой, наверно, никто его не знал. Много-много лет он искал в своем ангельски прекрасном и дьявольски жестоком брате проблеск искренности или чего-то, позволившего заглянуть за ледяную холодность его глаз, за которой хранились ответы на важные вопросы, и где, как думалось Вильяму, могло найтись оправдание. Впрочем, и оно теперь ему было не нужно. Он любил Лайонела без всяких оправданий его жестокости.

— Чем мы должны заняться дальше по замыслу Цимаон Ницхи? — вырвала молодого человека из раздумий Катя.

Вильям повернулся и посмотрел на огромную, застеленную белоснежным покрывалом кровать и, заметив, как расширились глаза девушка, поспешил предложить:

— Прогуляемся?

— О, неужели папочка позволит нам такую вольность? — сыронизировала девушка, поднимаясь и направляясь к двери.

Молодой человек промолчал. Они были загнаны в угол и сколько бы не сопротивлялись, Создатель намеревался заставить их играть по своему сценарию.

Они вышли из дворца и двинулись по главной улице, ведущей к охраняемым воротам Тартаруса. Небо успело потемнеть, появились первые мелкие звездочки, а воздух пронизало искусственным ароматом вечерней сырости.

Когда двое подошли к прудику в форме пятиугольной звезды, наполненному кровью, Катя несдержанно воскликнула:

— А ты говорил старейшинам, что больше ничего ко мне не чувствуешь?

— Слюбится — стерпится, — повторил он слова Цимаон Ницхи.

Девушка стиснула зубы.

— Будь он проклят!

— Он проклят, не беспокойся, — в утешение заверил Вильям, но, видя, что тем самым сильнее разозлил свою спутницу, замолк. Он уже успел позабыть, как быстро она выходит из себя.

Катя взглянула на него так, словно хотела придушить, а затем отвернулась, прошипев:

— Я не намерена тут торчать! Все это напоминает неудачный телепроект! — Девушка глянула на него через плечо. — Мы как в идиотском романе, где автор придумал какую-то чушь, лишь бы не было все хорошо!

Вильям вздохнул.

— Даже у Господа в архиве его историй бестселлер на бестселлер не приходится.

Катя наклонилась над стеклянной крышкой пруда, внутри которой плавали светящиеся рыбы, и взяла один из бокалов с кровью. Те поднялись из круглого отверстия в середине, при нажатии на треугольный алмаз, выступающий из мостовой.

— Знаешь, — уже спокойнее сказала она, — кажется, Цимаон Ницхи сомневается, что я та самая. Разве нельзя как-то проверить?

Молодой человек задумчиво склонил голову.

— Пожалуй, нет.

— Да ведь они могли ошибиться! — возмущенно вскричала Катя.

Вильям смотрел на девушку с разметавшейся по плечам огненной лавиной волос, гневно прищуренными серыми глазами и втайне любовался.

— Вряд ли.

Ему показалось, что Катя сейчас накинется на него с кулаками, но та залпом осушила бокал с кровь и в бессильной ярости швырнула его об алмазную мостовую. И он превратился в маленький дождь из крохотных осколков, звонко брызнувший о камни.

Катя распахнула дверь в свою комнату и на миг застыла на пороге, глядя на две черные фигурки, сидящие бок о бок на кровати. Олило и Йоро воззрились на девушку и оба одновременно спрыгнули на пол.

Девушка шагнула вперед и крепко сжала в объятиях чернокожего мальчика, повисшего у нее на шее. Она расцеловала его и долго не выпускала, глядя в теплые шоколадные глаза.

— Бедный мой, — прошептала Катя, гладя оборотня по черным спутанным волосам. Взгляд ее переместился на тонкую шею, где висел толстый ошейник шипами вовнутрь. — Как они посмели… как посмели…

Йоро лучезарно улыбнулся и, потершись подбородком о ее щеку, весело сказал:

— Подумаешь, какая ерунда, он мне совсем не мешает!

Девушка ощутила, как к глазам подступило непривычное тепло, она хотела произнести, как счастлива видеть его, как скучала по нему, но слова точно застряли в горле.

А когда он тихо сказал: «Ну вот, мы снова вместе, разве не замечательно?!», ее прорвало, она выложила ему все, что случилось с тех пор как они виделись в последний раз. Рассказывала и рассказывала: о фонтанах, о корабле, про Тео, Каридад и сатану, про Лайонела и платья, про остров Кровавых маков, про рассвет и закат, про Орми и Нев, про чертовы качели и то, как все закончилось…

Девушка с мальчиком переместились на кровать, он сидел перед ней, стискивая ее руки своими маленькими горячими ладонями, и слушал, не перебивая. Катя не могла выговориться, насмотреться в его живое, такое родное лицо. Они словно век не виделись, и этот век вдруг показался таким невыносимо длинным и страшным. Она впервые со дня своего обращения почувствовала время как что-то живое.

Катя моргнула.

— А какое сегодня число?

— Первое июля, — ответил мальчик.

— Всего лишь, — только и смогла изумленно вымолвить она, а потом резко выпрямилась: — А где же Кира? Она в Тартарусе?

Вспомнив о девочке, умеющей предсказывать будущее, ей захотелось немедленно ее увидеть и задать главный вопрос.

Но улыбка исчезла с лица Йоро, он опустил глаза.

— Нет.

— А где же она? — в нетерпении передернула плечами Катя.

— Когда я видел Киру в последний раз, ее увел с собой Павел Холодный.

— Этот… — задохнулась от отвращения девушка, скомкав от волнения покрывало. — Но как же… Я завтра же поговорю с Цимаон Ницхи, уверена, он пошлет кого-нибудь за ней! Страшно представить, что делает там… этот подонок!

Видя, что мальчик совсем сник, она обняла его, взмолившись:

— Прости, прости, я не должна была говорить… Оборотень спокойно взглянул на нее.

— Она все знала, но не сказала мне, потому что верит, что менять судьбу нельзя.

— Да… я помню.

Они помолчали. Девушка вспомнила о чертенке и обвела комнату взглядом. Но нигде того не обнаружила. Она привстала, позвав: «Олило, где ты?» — Затем пошла к двери в ванну, поинтересовавшись у Йоро: — Вы уже познакомились?

Не получив ответа, девушка обернулась, поймав странное выражение на лице мальчика. Она уже видела такое, в тот раз, когда Йоро хотел предупредить ее о том, что видел Лайонела с Анжеликой в доме Моргана Нориша, но не смог.

— Что?