Контракт - Галина Ландсберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я читал твоё судебное решение. Честно говоря – удивлен. С виду ты не похожа на маньяка-убийцу.
Читал, значит. Гелла грустно усмехнулась:
- Спасибо. Ладно… Я вообще-то не планировала кого-то убивать или типа того. Я росла в очень религиозной семье. После школы оказалась в провинциальном монастыре, правда, только на месяц, пока к поступлению в универ готовилась. Потом подумала – а почему не остаться? Всё было так спокойно, хорошо… Мне обещали место в их ансамбле, чтобы играть, да и родители поддержали, хотя я думала, что будут злиться – институт то отпал, получается.
- Место в ансамбле? - Вопрос с соседней койки остановил её, подставив подножку мысли. А ведь они итак путались.
- Да. Я скрипачка… Не перебивай, пожалуйста, я мысль теряю. - Ответила наёмница, недовольно нахмурившись. Вермут понимающе кивнул:
- Конечно, продолжай.
- Вот… Я осталась там, уйти же всегда можно. Знаешь, весь этот антураж, он как будто ослепляет, так что жила – ничего вокруг не замечала. А потом, я стала дружиться с одной новенькой девочкой из интерната, ей тогда всего лет одиннадцать было. Всё было нормально сначала, а потом она стала странно себя вести. Начала отстраняться, всегда ходила какая-то поникшая. Однажды я застала её всю в слезах, она была напугана, тряслась… Тогда и разговорила. Оказалось, что одна из монашек домогалась её. «Дай тут потрогаю, дай там посмотрю» - всё в этом роде. Я сначала не поверила, думала, что она себе напридумывала, может осмотр был. Но, оказалось – правда. Как поняла? Эта женщина меня отозвала и напрямую сказала, что в курсе моих знаний. Велела молчать, обещала это всё на меня повесить в случае чего, мол, всё подтвердят. А я молчать не собиралась, потому что - какого хрена? Потом меня перевели в карцер, типа я заболела чем-то, а этой же ночью пришла та женщина. Пыталась меня задушить, пока я сплю, говорила: «Бог простит».
- Теперь уж «прощает», - усмехнулся мужчина, но тут же замолчал, видимо вспомнив, что просили рассказ не прерывать. - Извини.
Гелла смерила его недовольным взглядом, думая - стоит ли продолжать? Мысли хоть и были кучкой, но продолжать выпутываться в угоду чьему-то любопытству сочли хорошим вариантом.
- Я вышивала в тот вечер, и на столе лежали ножницы – большие такие, швейные. Думала, схвачу, кольцами по лицу её оприходую – она отпустит и я сбегу, но концы перепутала, пока хватала в панике. Я ещё почувствовала, как прошло мягко, сначала страшно стало… В шею, вошло по самые кольца. Думала на помощь позвать, но меня такая злость взяла, что она… - Девушка замолкла на секунду, с досадой хлопнув себя ладонью по коленке. - Как же так можно, ты ведь священнослужитель! Дети итак настрадались... Ну, пырнула её ещё раз. Потом ещё и ещё, а когда остановилась, она уже была мертва. Я сама сдалась, дала признательные показания, рассказала про деятельность этой тетки - другие послушницы, к слову, не знали о странном увлечении своей коллеги. Милейшие женщины... По итогу – семья от меня отказалась, я отправилась в колонию. Оттуда смертников и тех, у кого не было родных, забирали ученые. Так я оказалась здесь.
Наёмница замерла. Неприятные воспоминания сами по себе подтолкнули к горлу горький ком, и мозг дал стоп-сигнал - то, что разводящий хотел услышать, она рассказала. Что было дальше… Девушка вздрогнула, протерла холодными ладонями вспотевшее лицо, в удачной попытке не дать волю слезам. Решив не обрывать историю без конца, она закончила всё кратко:
- Что они делали с нами – я не помню, помню только, что было больно и держали нас в клетках, как зверей. Потом взрыв, побег… Перебивалась у границ Зоны, пока меня Ферганец не подобрал.
Оба наёмника молчали. Гелла сидела, словно в ожидании приговора, снова. Тем не менее, во взгляде мужчины не виделось никакого осуждения, даже его крупинки. Он, скорее, был пуст, словно его обладатель рылся глубоко внутри себя. А глаза… Голубые, при местном блеклом освещении казались тёмно-синими, глубокими, словно чернила для ручки. «Какой-то голубоглазый паренек…» - вспыли в памяти слова Ферганца и девушка пропустила вдох. Похоже, что его слова были не просто безличной метафорой.
Вермут молчал ещё не долго, но казалось, что он специально нагнетал обстановку своим таинственным отсутствующим выражением лица. А, может, просто не знает как отреагировать на рассказ? Тишину прервал мягко, рассек низким баритоном, словно разрезал теплым ножом сливочное масло:
- У тебя ножниц под подушкой случайно нет?
На лице мужчины появилась ухмылка – скорее вредная, чем злая. Подколол, видимо. Девушка изобразила задумчивость, проверила свою подушку и только потом отрицательно покачала головой – шутка за шутку. Ох уж этот пьяненький юмор. «Не такой уж он и страшный» - то ли алкоголь говорил внутри, то ли - на самом деле мнение менялось, но вдаваться в глубокие рассуждения наёмница не стала. От крепкого алкоголя её раскумарило, мир начал покрываться мягкой дымкой и клонить ко сну. Когда Гелла засыпала, краем глаза видела покидающего комнату наёмника.
Когда она проснулась, Вермут уже был на месте. Свет был выключен, и в темной комнате на соседней койке она ясно наблюдала очертания крупной мужской фигуры. Чувство опьянения, казалось, совсем покинуло девушку, голову туманило только резкое пробуждение, но долго сражаться с ним та не стала. Закрыв глаза и перевернувшись на спину, наёмница собиралась вновь заснуть, но то, что заставило её проснуться – не пропадало. Чувство чьего-то наблюдения. Пристального и колючего, навевающего тревогу и не позволяющего спать. Гелла решила, что наёмник и сам не спал, зачем-то развлекая себя наблюдением за ней, и показывать своё внимание на это не планировала.
Но в голове тихо засвистело, словно после не слишком сильного, но ощутимого удара, и та по инерции открыла глаза. Темная комната, предрассветный свет из окошка скудно попадал внутрь, но его хватило, чтобы за долю секунды рассмотреть «в ногах» кровати стоящего там человека. Длинная то ли ряса, то ли плащ, освещаемая часть лица местного священника застали наёмницу врасплох. Всякий сон снесло прочь как при урагане, наградив пульсацией опасности. Гелла пожалела, что и впрямь ничего не припрятала под подушкой, оставив
