Эртомикон: Энеральд Гаргонов - Borokudo

выпустил клинок богомола. Чувствую, что меня начало потряхивать и глаза от сухости гореть. Мир вокруг меня начал плыть, как будто я смотрю через рыбий глаз.

— Впереди смерть, — немногословно ответив, подался вперед. — Вижу голубеющую даль, нарушать такую просто жаль. Жаль, что ты её не видишь сквозь белеющий туман, но это не обман. Путь мой долог и далек, но я несусь лишь на восток!

— Энегкральд, не надо лезсть в огхонь. Там узже нет лес-са, он выгхорел.

— Ха! Лес как интерес-с-с, нет леса — нет интерес-с-са. А мне интересно, значит — там что-то другое есть! Понял?

Алеша ринулся к Энеральду крича:

— Да, горелые трупы! — но не успел он догнать и остановить безумца, как тот скрылся в дыму.

Пронизывая, как стрела, густое белое полотно, оставляя завихрения за собой, пару раз чуть не слившись воедино с угольками от дерева, страдая от жжения в глазах, я встретился лицом к лицу с пулоросликом. Он заметил меня и повернулся, открыв рот, стоял и смотрел, ничего не делая.

Ха! Такой же тупой, как и его копье. Секундное промедление стоило ему жизни.

— Одна голова хорошо! А две лучше! И лучше в руках! — Оскалившись как зверь и выбежав из дыма на полоску земли, между лесом и земляным валом, за которым вдалеке слышатся звуки битвы, я начал жатву, смотря, как отсечённые головы катятся в ров. Ров?

Вопросы волновали всё меньше, всё больше холодело моё тело, слушая, как под ногами ребро хрустело. — Ха-ха! Вот это уже совсем другое дело! — прокричал я отряду расфуфыренных чипиздриков в кольчужной броне перед собой. Те, конечно, обратили на меня внимание, повернулись и ощетинились копьями.

Пф-ф. Копья. Я голыми руками опаснейших зверей душил! Выдели бы они того, из кого у меня плащ сделан.

Я чувствую, как превращаюсь из холодного и расчетливого в безумного и горящего. Нужно научиться сдерживать себя.

Горящего?

— Бляяя, борода горит!

Попытавшись остановиться, чтобы потушить, я предательски подскальзываюсь на мокрой после ночного дождя траве, спотыкаюсь об корягу и лечу прямо на этот самый отряд из пяти смертников, которые уже выставили копья вперед и встали в две шеренги на манер гоплитской фаланги из трех спереди и двух сзади. Как назло, твари были со щитами. Так что, просто увернуться и вгрызться в строй у меня бы не вышло, поэтому я решаю принять на себя одно копье, а остальные разрубить мечом и клинком богомола.

В моем мозгу вырисовывался неплохой план, и я начал его исполнять.

Налетаю на строй и тут же получаю по копью в левое плечо и живот. Пронзить меня были готовы ещё три, одно из них маячило перед самым носом, его я первым схватил и потянул на себя, оно не поддалось, и тогда я просто его обрубил мечом. Ещё одно прошло в опасной близости от моего паха и воткнулось в землю, последнее же, больно оцарапало бок.

И тут я понял, что меня пытаются поднять, из моего живота хлынула кровь, плечо начало хрустеть, в икру что-то ударило и поползло вверх к сокровенному, а потом и снизу в подмышку прилетело и начало рвать жилетку вместо с моей кожей, пытаясь отрубить руку. Земля начала уходить из под ног.

Инстинктивно почувствовал, что если им удастся подвесить меня, я труп, поэтому начал судорожно обрубать несущие на смерть палки.

Сломав половину из них и снова крепко встав на ноги, я получаю краем щита в грудь, теряю Кладенец и падаю на землю.

Мерзко улыбаясь, разомкнув строй, ко мне медленно подходят полутораметровые уроды, желая поржать надо мной перед смертью.

Я благоразумно решаю подождать, пока они окончательно потеряют бдительность. И окружат меня, воткнув копье в левую руку, чтобы клинком я их не порубал… Да, я гений прям.

Единственное, что я сделал по-умному, так это заблаговременн, еще перед боем, приготовил ножи к втыканию оных в незащищенные шеи и лица врагов, которые как раз опустили щиты.

Невероятно уроднирвый, весь в язвах и шрамах полурослик с грязным алым ирокезом, в котором я разглядел пару вставленных костей, вдруг заулыбался. Да так, что я увидел его зубы, все в золоте, сквозь которое проклевывалось гнилое основание. Он поправил кольчужную бармицу, только у него был сей элемент гардероба, и, плюнув мне в лицо, сказал:

— Я тебя сожру, ты вкусно выглядиш-щ-щь.

Я не пожалел, что выучил все доступные Тугарину языки.

— Эй червь, — я обратился к людоеду, — ш-сильней пади ниц передо мной, и тогхда я шепну тебе на ушко. АННИГИЛЯТОРНАЯ ПУШКА! — С этими непонятными для уродца словами, я метаю в его открытое лицо два железных ножа и бью по коленям копьеметалкой, расскалывая ту на множество увязающих в икрах щепок. Особо большой кусочек дерева, попав прямо в пах, тут же покраснел.

Оба ножа достигли врага. Один из них застрял в бармице, второй по рукоять вошел прямо в рот, сломав нижние зубы и застряв нёбе.

Соседу ирокезника повезло не больше, запустив все оставшиеся костяные ножи тому в ноги, краем глаза увидел, как от таких нагрузок ножи лопнули и острыми осколками позастривали, помогая спустится и ощутить землю струйкам крови.

Продолжая использовать секундное промедление полуросликов, вскакиваю и достаю из-за спины уже свое копье, благо оно маленькое и вместе со мной подлетело вверх, выпав из своей сумки, где я его и поймал, поймал и сразу ударил.

Копье с чудовищным чавкающим звуком вошло прямо в глаз, на мгновение, я почувствовал сопротивление, наконечник-то полностью деревянный, вот и не осилил, пришлось надавить до характерного хруста и копья, и черепушки.

Полурослик с остатками ножей в ногах взвыл, начав опираться на копье, по которому я и ударил, заставив упасть возле меня орущую голову, где та встретилась с моим сапогом, переставая голосить и начиная хлюпать, забавно пружинить и дергаться, прям как желе.

Главарь отряда, тот, кто получил от меня подарок и теперь из его рта и носа весело выбегает кровушка, с ненавистью в глазах что-то булькает и, встав на остатки коленей, старается попасть по мне невесть откуда взявшимся мечом. Моим мечом!

Я, уклонившись от слабого удара, ногой вышибаю Кладенец из рук и, попытавшись дотянутся до него клинком богомола, обнаружил, что в левую руку что-то воткнулось и сдерживает меня. Приходится возле наконечника сломать и эту палку, воткнув ее своему хозяину в шею, как раз там, где кончается кольчуга. Получилось образовать чудовищный рубец, который стремительно выплёвывает из тела жизнь, толчками проталкивая её сквозь бледнеющие пальцы и мертвеющие в ужасе