Волчьи ягоды - Леонид Залата

— Что я могу?

— Много. Вы имеете на него влияние. Уговорите, чтобы он прислушался к моему совету, не вытворил еще чего-нибудь.

Послышался рокот мотора.

— Он, — сказал Гринько. — Решайтесь, так будет лучше.

Валиев вошел без стука, чуть ли не бегом.

— Салют, Тамарка! — крикнул с порога. — А что это мы плачем? Сынок, это ты обидел маму? А ну, признавайся! — Заметив Гринько, нахмурился. — Что тут происходит? Ты кто такой? Ты что тут делаешь?

Гринько сделал шаг, отрезая Валиеву дорогу к двери.

— Слишком много вопросов, — сказал он. — Но все законные. Потому и отвечаю: моя фамилия Гринько, я из уголовного розыска, жду вас, Тенгиз Валиев. Поговорим?

Продолговатые глаза Валиева спрятались в щелках век. Какое-то мгновение он колебался, не зная, как себя вести, затем полоска черных усиков поползла вверх, что, вероятно, означало усмешку:

— Поговорим.

— С этой минуты, Тенгиз Валиев, вы задержаны, — сказал Гринько. — Вам будет предъявлено обвинение в хищении социалистической собственности, использовании в корыстных целях государственного транспорта, покушении на жизнь гражданки Полищук. Всего не перечислишь, да и не моя это задача. Говорю вам лишь для того, чтобы вы знали: нам известно все, отпираться бессмысленно.

Всего лишь на секунду отвернулся младший лейтенант, чтобы глянуть в окно — показалось, что кто-то направляется к дому, и тут же услышал отчаянный крик Сташевской:

— Тенгиз!

Одним прыжком Гринько оказался около Валиева и вывернул ему руку. Звякнул о пол нож.

— Э, голуба, так не годится. Мы же условились поговорить. Симпатичная финочка. Сам смастерил? Спасибо вам, Тамара, что уберегли его еще от одной глупости. Он и так наделал их больше, чем нужно.

— И ты с ним заодно! — взвизгнул, упираясь, Валиев.

— Тихо! Кому говорю? Горячая кровь... Остынь! Я же могу и рассердиться. — Гринько спрятал финку в карман, а вместо нее вынул сопелку из вербы. — Сына бы постыдился! Не бойся, мальчик, папка пошутил. Бери дудочку, вот так. А ну подуй! Ах, как поет. Ну, убил бы ты меня, Валиев, и была бы тебе высшая мера наказания. Благодари жену, она у тебя умница, да дураку досталась. — Инспектор вздохнул. — А чтоб не было между нами больше недоразумений... — Гринько открыл окно и свистнул. Из-за кустов смородины в палисаде выступили два милиционера. Он махнул им рукой, мол, все в порядке, и повернулся к Валиеву. — Как видишь, я тут не один. Продолжим наш разговор.

— Не о чем нам говорить. Все брехня! Поклеп! И вообще, пусть Тамарка выйдет.

— Да нет, вместе начинали, вместе и закончим. А разговор у нас, Валиев, будет такой. Слушай и мотай на ус...

На брошенный хутор Лыськи прибыли в сумерки. Валиев привел к полуразрушенной саманной хате, над которой сохранился кусок почерневшей от дождей камышовой крыши. Под кучей гнилой соломы обнаружилась крышка.

— Тут?

Валиев молча кивнул. Вид у него был жалкий. Кудрявый чуб свисал на лоб грязными клочьями, глаза запали.

Майор Гафуров подозвал понятых и приказал Гринько откинуть крышку. Из погреба пахнуло смрадом и сыростью. Вниз вела деревянная лестница. Выделенные начальником Самарского горотдела милиции оперативники столпились около лаза, тихо переговариваясь.

— Слушайте и смотрите, — сказал Гафуров понятым, молодым супругам, которые чувствовали себя несколько растерянно в необычной для себя роли. — Потом подпишете протокол. Валиев, что в погребе?

— Мешки. Три штуки.

— А в мешках?

— В двух — шерсть в конусах, японского и бразильского производства, в третьем — акрил в бобинах, тоже импортный. Откуда именно, я не помню...

Гринько выскочил из погреба, переводя дух, словно вынырнул из воды. За ним выбрались понятые.

— Ну и тайничок, черт бы его побрал! — воскликнул Гринько. — Очуметь можно. Там три куля, товарищ майор. Завязанные. Еще кадка в углу, на дне остатки гнилой капусты под гнетом. Видно, от бывших хозяев этой халупы осталась. Вот она и смердит.

— Крышку на место. Притрусите. А теперь, товарищи, по местам! Курить запрещаю. Сержант, задержанного отведите к машине. Понятых прошу за мной.

Милицейский «газик» стоял за развалинами с таким расчетом, чтобы его нельзя было заметить с дороги, «Волга» Чижика — за кустами терна.

Час назад, когда стало ясно, что в перспективе вырисовывается бессонная ночь, Гафуров приказал Димке двигать домой, но встретил такой умоляющий взгляд, что в конце концов заколебался.

— Не имею я больше права держать тебя тут, — сказал он. — Мало того, что на работе выругают, так еще родители твои... Они же не знают, куда ты запропастился. Да и знали бы — немного радости.

Димка подумал, что родителям как раз не помешало бы знать, потому что они никак не могут понять, что сын давно вырос. До сих пор обращаются с ним как с ребенком.

— Хорошо, — махнул рукой майор. — Домой поедешь утром. Но имей в виду: язычок на крючок.

Так Чижик оказался в Лыськах.

— Это тот, за кем мы гнались? — шепнул он, показывая на Валиева.

— Тот, Дима, тот. А что?

— Обычный.

— Конечно, — сказал Гафуров. — Обычный. Рога у них не растут. А только этот обычный сегодня пытался пырнуть Гринько финкой.

Чижик невольно оглянулся вслед Валиеву и поискал глазами Гринько. «Ловкий мужик, — с завистью подумал он. — И, наверно, смелый — финки не побоялся. А если бы на меня?»

Понятые разместились на заднем сиденье и сразу же зашептались. Видно, их тоже заинтересовало ночное приключение, и теперь они делились впечатлениями. Чижик, не зная почему, подмигнул им. «А что, если попроситься? — вдруг подумалось ему. — Возьмут или нет? Конечно, в милицейских делах я мало что смыслю, но ведь шоферы и им нужны. Работать в милиции, конечно же, интересней, чем возиться с пассажирами. Особенно когда сядет такой себе франт, что и смотреть противно».

Над степью сгустилась ночь. Ветер шелестел шершавыми кукурузными листьями, раскачивал акации на бывшей хуторской улице. Вдали, над оврагом, висел щербатый месяц. Убаюкивало.

Гафуров тем временем думал о Валиеве. За долгие годы службы в милиции он насмотрелся на преступников самого разного рода. Одни, даже убедившись, что проиграли, все отрицали, вели себя нагло, надеясь таким образом скрыть собственное бессилие; другие пытались выгородить себя за счет соучастников; третьи впадали в транс, добавляя этим немало хлопот следствию. Были и такие, у кого хватало здравого смысла понять, что только искреннее признание может облегчить их участь.

Тенгиз Валиев вызывал у майора острое чувство отвращения. Конечно, не тем, что быстро «сломался» и дал согласие показать тайник на хуторе. Этому можно было только радоваться. Гафурова поразило другое. В горотделе, куда Гринько привез Валиева от Сташевской, между ними состоялся такой разговор:

— Вы уверены, что начальник цеха Горлач сам приедет за грузом?

— До сих пор не боялся.

— Он знает, что сын арестован?

— Олег? — Валиев презрительно фыркнул. — Теперь ясно, почему я не застал его у Валентины. Туда ему и дорога!

— Что ж вы так... о своем приятеле?

— Плевать я хотел на таких приятелей! Очень ему все легко давалось. Деньгам цены не знал, сыпал налево и направо... Где вы видели такого придурковатого? — Валиев хихикнул и вдруг дернулся: — Так это он? Он меня заложил? Ах ты ж...

— Оставьте эмоции, — сказал майор. — Его я еще и в глаза не видел. Легче стало?..

«Волчьи законы, — думал сейчас Гафуров. — Деньги, деньги... А еще говорят, будто у преступников существуют свои законы чести. Вот она, эта честь! Нет, нет у этих людей человеческой чести. Затоптана она в грязь, изувечена. Ради наживы готовы один другому в горло вцепиться. Он, видишь, знал цену деньгам. Каким? Своим горбом заработанным или украденным у честных работяг, у государства?»

А Димка Чижик не заметил, как заснул. Дали знать себя дорога, необычные переживания. Но и во сне он был на посту. Будто бы приказали ему залечь на краю дороги: «Охраняй! Твоя задача — подать знак. Ты хоть и чижик, но должен временно обернуться кукушкой. Сумеешь?» Димка заверил, что постарается, и все сделал на совесть, за что получил... тумака под бок.

— Дима, включай фары! Ну, что ж ты...

Чижик захлопал глазами, вглядываясь в напряженное лицо Гафурова, спросонок ничего не понял, однако послушно потянулся рукой к щитку.

Свет ударил между разваленных стен, выхватив черный квадрат открытого лаза, около которого, словно в стоп-кадре на киноэкране, застыли две фигуры. В то же мгновение их окружили оперативники во главе с Гринько. Все совершилось в полной тишине, было даже слышно, как в траве стрекочут цикады.

Димка выскочил из кабины вслед за Гафуровым, сгорая от стыда.

— Товарищ майор, сам не знаю, как сморило. Не думайте, что я слабак, я могу трое суток не спать. Слово чести!